Изменить стиль страницы

— Вы не кажетесь удивленной, увидев меня.

— Нет.

— Почему?

— Мне всегда было интересно, когда вы появитесь. Как вы нас нашли?

Я достаю из сумочки конверт.

— Это дал мне мой жених.

Опять же, мысль о том, что Дэнни ко всему подготовился, не дает мне покоя. Я не хочу верить, что он добровольно пошел на смерть, чтобы спасти меня, но все факты, говорят об этом. Эрни, Нокс, теперь мой сын. Он был готов пожертвовать собой ради меня. И я ненавижу его за это.

— Хилари, — начинаю я, и она хмурится. — Это имя указано в свидетельстве о рождении Дэниэла. Полагаю, оно поддельное. Но это ваше имя, да?

Ее голова отвешивает легкий кивок.

— А вас как зовут?

— Роуз.

Обернувшись к дому, как бы тщательно обдумывая что-то, она указывает на дверь.

— Проходите.

— Дэниэл там?

Она идет к входной двери, оглядываясь назад.

— Он на футбольной тренировке.

Странно, но часть меня чувствует облегчение. Часть разочарована. Я хочу его увидеть и не хочу. Но только потому, что знаю, визуальное подтверждение того, что Дэнни действительно нашел моего сына, может меня прикончить.

Я следую за Хилари и ступаю в светлую прохладу прихожей, позволяя Хилари направить меня на кухню — огромное квадратное пространство с диванами, обеденной зоной и дверью, выходящей в огромный двор. Позади установлены футбольные ворота, перед ними на лужайке разбросано несколько мячей. Не сводя глаз с мячей, опускаюсь на стул у стола.

Ко мне пододвигают стакан с водой. Чувствуя сухость в горле, делаю глоток.

— И что теперь? — спрашивает она, присоединяясь ко мне за столом.

Я поднимаю взгляд от стакана, задаваясь тем же вопросом.

— Не знаю, — признаюсь я. — Но я бы хотела познакомиться со своим сыном.

— Познакомиться с ним?

— Да. Вы купили моего ребенка на черном рынке. Ему было несколько минут от роду, когда его оторвали от моей груди, и больше я его не видела. Не проходило ни дня, ни минуты, чтобы я не думала о нем.

Она сглатывает, и я вижу чувство вины, которое в ней, вероятно, копилось годами. Она выглядит здоровой, приличной на вид женщиной. Но она не задумывалась о том, что я потеряла, только о том, что приобрела она.

Хилари качает головой.

— Вы неправильно поняли. Я ожидала, что вы заявитесь сюда с оружием, угрожая забрать его. Но вы хотите познакомиться с ним?

С оружием. Я мотаю головой, чтобы избавиться от вспышек выстрелов, бомбардирующих мой разум.

— Я не заблуждаюсь, Хилари. Я никогда не была матерью. Честно говоря, я не знаю, с чего начать, но очень хочу попробовать.

Нельзя просто взять и отобрать его у нее. Я сама была на ее месте, всего после нескольких минут с ним испытывала агонию. Хилари провела с Дэниэлом десять лет. Она знает, что делать. Посмотрите на нее, она идеальна. И посмотрите на меня. Абсолютное несовершенство. Облегчение от того, что все эти годы мой мальчик был с кем-то, кто так сильно его любит, не позволит мне перевернуть его жизнь с ног на голову.

— Он знает обо мне?

Она опускает взгляд, будто стыдясь.

— Я столько раз думала о том, чтобы рассказать ему. Но потом... — Ее глаза наполняются слезами. — Что, если бы вы никогда не появились? Что, если бы вы были мертвы?

Она прикрывает ладонью рот.

— Я желала, чтобы вы были мертвы, — хрипит она, и я киваю, странно понимая.

Иногда я сама желала умереть. Внезапно Хилари встает и направляется через кухню к холодильнику. Открыв дверцу, она вытаскивает бутылку белого вина.

— Надеюсь, вы не против.

Я улыбаюсь про себя.

— Я бы присоединилась к вам, если вы не против.

Она мешкает, прежде чем отвинтить крышку, и внимательно смотрит на меня.

— Вы такая спокойная.

— Шторм миновал, — говорю я ей, пока она наливает два бокала. — Теперь я пытаюсь убрать оставшиеся после него разрушения.

— Я так виновата. — Ее губы дрожат. — Признаюсь, я всегда думала о вас плохо. Говорила себе, что вы никчемная и не любили его. Наркоманка, пустое место. Я никогда не думала о вас как о матери, даже как о порядочном человеке. Так было проще.

Опустившись на стул, он выпивает, по крайней мере, половину своего вина.

— Я так отчаянно желала стать мамой. Шесть выкидышей, один мертворожденный. Процедура усыновления была такой сложной, а бюрократическая волокита нелепой. Нам отказали. Нам.

Она недоверчиво смеется, бросая на меня умоляющий взгляд.

— Я просто хотела быть мамой. — Она накрывает ладонью мою руку, лежащую на столе, умоляюще сжимая. — Пожалуйста, не забирайте его у меня.

— Я тоже отчаянно жажду быть мамой, — говорю я в ответ, и она резко вдыхает. Это все, что мне нужно сказать. Все, что следует сказать.

— Тогда вы ей будете. — Она сглатывает, моргая сквозь слезы. Мой сын не знает никого, кроме этой женщины, которая любит его. Я бы никогда не смогла отобрать ее у него.

На короткое время воцаряется тишина, мы обе погружены в мысли, обе выпиваем столь необходимое нам вино.

— Я боюсь, — признаюсь я.

