Изменить стиль страницы

Глава 8 Нокс

8 лет назад

Трудно бороться со своей одержимостью рядом с Дав. Потребность отметить ее как свою непреодолима. Я продолжаю думать о том, как заявить на нее права. Чтобы весь мир знал, что я был ее первым, и я так же буду ее последним.

Она неуклюже сосет мой член, но мне это все равно нравится. Ее маленький ротик обхватывает кончик моего члена, доверчивые глаза находят мои, пока она сосет и облизывает меня. Я хочу большего, поэтому я хватаю ее за волосы и толкаюсь глубже в ее рот. Я всегда буду хотеть большего, чем она захочет мне дать. Но если Дав не хочет, чтобы ей причинили боль, она позволит мне это сделать.

— Где ты хочешь, чтобы он оказался далее? — Я почти хрюкаю от смеха, когда ее глаза выпучиваются, утягивая меня все глубже и глубже, пока она не давится. Я высвобождаю свой член, и она брызжет таким количеством слюны, что этого зрелища почти достаточно, чтобы заставить меня кончить. — Скажи мне, маленькая птичка. Скажи мне, где ты, черт возьми, хочешь, чтобы он оказался.

— В моей киске, — выдыхает она. — Пожалуйста, я больше не хочу быть девственницей, Паркер.

— Покажи мне!

Мои слова не что иное, как шипение, когда я двигаюсь вниз по ее телу. Она раздвигает для меня ноги, красиво и широко, и я располагаюсь у края ее нетронутого входа. Я хочу ее. Я собираюсь трахнуть ее. И я убью любого мужчину, который посмеет претендовать на нее после меня.

Ее полные страха глаза находят мои, когда я потираю головкой члена ее сладкие половые губки. Я знаю, что она напугана, но я не даю ей никаких утешений, никаких слов поддержки. Она может справиться с чувством вины и стыда самостоятельно. Я здесь не для этого, я здесь между её ног по трем причинам, и двумя из них еще предстоит воспользоваться.

— Ты готова для меня, маленькая птичка? — Она кивает, впиваясь зубами в нижнюю губу, а ее глаза умоляют меня взять еще больше, чем у меня уже есть. — Скажи мне, что твоя киска моя. Навсегда.

— Твоя, — хрипло произносит она. — Твоя, навсегда, Паркер…

— Тебе лучше, блядь, не врать, — шиплю я, играя с ней, вытирая предварительную сперму с моего члена ее влагалищем, ухмыляясь ей, когда она стонет. — Потому что я выслежу тебя… Я знаю, кто ты, где ты живешь. Теперь тебе никогда не сбежать от меня, маленькая птичка.

— Я и не хочу. — Ее слова меня возбуждают. Она добровольно отдаёт мне себя в жертву. Мне это чертовски нравится. — Возьми меня, пожалуйста, Паркер, я хочу отдать тебе свою девственность… Возьми… Я хочу, чтобы это стало твоим.

Со стоном я толкаюсь в ее сочащуюся влагу. Она напрягается, когда её киска растягивается вокруг меня, ее стенки отчаянно пытаются вместить меня, но этого, блядь, не происходит. Я слишком большой для нее. Я собираюсь разорвать ее нахрен.

— Ты готова к этому? — Рычу я. — Будет больно… — Я не заинтересован в том, чтобы облегчить ей задачу. Мне это нравится. Запах ее страха, вкус ее пота, крови и слез. — Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я причинил тебе боль.

— Сделай мне больно, — выдыхает она в отчаянии. — Пожалуйста, Паркер, сделай мне больно…

Я даю ей то, чего она просит. Одним движением бедер я погружаюсь в нее на всю длину. Она кричит, но мне насрать. Я слишком далеко зашел в своей одержимости, чтобы заботиться о том, чего хочет моя жертва. Все, что имеет значение, это доставлять удовольствие моему члену, подпитывать мою зависимость. У меня есть аппетит, и я собираюсь использовать свою маленькую птичку, чтобы утолить его.

— Больно, — кричит она. — Пожалуйста, Паркер! Это больно!

— Мне насрать, — рычу я, снова и снова заставляя себя входить и выходить из нее.

Сейчас конечно трудно насрать, когда я так близок к эйфории, когда ее отчаяние так охуительно сладко на вкус. Стенки ее киски сжимаются, удерживая меня в плену в ее влагалище. Я ни за что, черт возьми, не остановлюсь сейчас.

— Просто прими меня. Скажи мне, как это хорошо для тебя.

Она кричит, но не пытается остановить меня. Вместо этого ее маленькие пальчики перебирают пряди моих волос, хватают меня, держась за свою жизнь, пока я трахаю ее жестче, грубее, злее. Каждый толчок моих бедер отмечает ее. Каждый раз, когда я толкаю свой член глубже, она кричит от боли. С каждой проходящей секундой моя одержимость растет.

Пока я, наконец, не выхожу. Она плачет от отсутствия чувства наполненности, обвиняющие глаза встречаются с моими.

— Не останавливайся, Паркер…

— У тебя осталась одна дырочка, — ворчу я. — Я беру её следующей.

— Нет, п-пожалуйста. — Теперь она заикается, бледнеет с каждой секундой. — Ты уже так много взял у меня… Пожалуйста, не бери больше.

— Я возьму все, что, черт возьми, захочу, — шиплю я. — Ты моя. Повтори это для меня.

— Я… — Она прикусывает нижнюю губу. Я вижу, как она волнуется, когда смотрит на меня. Она напугана. — Пожалуйста, я…

— Скажи это! — Требую я.

— Я твоя.

— Навсегда?

