Поднимаюсь на лифте на нужный этаж. Иду по пустынному коридору. Подхожу к двери ее номера. Незваный гость хуже татарина. А уж с такими новостями, как у мня – и подавно.
Стучу.
Она открывает почти сразу же, словно ждет за дверью. Но явно не меня…
- Ты?
Она поспешно запахивает халат, под которым, я, сам того не желая, замечаю, ничего нет.
- Чего тебе, Ланской?
Слышу, как в душе, за неплотно прикрытой дверью кто-то плещется и гнусаво напевает. Зачем мне это? Я совсем не собирался проникать ни в чьи личные секреты…
- Прости… Мы могли бы поговорить?..
- Сейчас? Нет конечно…
Ее возмущению нет предела. Она раздражена. И явно считает мою выходку верхом наглости. Но я тоже не в восторге от всего происходящего.
- Через десять минут, - спокойно и твердо говорю, глядя ей прямо в глаза, - в баре внизу. Или через пятнадцать минут я снова поднимусь сюда.
Нинель молчит и удивленно смотрит.
Отхожу от двери. Поворачиваюсь. И медленно иду прочь.
Слышу, как за спиной глухо щелкает замок.
Придет…
Сижу в баре на высоком крутящемся стуле перед стойкой, тяну через трубочку диетическую колу. Вокруг ни души – в такое время все в основном либо еще гуляют, либо уже отдыхают в своих номерах. Постояв передо мной в выжидательной позе, разочарованно уходит в подсобку бармен. Я же молча жду. И вспоминаю позавчерашний вечер...
- Здравствуйте, Татьяна Вячеславовна!..
Захожу без стука в ее люкс. Как и было передано через Лешу Жигудина. Прохожу в гостиную.
Шуба восседает перед гримерным столиком в окружении парикмахерши и визажистки. Спиной к двери. Но отлично видит меня в отражении.
- Привет, мой дорогой, - весело восклицает она, улыбаясь мне из зазеркалья. – Проходи, садись, давно не виделись...
Делаю как велено. Аккуратно опускаюсь на свободный стул слева. Я без цветов – Леша сказал, что сегодня в этом нет необходимости – но инициативу проявлять мне никто не запрещал. Ставлю на низкий журнальный столик купленную по заказу корзину с фруктами. Шуба все видит. Легонько кивает. Оценила.
Девушки хлопочут вокруг нее, готовя к выходу в свет. Укладка прически, корректировка макияжа, свежий маникюр в тон ее сегодняшнего боа. Тихонова любит блистать. И у нее это получается. Не смотря на возраст.
Она никогда не начинает важных разговоров сразу. Всегда любит походить вокруг да около. Особенно, если ей что-то нужно. На этот раз Шуба позвала меня сама, а значит разговор быстрым не предвидится.
Четверть часа уходит на околовсяческие вопросы, типа, “как дела?”, “что нового?”, перемывание косточек общим знакомым и обсасывание скучных, никому не интересных сплетен. Еще минут десять обсуждаем шансы нашей сборной на предстоящих стартах. Я удостаиваюсь похвалы за исполненную мною короткую программу. Скромно благодарю.
- Ну а как, сынок, ты видишь свое будущее в спорте? – переходит, наконец, к главному Шуба.
Внутренне подбираюсь. Пытаюсь понять, с какой стороны ветер дует.
- О, у нас планы грандиозные, - выдаю простецкую улыбку. – За два сезона подготовиться к олимпиаде. Ну и... Дальше Нинель Вахтанговна пока не заглядывает...
- Ниночка – большая умница, - понимающе кивает Тихонова. – Трудяжка, молодец. Только, вот, сложно ей.
- Всем сложно... – поддакиваю.
- Вот, девочку себе взяла обратно, - это она о Вальке, понимаю я, - правильно... Женечка ее бы только испортил...
Молчу. Не знаю, что сказать. Обсуждать тренеров, особенно чужих – дурной тон. Поэтому - пропуск хода...
Тихонова рассматривает себя в зеркало, задумчиво перебирая складки своего платья. Девушки почти закончили свою работу. Наводят последние штрихи. Наконец, она вяло машет им рукой и поворачивается ко мне.
- А не заскучал ли ты, братец, там в своем женском царстве? – произносит она без улыбки. – С одной стороны тренеры на тебя много времени тратят... А с другой стороны, так как бы и недостаточно.
Она наклоняет голову набок и внимательно меня разглядывает.
Начинаю улавливать суть. И действую наобум, в лоб.
- А мне уходить некуда, Татьяна Вячеславовна, - говорю и смотрю ей прямо в глаза. – Только что к Шиповенко, но у него на меня ни сил, ни денег не хватит…
Шуба хихикает.
- У Женечки, наверное, не хватит, - кивает она, давая понять, что я правильно ее понял, - а вот у Афони - может быть…
- Федин? – не могу скрыть удивления я.
Она выдерживает паузу, наслаждаясь моим изумлением.
- Афанасий Иванович мог бы многому тебя научить, - произносит Шуба почти шепотом, - чего ты никогда не получишь от своей Нинель.
У меня перед глазами проносится вихрь воспоминаний. Мой недавний разговор с Профессором, показавшийся мне тогда совершенно странным и неуместным.
Злился, ох как злился Федин на Тихонову за то, что она тогда еще, давным-давно, увела у него Лешу Жигудина. По сей день в их отношениях чувствуется холодок. И что же это, она решила перед ним вину загладить? Или здесь что-то другое?
