В шестнадцать лет я впервые вышел на взрослые соревнования. Это был, как сейчас помню, американский этап Гран При. И выиграл я его тогда как-то ну совсем не напрягаясь, оставив далеко позади всех возможных конкурентов. Тогда же, в маленьком японском ресторане, где мы, так получилось, вдвоем с Нинель отмечали мою победу, я, наконец, решившись, вынудил ее на откровенный разговор. И получил порцию правды, с которой по сей день и живу. Оказалось все до банальности просто. В брачном контракте, который подписала Нинель, выходя замуж за Майкла, был маленький пункт, согласно которому, она, в случае развода, лишалась финансовой поддержки, а также права воспитывать и вообще видеться с их общими детьми, если вдруг выяснится, что у нее есть другие дети. Коротко и ясно. Просто у нее был выбор, на тот момент, я – давно брошенный и забытый, нежданный и нелюбимый, или неродившиеся еще дети от любимого человека. И Нинель свой выбор сделала. Представляете, что я почувствовал в тот момент? Вряд ли. Не знаю, как я ее не задушил прямо там. Я вообще начисто забыл, как мы в тот раз возвращались в Москву… Помню только, что не разговаривал с ней долго. И месяц, или чуть больше, домой ночевать не приезжал – жил в бабушкиной квартире.

Ну а потом все как-то само по себе устаканилось. Хотя нет. Не само. Тихонова меня как-то поймала в перерыве уж не помню каких стартов, и в свойственной ей манере, несколькими емкими фразами, дала понять, что лучшего тренера мне себе не найти. И если я чего-то хочу в спорте достичь, то нужно засунуть все обиды в одно место и просто работать. Достичь я хотел…

И в один прекрасный день, пришел на тренировку, как ни в чем не бывало, поздоровался с Нинель Вахтанговной, сделал комплимент ее новой прическе – она как раз перекрасилась в блондинку – и пошел работать. А вечером, на обычном месте, дождался пока она выедет из паркинга и привычно уселся на пассажирское сидение.

- Перебесился? – только и спросила она.

- Не дождешься, - ослепительно оскалился я в ответ.

Она усмехнулась краешками губ и рванула машину с места...

- О чем ты думаешь?

- О тебе…

Она тихо смеется. В полутьме я вижу ее, разметавшуюся на одеяле. Ореол темных волос на белоснежном фоне, плавные линии шеи, рук, бедра…

- Обманщик…

Обнимаю ее хрупкие плечи, прижимаю к себе, целую бархатную, влажную кожу.

Она расслабленно поддается моим ласкам, отвечая, скользя руками по моей спине и касаясь губами моей груди.

Но длится это лишь мгновение.

- Нам пора…

Она отстраняется, мягко, но настойчиво.

- Подожди…

Ловлю ее ладони и прижимаю к своим щекам.

- Нам правда пора.

Закрываю глаза, в надежде продлить этот миг хоть еще немного.

- Я люблю тебя…

- Я знаю…

Она соскальзывает с кровати, и еще целую секунду я любуюсь ее изящным силуэтом на фоне тусклого окна.

А потом реальный мир снова затягивает нас в свой водоворот…

Сижу в зале один. Ноги в шпагате, тело на полу, носом упираюсь в складку между прорезиненными спортивными матами. Уже ушли Кшиштов Джезина с Васькой Денисовым… За ними, молча махнув мне рукой, подхватив сумку ушел Мишка. Тишина давит и изнуряет. Под потолком на огромном экране прямая трансляция, без звука. Не смотрю. Не имею такого обыкновения. Меня не интересует, как выступают мои соперники. Мне важно только то, как выступлю я сам…

Пока катала предпоследняя разминка, я успел побегать, попрыгать со скакалкой, покрутить на полу тулупов с лутцами… Теперь заключительная растяжечка – и в бой.

В дверь просовывается голова дяди Вани Муракова. Увидев меня, голова облегченно вздыхает и расплывается в улыбке.

- Ну что, боец, готов к труду и обороне?

- Всегда готов, - бодро киваю ему в ответ.

- Тогда давай на выход. Нинель Вахтанговна с Артуром уже ждут…

Я пристраиваюсь на скамейку, попеременно задираю ноги и проверяю, не отклеились ли налепленные гелевые диски на косточках, не съехали ли подушки под большими пальцами, на месте ли защита от давления шнуровки, а также пятки с ахиллом. Убедившись, что все как надо, натягиваю коньки и начинаю аккуратно шнуроваться. Времени у меня еще как минимум минут пятнадцать – раз за мной пришли, значит предпоследняя разминка уже откатала и сейчас будет заливка льда. Ну а потом на старт выйдем мы…

Мураков просачивается в зал всей своей круглой фигурой и аккуратно опускается на табуретку рядом со мной.

- В стане врага паника, - тоном заговорщика сообщает мне он.

Я ухмыляюсь.

- Да я уже понял… Щедрик с Семеновым шарахаются от меня как от чумного.

- Ну, а Федин на Нинель даже не смотрит, - хихикает дядя Ваня. – Всегда такой галантный, и ручку пожмет, и комплимент сделает… Сегодня – ничего. Надулся как пузырь и нос на сторону.

Удовлетворенно потягиваюсь.

- Я старался…

И правда, вчера на вечерней тренировке я выдал нашу с Нинель короткую программу как никогда задорно и весело, выполнив все элементы, как раньше говорили, на шесть-ноль. А по окончании – не преминул издевательски поклониться в сторону обалдевших и онемевших от увиденного Профессора и компании. Чем это для меня обернется в будущем я не знал – да и было мне на это откровенно плевать. Главное, что сейчас я чувствовал аромат ужаса, исходящий от моих соперников, и это меня бодрило и возбуждало.

