ГЛАВА 2

РОУЗ

Он стонет и пыхтит, его живот шлепается о мой зад, когда он неуклюже вколачивается в меня.

— Да, Перри. О, боже, Перри. О, пожалуйста, Перри. Сильнее. Да, сильнее, Перри.

Я слышу себя. Звучит убедительно, и я должна выглядеть так, будто пребываю в экстазе. Но я ничего не чувствую. Я даже больше не чувствую себя грязной. Закрыв глаза, желаю сбежать из этого роскошного гостиничного номера и из этого момента. Момента, не поддающегося моему контролю, так как я являюсь женщиной, которую ненавижу. Но затем, погружаясь во тьму, я оказываюсь в единственном месте, где хотела бы быть. С ним. Внутренняя борьба ежедневно переворачивает мой разум, потому что, если я не пешка, пусть и щедро осыпаемая подарками, живущая в роскоши и с которой обращаются, как с богиней, я — пленница. Марионетка. Боксерская груша. Раба всего, чего он так желает. Будь то ад или некий иллюзорный рай, все это вне моего контроля и заставляет ненавидеть каждую жестокую часть моей жизни. Кроме тех редких украденных мгновений. Мгновений, когда меня не используют, как оружие, а он занят делами. Мгновений, когда я могу спрятаться и погрузиться в роскошь одиночества. Когда могу посмотреть любой старый фильм на Netflix и притвориться другим человеком, не запертым в этом богом забытом мире. Когда могу понежиться в ванне, поваляться в халате, есть нездоровую пищу. Когда я могу опустить свой защитный барьер и отключить мозг. Когда могу быть той, кто мне нравится, хотя бы временно. Эти моменты редки и драгоценны. Я живу ради них, вместе с воспоминаниями, которые храню глубоко запертыми, в безопасности от извращенной части моего разума. В безопасности от грязи. Но даже эти безмятежные мгновения, вырванные во времени, омрачены сознанием того, что они мимолетны. Всего лишь передышка. Не более чем дразнящий миг того, что могло бы быть, если бы я не была собой. Но я — это я. Извращенная, сломленная и пойманная в ловушку. Без надежды и помощи.

Я безучастно смотрю на спинку кровати, ритмичные шлепки о мою задницу вгоняют меня в некое подобие транса.

Я знаю момент, когда он кончит. Звук такой, будто кто-то душит кота, и я воспринимаю это как сигнал присоединиться к нему, обретаю свой голос и кричу. А затем его тело обрушивается мне на спину, придавливая меня к матрасу.

— Ты — богиня, — шепчет он мне на ухо, уткнувшись носом мне в шею, как ребенок, ищущий утешения. Я маскирую свое содрогание легким смехом, извиваясь, чтобы сбросить его с себя.

— Мне нужно в дамскую комнату, — говорю я ему, и он скатывается с меня и плюхается на кровать, все еще пыхтя, тяжело дыша и потея.

Я встаю и иду в смежную ванную гостиничного номера, закрываю за собой дверь и включаю душ. Избегаю смотреть на свое обнаженное тело в зеркале, не в силах взглянуть в лицо женщине, которой я являюсь.

— Я уже чувствую себя расслабленным, — говорит он с легким смешком. Как легко доставить ему удовольствие. — Ты творишь чудеса.

Я даю ему то, чего не может дать его чопорная, идеальная, полноценная жена. Или не хочет.

— Мне суждено было встретить тебя в том баре, Роуз.

Да, ему было суждено меня встретить. Но судьба не сыграла здесь никакой роли.

— И я так счастлива, что ты меня встретил.

Ступаю под водные струи и тянусь вперед, прижимая палец к стеклу и проводя им по скользкой поверхности, разрывая сплошную пелену тумана, разрывая совершенство. Теперь она — такая же, как и я. Разрушенная.

— Надеюсь, ты знаешь, насколько особенна для меня, Роуз. — Звук его приглушенного голоса, доносящегося из спальни, вызывает у меня ироничную улыбку.

Я особенная для него. Он хочет, чтобы я еще и чувствовала себя особенной. Я буду продолжать с ним трахаться. Но я здесь не для того, чтобы чувствовать себя особенной. Я здесь как приманка. Я здесь, чтобы ублажать его, пока его жена путешествует по миру, занимаясь благотворительностью, чтобы усилить кампанию своего мужа и сделать его мэром Майами. Она опрятная. Носит костюмы-двойки. Идеальная. С улыбкой, которая никогда не сходит с лица.

Она — всё.

Я — ничто.

Вымывшись, беру полотенце, чтобы вытереться, и слышу, как в комнате Перри Адамс разговаривает с кем-то. Телефонный звонок? Я подкрадываюсь к двери, выглядываю и прислушиваюсь.