— Для… — Она сглатывает. — Навсегда, Паркер…

Я хватаю ее, переворачиваю на живот и подкладываю под нее подушку. Я плюю на ее задницу, наблюдая, как слюна стекает между ее булочек, ее кожа такая бледная и красивая, совершенно нетронутая. Я хотел бы оставить больше следов, и желание вырезать свое имя в ней растет.

Я болен. Я не должен думать об этом дерьме, и я уже одержим кем-то другим, своей сводной сестрой. Дав просто гребаная малышка. Она этого не заслуживает. Он не заслуживает того, чтобы я причинил ей боль. Однако все это не помогает. Я все еще хочу ее, и прежде чем я могу передумать, я размазываю слюну по ее крошечной попке, делая ее влажной, прежде чем начать массировать ее дырочку кончиком пальца.

— Раньше ты была невинна, — бормочу я. — Но не сейчас, не после того, как я закончу с тобой.

— П-пожалуйста, — умоляет она, когда я хватаю ее за горло, поворачивая ее голову так, что она вынуждена смотреть на меня. — Пожалуйста, Паркер, не делай мне больно.

— Несколько минут назад ты умоляла об обратном, — жестоко напоминаю я ей. — Что лучше, маленькая птичка? Боль или отсутствие боли? — Спрашиваю её, проталкивая в нее палец.

Она не отвечает, просто мяукает в ответ, но я слишком далеко зашёл, чтобы остановиться. Вместо того, чтобы ждать, пока Дав примет решение, я поднимаю свой член и с силой вгоняю его в нее, становясь все тверже и сильнее по мере того, как я проталкиваюсь глубже. Я беру и эту вишенку. Она кричит, когда я наполняю ее, мой член растет внутри неё, пульсируя в унисон с ее отчаянием.

Я знаю, ей больно. Кажется, она то приходит в сознание, то теряет его, ее тело обмякло под моим. Но все же этого недостаточно, чтобы остановить меня. Я трахаю ее так, словно это мой последний раз. У меня нет жалости к этой девушке. Я не могу позволить себе проявлять милосердие, потому что это означало бы, что мне не все равно, а мне ни до кого нет дела.

Я продолжаю, пока ее стоны и крики не становятся все тише и тише. И когда я, наконец, кончаю в ее узкую маленькую дырочку, она даже не отвечает. Она ушла куда-то в свою голову, в темное место, где все в порядке, и монстр из ее кошмаров не держит ее в плену на этой кровати.

Наполнив ее задницу, я наконец заставляю себя выйти. Тогда я смотрю на нее, действительно смотрю на нее, ее тело в синяках от силы, с которой я ее трахал. Ее маленькая дырочка сочится моей спермой. Даже не разговаривая с ней, я знаю, что она сломлена. Она проведет остаток своей жизни в поисках знакомых ощущений. В поисках того же, что я дал ей сегодня вечером, в поисках надвигающейся тьмы, которая будет висеть вне пределов ее досягаемости, пока она жива. Но она никогда не найдет без меня этого снова.

Я заставляю себя отстраниться, когда она со стоном открывает глаза. Ей, должно быть, очень больно. Я хочу ненавидеть себя, но я этого не делаю. Не тогда, когда было так чертовски приятно забрать это всё у Дав.

Теперь мне пора уходить. Я не могу оставаться здесь, не после того, что я сделал. Я не могу рисковать, давая ей ложную надежду. Она уже влюблена в меня, то, что я только что сделал, только ухудшит ситуацию. Я не хочу ее уничтожать. Я просто хотел взять что-то красивое и разрушить это.

Когда разбитый взгляд Дав находит мой, я знаю, что добился успеха.

***

Я помню, как трахал ее, как будто это было вчера. В тот день, когда я лишил Дав девственности, я не знал, насколько глубоко уже зашла моя одержимость. Я буду бороться с этим еще несколько месяцев. Месяцами, не зная, кто та настоящая женщина, которую я хотел для себя. Но теперь всё иначе. Теперь я уверен.

Дав Кентербери это то, что мне нужно.

Со стоном просыпаюсь от воспоминаний, моя рука сжата в кулак вокруг моего члена. С добрым утром блядь. Мне удалось вернуться в мотель, и я заснул в одежде поверх покрывала. У меня раскалывается голова, и я совершенно измучен.

Сегодня не день моей голубки, а рабочий день, и я чертовски боюсь этого. Я должен поговорить с этим старым ублюдком Ходжем, который купится на любую чушь, которую я ему скормлю. Он до сих пор не знает, что я причина смерти его дочери.

Я не жалею о многих вещах, но я сожалею об убийстве Мариссы. Она не заслуживала смерти, она стала жертвой моего собственного гнева. Тогда я не мог видеть прямо. Все, что имело значение, это красный туман, который опускался каждый раз, когда я думал о своем близнеце. Марисса была сопутствующим ущербом. Но Ходж все еще не хочет признаться самому себе, что я причина смерти его единственной дочери.

Иногда я думаю о том, чтобы рассказать ему. Темная, порочная сторона меня хочет сделать это. Хочет наказать этого человека, который делал для меня только хорошее. Меня от этого тошнит. Я беру что-то красивое, кручу и пользую до тех пор, пока оно не перестает быть красивым. Я сделал это с Мариссой. Я пытался сделать это с Джун. И теперь я делаю это с Дав моей единственной навязчивой идеей, от которой я никогда не мог по-настоящему избавиться.

Поднимая телефон, я вижу несколько пропущенных звонков от Ходжа. Я перезваниваю ему, готовясь к его жизнерадостности. Это такой резкий контраст с черной дырой, которая заменяет мне сердце, что мне нужно мысленно подготовиться к этому.