Возражать я, понятное дело, не собираюсь.

Масяня все еще стоит у калитки, привалившись к бортику, и я, проходя мимо, вынужденно касаюсь его плечом.

- Ты чего, Валет, на ногах уже не стоишь? – хмыкает он, отстраняясь.

- Простите, - мямлю я, и, как назло, спотыкаюсь и чуть было не падаю.

- Тихо, тихо… - Максим подхватывает меня под локоть, помогая встать на твердый пол. – Все в порядке, Серега? Устал?

У меня перед глазами плавают зеленые круги, от напряжения к горлу периодически подкатывает спазм, в ногах ощущается неприятный тремор. Но я держусь.

- Немного… - отвечаю. – Сейчас пройдет.

- Что-то вы, молодежь, какие-то хлипкие пошли, - заявляет он, втаскивая меня за бортик и усаживая на стул. – То любовь твоя Озерова ходит, спотыкается, бледная как смерть. То вот ты теперь…

Я тут же оживаю.

- А что там с Озеровой такое?

- Понятия не имею, - Максим разводит руками, - я думал ты знаешь. После вечернего проката поговорила с Нинель Вахтанговной и Артуром, и как с лица спала. Не знаю, может отчитали ее слишком сурово, хотя вроде бы не за что…

- Не похоже… - бормочу я.

- Что?

- Не думаю, - говорю. – Аня обычно на критику спокойно реагирует. Тем более, Артур Маркович никогда не ругает ее слишком уж строго…

- Ну, не знаю, - пожимает плечами Масяня. – Водички дать?

- Нет, спасибо…

Убедившись, что со мной все в порядке, Таранов тут же теряет ко мне интерес и возвращается к Муракову с Танькой.

Передохнув минут пять и понаблюдав за Танькиными попытками приземлить упрямый триксель, иду переодеваться. На этот таз точно все. Домой. Отлежаться, отоспаться. Чтобы завтра с новыми силами все тоже самое, с самого начала…

Нинель я не дождался. Сонно пожелав друг другу спокойной ночи, мы с Фионой разошлось по своим спальням. Как я переоделся и улегся я уже не помню.

А на утро меня ожидал сюрприз. Проснувшись от надоедливого будильника, я, зевая и потягиваясь, выползаю на кухню и, совершенно неожиданно, обнаруживаю там Нинель, спокойно попивающую кофе.

- Привет, ты рано… - удивленно тяну я, с трудом давя зевок.

Она мельком смотрит на часы.

- У Ани Озеровой папа в реанимации с инфарктом, - с места в карьер огорошивает меня она. – Поеду к ним. А то там мамаша в истерике, Аня со вчерашнего вечера в больнице одна… А ты забирай сегодня ее время и работай с Артуром и Иваном Викторовичем.

- Э-э-э…

- Что тебе еще не понятно, Ланской? – она раздраженно клацает чашкой о блюдце. - Давай уже просыпайся.

И я проснулся…

Вечером, после тренировки, Анька сама позвонила мне и полчаса ревела в трубку, больше от нервов и от усталости, чем от беспокойства за судьбу отца. Нинель не разрешила ей больше пропускать занятия, и на завтра она собиралась приехать пораньше, и загрузить себя отвлекающей от всех прочих мыслей работой. Пожалев и посочувствовав Аньке на словах, я про себя согласился с Нинель. Семья семьей, а работа у нас простоев не терпит…

Уставшая, набегавшаяся по врачам и вынужденная весь день общаться с незнакомыми людьми на непонятные ей темы, Нинель вела машину в угрюмом молчании, лишь иногда раздраженно фыркая на очередного подрезавшего ее мажора.

- Две недели до старта, Ланской, - неожиданно сообщает она мне склочным голосом, - а у тебя в программах как белый лист, такое впечатление, что конь не валялся еще. Ты вообще что-то себе думаешь?..

Сегодня и правда я показал себя не в лучшей форме, дважды свалившись с акселя и коряво накрутив каких-то непонятных кренделей вместо всегда чистых и несложных для меня тулупов. Понятное дело, Нинель этого так оставить не могла.

- Иван Викторович тебя хвалил, говорит вчера ты такой прокат выдал – загляденье просто, так что сегодня такое, а? Постный день у тебя? Или это я на тебя так влияю, что ты ошибаешься всю дорогу?..

Молча выслушиваю нагоняй, понимаю, что заслужил.

- Давай-ка, милый друг, завтра, прямо с утра целиковые прокаты с тобой погоняем, да?..

- Завтра утром Аня хотела… - робко подаю голос я.

- Вот вдвоем и покатаете, по очереди, - тут же соглашается Нинель. – Шаховой дам немного отдохнуть, пускай на младшем льду позанимается. А вы двое будете завтра мне объяснять, почему один не способен аксель приземлить, а вторая лутц от флипа не отличает…

Молча киваю, не возражаю, соглашаюсь.

- Теперь вот что, - невозмутимо продолжает она, - на сальхофе твоем я там заметила, на заходе, перед замахом, понял, да?.. Так вот…

Жизнь идет своим чередом. И я спокойно впитываю все, что говорит мне мой тренер. Я знаю, что каждое сказанное ею слово не уйдет в пустоту и не будет забыто. Именно так она воспитывает из нас победителей. Заставляя работать на пределе возможностей, через не могу и через не хочу.

- Я все понял, - говорю я, кивая.

- Посмотрим завтра, как ты меня понял.

Она снова замолкает. Делает громче музыку. И даже начинает что-то напевать, постукивая в такт ладонями по рулевому колесу.

И в какой-то момент я ловлю обращенный на меня миролюбивый взгляд и ее тонкую улыбку.