— Мне нужно достать ему эту пристань, иначе я труп, а моя кампания — ничто без его кровавых денег. Ненавижу это говорить, но я на мели. Он нужен мне. — Перри шлепается задницей на кровать, вытирая вспотевший лоб. Судя по его виду, предполагаю, что стресса он больше не чувствует. — Находиться в кармане у Британца не идеально, но если он говорит, что ты ведешь с ним дела, значит, тебе никуда не деться. Вот так вот. У меня осталось шесть дней на то, чтобы достать ему пристань Байронс Рич или же вернуть пятнадцать миллионов. Деньги потрачены. Меня не волнует, что для этого потребуется, доставь Джепсонов на самолете обратно в Штаты, чтобы они могли подписать контракт.

Он вешает трубку, и я тихо закрываю дверь, кусая нижнюю губу. Британец? Пристань? Кампания Перри финансируется Дэнни Блэком? Я никогда не видела этого человека. Да и не хотела бы. Он печально знаменит. Смертоносно. Убивает ради интереса. Сын Карло Блэка, судя по всему, возглавляет мафиозную семью, пока его отец лечится от неизвестной болезни. В наши дни меня мало что удивляет, но Перри Адамс, уважаемый, симпатичный адвокат, связался с таким мужчиной, как Дэнни Блэк?

Я устремляюсь к зеркалу, заслышав, как он направляется в ванную, беру зубную щетку и пихаю ее в рот. Дверь открывается. Я смотрю на него в отражение. Он выглядит встревоженным, но пытается скрыть это за ослепительной улыбкой.

— Роуз. — Он становится позади меня, опуская подбородок мне на плечо. — Я должен уйти.

Я надуваю губки, изображая разочарование. Этот номер роскошен и полностью в моем распоряжении, пока он не трахает меня здесь, как развратное изголодавшееся по сексу животное. Я вольна баловать себя. Но меня никогда не оставляют одну. Я никогда по-настоящему не бываю свободна.

— Когда я увижу тебя снова? — спрашиваю я, потому что это именно то, что я должна делать.

— Я вернусь позже этим вечером.

Моя челюсть сжимается.

— Идеально. — Я поворачиваюсь к нему и целую в щеку. — Буду ждать с нетерпением.

Он выходит из ванной, и через несколько мгновений я слышу, как закрывается дверь. Сейчас самое подходящее время, чтобы воспользоваться одним из тех редких и драгоценных моментов. Набрать ванну. Побаловать себя обедом в номер. Попереключать каналы и посмотреть что-нибудь умопомрачительное. Но...

Я иду в спальню и сажусь за письменный стол, доставая из-за лампы камеру. И звоню ему.

— Роуз. — От его голоса мой язык будто ватный, а горло перехватывает.

— У меня еще одно видео.

— У нас много видео. Мне нужна информация. Ты пробыла там две недели, и у тебя нет ничего, кроме записей, на которых он тебя трахает, а я не могу воспользоваться ими, не уничтожив твоего прикрытия. Выйди с ним куда-нибудь. На публику.

— Он слишком осторожен. Он не рискнет быть замеченным.

— Найди способ.

— Я не… — В дверь номера стучат, и я поворачиваюсь на стуле. — Кажется, он вернулся.

— Открой дверь, Роуз. Я отправил тебе обслуживание в номер.

Я смотрю на деревянную дверь, тихонько выдыхая через нос, чтобы он не услышал, как я настораживаюсь. Обслуживание номеров? Конечно.

С того дня, как этот человек купил меня, он не заказывал мне обслуживание в номер. Он ничего не делал для меня без личного мотива. И это не изменится. Я встаю, прижимая полотенце к телу, иду к двери, открываю ее и обнаруживаю тележку, заставленную тарелками и столовым серебром.

— Спасибо, — говорю я в трубку, глядя на парня, который доставил мне еду в номер. Я смотрю ему прямо в глаза, он отводит кулак назад, и я резко отворачиваюсь, но кулак настигает меня, вонзаясь в спину. Удар выбивает из меня воздух, и я инстинктивно сгибаюсь, чтобы справиться с болью. Десять лет я была во власти голоса из телефона. Синяки, порезы. Боль была моим постоянным спутником. Физически? Я не уверена, сколько еще смогу вынести. Психически? Психически я слишком долго была ничтожеством, чтобы знать свои границы. Существует только безнадежность.

Я выпрямляюсь и разворачиваюсь обратно, зная, что именно этого от меня и ждут. Больное чувство благодарности или что-то столь же абсурдное.

— Я слышала его разговор по телефону, — говорю я в трубку. — Он говорил о Британце и пристани. Блэк финансирует политическую кампанию Перри.

— Так-то лучше, — говорит он мрачным и смертоносным голосом. — Продолжай в том же духе.

Он вешает трубку, и его миньон поворачивается и уходит, оставив тележку.

Я снимаю крышку с тарелки.

И смотрю на фотографию мальчика. Моего мальчика. Он катается на велосипеде в парке. Это награда за мое послушание. Но потом я вижу его. Человека в черном. Он не один. Он не в безопасности. Безопасность моего мальчика — это иллюзия, напоминание о том, что он контролирует меня. И пока я выполняю, что мне велено, мой сын будет в безопасности.

Будто мне нужно напоминать, почему я в этом аду.

Я падаю на пол и обнимаю колени, пытаясь унять боль. Душевную боль.