Быстро покончив с супом, Максим придвигает к себе тарелку с мясом и гарниром.

- Не возражаешь? - он кивает на мою нетронутую бутылку с соком.

Я качаю головой, и Масяня щедро выливает себе в стакан чуть ли не половину бутылки.

- Пивка бы сейчас, - мечтательно вздыхает он, разрезая бифштекс и рассматривая нанизанный на вилку кусочек.

- Что-то вы, Максим Леонидович, заскучали на французской-то земле, - ехидно произношу я. – Обжорство, пьянство… Там, глядишь, и до случайных связей с незнакомыми женщинами дойдет…

- Ой, кто бы говорил, Валет, - качает головой Масяня.

Я строю невинную физиономию, чем ожидаемо забавляю Максима.

- Ладно, Серега, - он откладывает вилку и откидывается на стуле, - раз уж ты о скуке вспомнил…

- Это я просто к слову, - тут же настораживаюсь я, зная Масянину любовь к различным провокациям и помня, как недавно попался на его Ютьюбовскую удочку.

- Ты мне скажи, - не обращая внимания на мои слова, произносит он, - чем удивлять собираешься? Чемпионат ведь еще не закончился…

- Ну-у… Вы же мою произвольную видели, - неуверенно тяну я, не понимая, к чему он клонит.

- Не я один. Ее все видели. И?..

- И… Что?

Он крутит в руке нож, подняв его к свету, ловит в отражении лезвия солнечный зайчик и направляет его на меня.

- Да так… - Таранов переводит взгляд с ножа и таращится прямо на меня, - Есть мнение, Сергей… Не знаю, как по отчеству…

- Владимирович, - машинально подсказываю я.

- Сергей Владимирович, - кивает он, - что ты на лаврах почивать изволишь, простоты ищешь, там, где ее быть не должно…

- Э-э-э… Что?

- Короче, обленился ты, Ланской, - он бросает нож обратно на скатерть и грозно скрещивает руки на груди. – И программа твоя – на семьдесят процентов твоих возможностей. Вместо необходимых ста десяти.

Я нахмуриваюсь, переваривая услышанное. Потом сердито поднимаю глаза.

- Это кто так решил?

- Это видно без очков, Серж. Всем, кроме твоего прекрасного тренера, которая в тебе души не чает и готова потакать тебе в любой мелочи.

Ах вот оно что! Опять старая песня затянулась…

- Передайте Тихоновой, - говорю я, усмехаясь, - что я своих решений не меняю.

Таранов молча мерит меня взглядом. В ответ на его грозный взор из-под тонких очков в золотой оправе я смотрю на него спокойно и дружелюбно. И это срабатывает.

- Умный, да? Ладно, так и передам, - внезапно просияв и расслабившись заявляет он. – Мое дело – услужить уважаемой женщине, а ты волен поступать как знаешь.

- Спасибо за откровенность.

- Не за что.

Он снова принимается за свою еду. А я начинаю подумывать, как от него слинять. Потерпев неудачу в первой попытке, Масяне ничего не стоит предпринять вторую.

- Но то, что я тебе сказал, Валет, - чавкает он с набитым ртом, - правда. Рекомендую прислушаться.

Уже, было, начав подниматься, я снова сажусь на место.

- Максим Леонидович, говорите на чистоту, что нужно? Со мной ведь можно и договориться по-хорошему, совсем не обязательно пугать или ломать об колено.

Он исподлобья смотрит на меня, потом, вздохнув, лезет в карман пиджака.

- На…

Передо мной на скатерть ложится клочок бумаги, исписанный каракулями.

- Что это?

Таранов кивает головой, смотри, мол, сам.

Беглого взгляда мне хватает, чтобы понять, что это, по сути, пропуск в рай. Или смертный приговор. Тут уж как повезет.

Покрутив бумажку в руке, я отодвигаю ее от себя подальше.

- Это из области фантастики.

- А вот и нет, - Масяня вытирает рот салфеткой и наклоняется ко мне через стол. – Это, Серега, твое будущее. Если, конечно, ты до него сможешь дотянуться. Или, - он стучит пальцем по бумажке, - это может уже сейчас стать твоим настоящим. И тогда…

Я с сомнением качаю головой и еще раз смотрю на выведенные мелким почерком символы.

- Пять четверных в одной программе, два каскада и триксель… Да вы смеетесь…

- Скажи мне, что ты не способен на это, и я оставлю тебя в покое.

Он сцепляет ладони на животе, вальяжно развалившись на своем стуле.

Я с сомнением смотрю на него, качаю головой, открываю было рот… Потом закрываю… Сжимаю зубы… И придвигаю к себе злосчастную записку.

Передо мной расписанная по элементам произвольная программа. Местами с исправлениями. Несколько стрелок показывают, что здесь что-то нужно поменять местами, а что-то передвинуть в конец или в начало. В том, как все подсобрано, чувствуется рука опытного тренера.