- Афанасий Иванович, - говорю я, - приглашал меня учиться у себя на курсе, когда я закончу карьеру. Вряд ли я ему интересен как спортсмен…
Шуба смотрит на меня с укоризной.
- Ты правда не понимаешь, что в своем «Зеркальном» ты еще чуть-чуть и начнешь деградировать? Они тянут тебя на дно, милый, об олимпиаде с ними ты можешь забыть уже сейчас...
Чувствую подкатывающую комом к горлу злость.
- Простите, - поднимаюсь и вежливо кланяюсь, - но я не заинтересован в вашем предложении.
- Ты не спеши, сынок. Подумай, - мягко перебивает она. – Не ошибись только.
Я открываю рот чтобы ответить, но она не позволяет мне этого.
- Будь осторожен, мальчик, - говорит она, и взгляд у нее делается недобрый, - а то, как бы конец твоей карьеры не наступил преждевременно…
В тот самый момент я почему-то совершенно не к месту подумал, какими же до невозможности противными духами пользуется наша дорогая и любимая Татьяна Вячеславовна…
Легкий шорох одежды. Она почти бесшумно подходит и садится рядом на соседний стул. Облокачивается о стойку. Смотрит прямо перед собой. Ждет.
Осторожно дотрагиваюсь до ее запястья.
Нинель нервно и резко одергивает руку.
- Объясни, что за срочность такая, - она говорит холодно, без раздражения, по-деловому.
Проклинаю себя за секундную слабость.
Достаю телефон, кладу между нами и включаю ей запись.
Нинель удивленно поднимает брови. Потом хмурится.
Голоса узнаваемы с первых же слов…
- Семочка, ну что ты так волнуешься? - интонации у Шубы по-матерински мягкие и ласковые. Так она говорит далеко не с каждым.
- Ой, я вас прошу, Татьяна Вячеславна, - развязный голос Авербаума, - было бы из-за чего волноваться. Просто обидно.
- Понимаю…
- И главное, - нервно продолжает он, - вместе же начинали. Можно сказать, не чужие друг другу. И вот, понимаешь…
- Сема, Сема, не горячись, - успокаивающе журчит Шуба, - ну подумаешь… Так сложилась жизнь. Ниночка работает со спортсменами, ты успешно делаешь программы. Шоу у тебя замечательные. Не пересекались до сих пор - так может не стоит и дальше поднимать этот вопрос?..
- А деньги, Татьяна Вячеславна? - визгливо перебивает ее Авер. – За каждое призовое место, на каждом старте – лаве, лаве, лаве. И все в один карман. Все ей. А чуть только заикнешься, дай спортсменов для чеса в межсезонье – нет. Заняты. Не по рангу. И как это понять? Это… Это не честно. Мы так не договаривались.
- Ну не сошелся же свет клином на «зеркальных», - пытается вразумить его Шуба. – Афонины мальчики всегда готовы, Лизонька тоже, Тамарочка никогда не откажет, Лена Стравинская…
- Да нахрена они мне сдались? - совсем уже идет в разнос Авербаум. - Четвертые места, Татьяна Вячеславна, у нас не продаются от слова совсем. Сколько я соберу на Камышинской да на Семенове? Когда все хотят видеть Озерову, хотят Шахову с ее квадами… Асторную с Камиль-Татищевой тоже…
- Ну, там у Жени свое шоу, свои правила…
- Да, знаю… - вздыхает Авер, - Клюв держится за этих двух своих девок как вошь за кожух, знает, что на золотую жилу попал…
В повисшей на несколько секунд паузе слышны звуки наливаемой жидкости и какая-то возня.
- Хуже всего с Ланским, - глухо ворчит Авербаум, уже слегка успокоившись. – Это вообще за гранью…
- Семен, тише…
- А что такого? – снова лезет в бутылку Авер. - Никто не знает, что он Нинкин сын? Так я завтра сделаю так, что об этом будут писать во всех газетах… Мог бы и моим быть… Да только вот не так хорош я для нее оказался, как этот ее…
Снова пауза. Я вижу, как бледнеет Нинель, прикрывая глаза и нервно проводя ладонью по лбу.
- У нее в перспективе весь женский пьедестал, - глухо произносит Авербаум, - и стабильное золото в мужском одиночном. А еще она собирается делать свое шоу. И вот, уже в следующем сезоне я вообще не вижу, а где, собственно, мое место во всей этой конструкции. Если только…
- Если только? – переспрашивает Тихонова.
- Не знаете, почему они так старательно скрывают свое родство?
- Не знаю, Семочка, откуда мне… - я прям представил себе, как Шуба удивленно выкатывает свои маленькие глазки и дует губы.
- Наверное, - размышляет Авер, - есть у них, что прятать… Как думаете, хороший скандал мог бы сбить спесь с гаденыша?
- Семен! – возмущение в голосе Тихоновой почти искреннее.
- Мог бы, - сам себе отвечает Авер. – Хоть бы он тоже от нее ушел, как те две дуры… К Федину… В идеале так вообще к Шиповенко… Клюв от радости бы на стенку залез… Ладно, - звук отодвигаемого стула, - Татьяна Вячеславна, приятно было вас увидеть в добром здравии…
- Сема, - Тихонова говорит тихо, без обычного своего задорного звона в голосе, - ты только не делай глупостей, ладно?
- Ну что вы… - Авер мастерски изображает недоумение.
- Дела прошлые пускай в прошлом и остаются. – произносит она. - Не надо Нине вредить. Это я тебя прошу, понял?..
Ответа Семена Авербаума мы не услышали. Не известно, а был ли он, этот ответ. Отсчитав последние секунды на экране, запись закончилась.