Навстречу нам несутся огни вечерней Москвы – манящей и недостижимой. Месяц. Еще месяц пережить и будет отпуск. Короткий. Но хороший. Хочу…

- А ну, Валет, признавайся, что еще вы там напридумывали?

Мишка с силой прижимает меня ручищей к стене. Женька стоит рядом, своей массивной фигурой заслоняя нас от окружающих.

- А если не признаюсь, то что? Бить будете? – спокойно интересуюсь я.

- Будем, – честно признается Мишка.

- Ну, бейте, - обреченно киваю я.

Щедрик несильно размахивается и слегка тычет меня кулаком в грудь.

- Гад ты, Серега, - беззлобно резюмирует он.

Я пожимаю плечами и спокойно отвожу его руку. Женька громко хмыкает и отходит в сторону.

А могли бы. На мгновение я даже поверил в то, что у них ко мне все серьезно.

- Приходи вечером на тренировку – сам все увидишь, - говорю я, глядя Мишке прямо в глаза. – Тебя же для этого послали?

Он нехотя кивает, отводя взгляд.

- Ну вот, считай, что приглашение получил. Кстати, мог бы просто попросить…

- Ты бы не согласился…

- Ты в этом уверен?

Ехидно ухмыляюсь, разворачиваясь чтобы уйти.

- Подожди… Я не понял, - он растерянно хлопает глазами.

Машу ему рукой и развязной походкой удаляюсь по коридору в сторону раздевалки. Шпана Питерская…

У выхода сталкиваюсь с Максимом Тарановым. Масяня, ждет меня.

- Ну как? – тут же интересуется он, меняя скучающее выражение лица на заинтересованное.

- Придут, - киваю я. – Но все равно это как-то…

- Брось, Серега, повеселимся, - хитро улыбается Макс. – Попугаем мальчиков…

- Если Нинель узнает…

- Вали все на меня, - он решительно выставляет перед собой ладонь. – Я тебе сказал – ты сделал. Я тренер – ты спортсмен…

- Как будто она наивная, и в это поверит, - ворчу я, проклиная, в очередной раз, свой язык и авантюрный характер.

Масяня заливается радостным смехом и, хлопнув меня по плечу, убегает по каким-то своим делам. Хорошо ему… А мне, похоже, будет сегодня невесело.

В Париже непрекращающиеся дожди. Такое время года, наверное. Сколько уже раз я сюда приезжал – десять или пятнадцать – и всегда ранней весной в столице Франции льет как из ведра, а вокруг - сыро и холодно. Серое унынье на фоне оплывающих дождем попмпезных зданий. Не знаю. Не нравится мне такое. Скучно…

Тем радостнее мне от того, что в этом году наш мировой чемпионат организаторы скомпоновали так, что наши выступления пришлись на последние четыре дня, буквально два заключительных соревновательных этапа и завершающий это все гала-концерт. Это хорошо. Потому что сидеть в этой тоске и рассматривать потоки воды за окном – любой настрой собьется.

Организовано все в бывшем Дворце Берси, внешне напоминающем поросший травой огромный холм, который сейчас переименовали в Аккорхотелс–арену, наворотив там супер-современных технических новшеств и открыв целых два крытых катка. На которых мы с утра до ночи и резвимся, изредка уползая в близлежащую гостиницу чтобы поспать и поесть. Это так, ремарка для тех, кто считает, что мы ездим во все эти далекие страны с красивыми названиями исключительно развлекаться и тусить. Ага.

Вчера мы откатали наши короткие программы. Задорно и весело. Без сюрпризов. С утра я, по доброй традиции, испортил настроение американцам, японцам и, паровозом к ним, Щедрику с Семеновым, а вечером Аня не оставила никаких шансов ни Таньке, ни отчаянно дотягивающейся до нее Валентине. Очень перспективная и симпатичная мне Ева Хендриксон на этот старт не приехала из-за обострившейся травмы бедра. Произволки были назначены на завтра, в том же порядке. Ну а сегодня у нас тренировочный день…

Как и на Европе, моя тренировка вместе с нашими девчонками, чтобы эффективнее использовать время тренеров. С утра я сделал один целиковый прогон и в целом оставил у Нинель о себе позитивное впечатление.

- Вечером с Иваном Викторовичем и Артуром повторите все еще раз, - напутствует она меня. - Мне нужно будет отъехать ненадолго… Там еще Таранов рвался со своими, но его место в партере, да?

Масянины парники уже свое отвыступали на этих стартах, заняв второе место, и сегодня попросились на нашу тренировку прогнать показательный номер. Нинель разрешила им прийти вечером.

За обедом, когда я с отвращением мучаю осточертевший бульон и безвкусные паровые котлеты, ко мне за столик подсаживается сам Масяня.

- Приятного аппетита.

Таранов выставляет перед собой большую плошку наваристого, ароматного лукового супа и таких же внушительных размеров тарелку с бифштексом и овощами. От умопомрачительных запахов вкусной еды у меня голова идет кругом.

- Издеваетесь?

- Ага, - глумливо кивает он, протирая ложку салфеткой. – Но ты терпи и не обижайся. И на твоей улице когда-нибудь перевернется Камаз с конфетами.

- И вам приятного, - кисло вздыхаю я.

Он кивает и принимается с наслаждением есть.

На самом деле я, спокойно отношусь к тому что кто-то там ест всякую вкуснятину, в то время как мне о таком и мечтать не приходится. Привык. Когда всю жизнь на мучное, сладкое, жирное и калорийное смотришь только со стороны, постепенно запретный вкус забывается. А вместе с ним проходит и желание. Так что Масяне я, честно говоря, просто подыгрываю, видя, как ему хочется меня поддеть. Да ради бога. Мне не жалко.