- Ты давай сегодня без бравады, малыш, - Мураков хлопает меня по колену, - а то я вижу, копытом бьешь… Не сорвись.

Я уже открываю было рот, чтобы отшутиться – на языке так и вертится ехидное замечание. Но в последний момент передумываю.

- Не сорвусь, Иван Викторович, - серьезно обещаю я.

- Ну и хорошо… - он встает и, кивком головы, указывает мне на дверь. – Вперед.

Вперед и с песней…

Чему нас учит теория? Нинель не уставала мне вдалбливать ее азы с раннего детства.

- Последовательность элементов, малыш, - нравоучительно вещала она, - во многом определяется ощущением спортсмена. В процессе тренировок ты должен чувствовать, с чего лучше начать и как в дальнейшем выстроить программу. Да?

Иными словами, как хочешь, так и крути, только бы сил хватило докатить до конца и нигде не сорваться. В остальном – включай мозги и работай по обстоятельствам. Фигурное катание – это вам не шахматы, здесь думать надо.

Стою у бортика. Краем уха слышу, как объявляют балы доехавшего передо мной Мишки Щедрика. Во все глаза смотрю на Нинель. Улыбаюсь.

Она берет мои ладони в свои.

- Все нормально?

- Конечно, - уверенно киваю головой.

- Все помнишь?

- Как дважды два…

Она поправляет выбившуюся мне на лоб прядь и смахивает с плеча невидимую пылинку. Мой образ японского самурая со смешным колечком из волос на голове и коротким черно-красным кимоно выглядит ярко и уверенно. Музыка – аккуратная нарезка из «Турандот» и «Мадам Батерфляй» - подобрана и подогнана под элементы так, что комар носа подточить не должен. Осталось только все это собрать и выдать наилучшим образом.

- На лед приглашается…

Я невольно вздрагиваю. Эти слова, громом разносящиеся по ледовому стадиону, всегда застают меня врасплох. Не могу привыкнуть. Хотя, столько лет уже…

Она на мгновение сжимает мои кисти.

- Давай!

Ловлю взгляд ее темных, бездонных глаз. Мысленно посылаю все к черту.

- Ага…

Разворачиваюсь…

- Сергей Ланской!..

Оглушительно ревут зрители. На трибунах вспышки фотоаппаратов, плакаты с моим именем, какие-то флаги и шарики.

Отталкиваюсь, разгоняюсь, приветственно машу рукой в зал и по красивой дуге эффектно заезжаю в центр льда на исходную позицию. Один миг – и все погружается в звенящую, напряженную тишину.

Три-два-один… Поехали!..

Нельзя, говорите, выиграть за счет короткой программы? А вот посмотрим…

С первых же тактов набираю темп и захожу в первый элемент. Практически без подготовки, но зато со свежими силами. Беговыми назад вправо – аккуратно, но сильно. Заезжаю в длинную дугу назад на наружном ребре левого конька. Осторожно. Здесь главное не увлечься и не слететь нечаянно на внутреннее ребро. Разворачиваю тело наружу вправо. Приседаю на левой ноге, одновременно замахиваясь руками. Резкий упор правым зубцом в лед – толчок. Лечу, крутясь против часовой стрелки. С сухим хрустом приземляюсь на правую ногу. Выезд и тут же перебрасываю левую ногу вперед накрест. Разворачиваюсь всем телом налево и отталкиваюсь правой ногой. Взлетаю вверх – весь мир вращается вокруг… Звонко, сталью об лед, приземляюсь на правое лезвие, сразу выворачиваюсь в кораблик и выезжаю, эффектно прогнувшись и раскинув руки в стороны.

Стадион взрывается аплодисментами.

Ну, а тот, кто в теме, с широко раскрытыми глазами переглядывается, потому что комбинацию тройной лутц – тройной риттбергер, да еще и с усложненным выездом, не то что в коротких программах – вообще в мире мало кто может себе позволить выполнить, не наделав при этом кучи ошибок и не заработав отрицательных гое. А у меня же все чистенько, как по учебнику, выучено, выдрессировано, вымучено бесконечными часами тренировок с дядей Ваней. Так-то вот…

Я доволен, но не расслабляюсь. Впереди еще как минимум два сюрприза, которые мы с Нинель приготовили на сегодняшний вечер. Отдыхаю. Готовлюсь.

Разгон. Разворот на ход назад. Лечу по дуге, под углом к поверхности, на внутреннем левом ребре. Выбрасываю назад правую ногу и что есть силы толкаюсь правым зубцом и левой ногой одновременно. Выбрасываю руки вверх, словно подтягивая себя повыше. Огромная скорость, на которой я ехал, закручивает мое тело, словно винт. На мгновение теряю связь с реальностью, но в следующий миг со скрежетом и в облаке ледяной пыли приземляюсь на правое лезвие, выкатываясь назад из прыжка, вытянув левую ногу и разведя руки.

Ожидаемые овации зала. И не могу скрыть торжествующую улыбку. Потому что явственно представляю себе обалдевшие, вытянувшиеся физиономии у всех, кто выступал здесь до меня. Потому что из них только Мишка сподобился на четверной прыжок, и то на тулуп, да и тот с недокрутом. А у меня – флип. Чистенький, четверной. И гои я рассчитываю получить за него максимальные. Потому что тоже, потом и кровью, денно и нощно вбивал этот флип в лед, пока не приземлил таки раз и навсегда.