Вступление. Раскатка и - тройной аксель. Ну, здесь ничего неожиданного. Девяносто процентов фигуристов начинают свою программу с этого прыжка. Дальше. Каскад четверной лутц двойной риттбергер. Исправлено. Изначально риттбергер был тройной. Но даже так этот каскад выглядит достойно. На столько, что даже следующий прямо за ним тройной флип совершенно не обесценивает картину. Ну, а потом идет совсем уж страшное. Четверной риттбергер. Прыжок сложный, не у всех даже тройной стабильно выходит. Но мне он по силам, я знаю. Как знает это и тот, кто это все рисовал… За ним – дорожка шагов, тройной сальхоф для затравки и, наконец - четверной флип. Спорно. Флип я не люблю и себе бы как раз поставил сначала его, а потом уже, после дорожки, риттбергер… Я поймал себя на том, что невольно обдумываю, как стану катать эту программу, так словно это уже принятое решение. Масяня, черт тебя подери, провокатор… Вращения… Ну тут ясно… Следующий элемент – четверной сальхоф. Фантазер… Кто бы ты ни был… Ладно. Потом вторая дорожка и за ней каскад тулупов четыре-три… Хотя, тройной тулуп я бы лучше прицепил к сальхофу, там скорость выезда больше, и вообще, мне так комфортнее… Не могу объяснить почему… В конце - комбинация вращений… Финал…

Почерк мне незнаком, да это и не имеет значения…

Потому что смотрится все очень эффектно.

- Это программа олимпийского чемпиона, - бормочу я. – Причем – следующего сезона.

Масяня искренне радуется.

- Я знал, что тебе понравится, - хлопает в ладоши он.

- Кто-то взломал почту Юдзуру Ханю? – интересуюсь я.

Максим закатывает глаза и растягивает рот в улыбке.

- Юдзуру сейчас как раз больше на четверной аксель налегает, - говорит он. – Но, скажем так, ему такая программа тоже была бы интересна.

- Не сомневаюсь… - я еще раз просматриваю написанное и поднимаю глаза на Таранова. – Нет.

- Валет!..

- Я не потяну пять четверных. Физически. Я и после трех-то еле на ногах держусь…

- А пять и не нужно… - Максим с коварной улыбкой сверкает в мою сторону очками. – Сделай четыре.

Легко сказать…

- Между прочим, - продолжает он свои дьявольские соблазнения, - твоя подруга Шахова уже делает четыре квада в программе. Пока только на тренировках, и не всегда стабильно, но…

- Танька к этому рвется уже больше года. Все забросила, только прыжки приземляет.

- Не уходи от темы, - перебивает меня он. – И не строй из себя девочку. Вот не поверю ни разу, что тебе слабо.

- Не знаю…

- Ланской, вытри сопли. Прими решение, как мужик. Будешь катать?

- Да!

Ответ вырывается у меня раньше, чем я успеваю его как следует обдумать.

- Молодец, - поведя бровью констатирует Масяня.

- Четыре, - уточняю тут же я, - с тройным риттбергером и каскадом сальхоф-тулуп.

- Заметано… Когда?

- Сегодня на вечерней тренировке.

- Ну вот и договорились.

Таранов вытирает кончики пальцев о салфетку и упирается руками в стол.

- Максим Леонидович!..

Дернувшегося было уйти Масяню мне приходится довольно настойчиво и не очень вежливо окрикнуть. Но он не обижается, прекрасно поняв, что поторопился. Снова приняв свою вальяжную позу, он одаривает меня заинтересованным взглядом.

- Сколько моя доля, - без обиняков спрашиваю я.

- Пять, - тут же отвечает Макс.

- Нифига, - качаю головой я. – Десять.

- Не наглей, Валет.

- Хорошо, восемь, - легко соглашаюсь я. – По две за каждый квад.

Максим, прищурившись, склоняет голову набок.

- Олимпиаду ты еще не выиграл, а цену уже ломишь, наглец…

- Мне есть с кого брать пример.

- Ладно… - он машет на меня рукой. - Но ты обеспечишь лопухов. Надо же с кого-то хоть что-то стрясти…

- Обеспечу. Только чужих. Своих мы не трогаем, - уточняю я.

- Обижаешь, - расплывается в улыбке Макс.

- Ваше счастье, что Нинель сегодня вечером не будет, - произношу я, невольно понизив голос.

- Наше, дружок, наше счастье, - усмехается Масяня, вставая. – Давай до вечера. И зови гостей.

Оставшись один, я допиваю остатки сока и хмуро пялюсь на оставленную мне Максимом бумажку.

Муракова я не боюсь. Артур тоже не опасен. К тому же… Я не уверен, но они оба, или кто-то один точно могут быть в доле с Масяней. А вот Нинель, если узнает, прибьет меня как муху.

Особенно, если я провалю то, во что ввязался…

Да, иногда мы так делаем. Никто вам никогда в этом не признается. Тем более, не расскажет подробностей, не раскроет имена организаторов и основных бенефициаров. Но действительность от этого не поменяется. В конце концов, мы все рано или поздно становимся профессионалами и начинаем кататься не за зарплату, а за гонорар. А здесь такая возможность отхватить большой куш, быстро и чисто. Тотализатор – это вообще очень весело. Для всех. Кроме того, кто вынужден изображать скаковую лошадь.

Стою у калитки. Готовлюсь. Нервничаю. Дышу ровно и глубоко, как учили.

Внешне все выглядит как обычная тренировка. Лед освещен слабо, но достаточно, чтобы на нем не заблудиться. Вместо усиленной музыки через медиасистему стадиона мы пользуемся своими колонками и телефонами. Тренеры и хореографы точно так же стоят вдоль бортика, разглядывая твои движения, шаги и элементы и давая указания. Разве что зрителей значительно больше чем всегда. Формально, на тренировку можно проходить свободно, но тогда бы здесь всегда творилось паломничество, потому что на нас ходили бы смотреть как на дрессированных обезьян в бесплатном зоопарке. Поэтому вход в здание, через которое только и можно попасть на стадион, закрыт. Для праздно шатающейся публики, разумеется. Те, кому надо – все уже здесь.