— Боитесь?

— А если он меня не примет?

Уверенная улыбка расцветает на ее лице.

— Дэнни — самый рассудительный, мудрый и добрый десятилетний мальчик, которого я когда-либо знала. У него благородное сердце, Роуз. Он вас не отвергнет.

Дэнни. Его зовут Дэнни. Боль режет ножом, и не только из-за имени. Мне больно из-за того, как много она знает о моем мальчике. И больнее то, сколько я о нем не знаю.

Я смотрю мимо Хилари, когда слышу, как подъезжает машина.

— О, это они. — Она вскакивает, в панике одергивая фартук.

— Они?

— Дэниэл и мой муж.

Я тоже вскакиваю.

— О, боже. — Я ставлю бокал на стол и следую примеру Хилари, возясь со своей одеждой. — Мне нужно идти. Сейчас не подходящее время. Вы должны рассказать ему обо мне.

Я оглядываюсь в поисках пути отступления.

Хилари хватает меня за запястье, останавливая бегство, и я в шоке смотрю на нее.

— Вы должны хотя бы познакомиться с моим мужем. — Она распрямляет плечи, ее внутренняя сила растет. — Я отправлю Дэниэла наверх, чтобы мы вместе обсудили, как действовать дальше. Я достаточно долго медлила. Вы подождете здесь?

Она направляется к входной двери, будто не оставляя мне выбора, и я опускаюсь на стул и отодвигаю от себя вино, выбирая вместо него воду. Слышу, как закрывается дверь. Слышу голос мужчины, затем неопровержимый звук того, как он приветствует Хилари поцелуем.

— Почему бы тебе не принять душ? — обращается Хилари к Дэниэлу. — Переодень грязную футбольную форму. Сперва, сними бутсы.

— Хорошо, — юный и нежный голосок, пробуждает во мне бурю эмоций, и я слышу, как его бутсы со стуком падают на пол. Те бутсы с фотографии, которые висели у него на плече. Затем его громоподобные шаги устремляются вверх по лестнице.

Я смотрю на деревянный стол, и меня начинает трясти. Из коридора доносится приглушенный шепот: Хилари явно ставит мужа в известность. Я в напряжении жду, пока он не входит на кухню. Седые волосы, старомодные очки. Отец Дэниэля. Он ничего не говорит. Просто кивает, делает вдох и снова выходит из комнаты. В его глазах стояли слезы. Ему требовалось визуальное подтверждение моего существования.

Следующие пятнадцать минут в голове крутится вопрос за вопросом. Я размышляю, что мне делать, если муж Хилари не будет таким дружелюбным и приветливым. Выставит ли он меня вон. Когда и как они скажут Дэниэлю. Сколько еще мне придется ждать встречи с ним. Я услышала его голос, и боль внутри только усилилась. Отвергнет ли меня мой сын. Или что я буду делать, если он меня обнимет. Не думаю, что действительно готова к этому. Я думала, что готова. Но теперь жутко нервничаю. Поэтому, услышав, как открывается дверь, молнией вскакиваю со стула, покрываясь испариной, мое сердце бешено колотится, снова и снова сильно ударяясь о грудь. Я ожидаю увидеть Хилари с мужем. Но нет.

— О, боже, — выдыхаю я, пытаясь стабилизировать сердцебиение.

На кухню входит мальчик, и я лишаюсь способности дышать. Слепо тянусь к столу, чтобы удержаться в вертикальном положении, а он смотрит на меня с интересом, о котором я не знаю, что и думать. Разум требует, чтобы я что-то сказала, но я молчу. Ошеломленная. Переполненная эмоциями. Не только потому, что передо мной стоит мой малыш — мальчик, который вот уже десять лет снится мне каждую ночь. А потому, что на этой планете не найдется ни одного человека, который мог бы отрицать, что он мой. Я видела фотографии, но они всегда были сняты издалека. У меня никогда не было возможности восхититься его внешностью. Все в нем — это я. Темные волосы. Насыщенный цвет глаз. Цвет лица, линия подбородка, нос. Даже его ресницы — длинные и девчачьи. Если бы я не знала лучше, то спросила бы, принимал ли вообще другой человек участие в его создании. И я полна благодарности за эту маленькую милость. Он не похож на монстра.

Мои колени начинают стучать друг о друга, эмоции момента зашкаливают. Я опускаюсь на стул, с которого только что вскочила, нуждаясь в чем-то для поддержки.

— Не возражаешь, если я сяду?

Снова и снова я планировала то, что ему скажу. Мечтала найти его и обнять, поцеловать в голову и сказать, как сильно его люблю. Сейчас я не способна ни на что, и мне, в принципе, кажется это неуместным. Интересно, где его родители, но я лишилась дара речи, чтобы спросить об этом. Интересно, о чем он думает, но не смею спросить. Он стоит в красной пижаме с изображением героев «Звездных войн». Волосы мокрые, личико чистое. Я никогда не видела ничего настолько прекрасного.

— Где твои родители?

Он пожимает плечами, и я смотрю мимо него, мучаясь в сомнениях. Должна ли я позвать их? Должна ли уйти?

— Кто вы? — спрашивает он.

Я сглатываю, во рту так пересохло.

— Роуз. Я подруга твоей мамы.

— Я никогда вас раньше не видел.

— Тебе нравятся «Звездные войны»? — выпаливаю я, лихорадочно переводя тему.

Его маленькие губки слегка кривятся, когда он шлепает босыми ступнями ко мне и выдвигает стул. Ножки громко скребут по кафелю, и я съеживаюсь, Дэниэл, кажется, не замечает противного звука.