Таня наклоняет голову, глядя себе под ноги.

- А еще, знаешь, - она усмехается, - у футакучи-онна, по легенде, есть адские спутники, йокаи, которые ищут дорогу и приводят свою хозяйку к ее жертвам. И эти йокаи, как правило, выглядят как двухвостые кошки или как огнедышащие собаки…

Рэт с Батлером флегматично трусят по дорожке, поминутно одаривая своим вниманием встречающиеся по дороге столбики и кусты.

У меня путаются мысли и застревают в горле все слова, которые я собирался сказать. Молчу, как дурак…

Таня смотрит на меня своими изумрудными глазами, полными иронии и боли.

- Ну так как, Сержик, - поизносит она, - ты решил меня бросить? И чего ты теперь хочешь? Прощального секса? Благословения?

- Танечка… Прошу… Прости… - бессвязно бормочу я.

Танька лучезарно улыбается. И отводит взгляд.

- Да ладно тебе… - она пожимает плечами. – Не за что извиняться. Ты же мне денег не должен…

Она ускоряет шаг, и собаки радостно рвутся с поводков, почуяв свободу.

Через несколько шагов догоняю ее и пробую взять ее ладонь в свою. Она выдергивает руку, отворачиваясь. Ругаю себя на чем свет стоит, решительно беру ее за плечи. Поворачиваю к себе лицом.

Из-под ее прикрытых век, сквозь длинные ресницы, двумя мокрыми струйками льются слезы.

- Я до последнего момента… - сдавленно шепчет она, - до твоего сегодняшнего звонка… Надеялась… Что ты… Все-таки… Выберешь… меня…

Рыдания прорываются сквозь ее стальной характер, и она, закрыв лицо руками, несколько минут, вздрагивая, беззвучно плачет, уткнувшись мне в грудь. Наконец, успокоившись, она поводит плечами, сбрасывая мои руки и отстраняясь.

- Знаешь, - она смотрит куда-то мимо меня, - а ведь никто никогда не видел моих слез. Ни разу.

Она вытирает щеки тыльной стороной ладони и глубоко вздыхает.

- Даже свалившись с прыжка или поругавшись с Вахавной я всегда убегаю реветь в туалет… Чтобы не смотрели… И не жалели…

Глажу ее по лицу, убираю со лба непослушные рыжие пряди, смахиваю задержавшуюся в уголке глаза маленькую, сверкающую слезинку.

- Так что, Ланской, это мой тебе прощальный подарок, - снова усмехается она, - можешь всем рассказать, что видел Таню Шахову не только голой, но еще и в слезах…

Чужие слезы выдержать сложно. Невозможно спокойно пережить, когда плачет женщина. И просто жить не хочется, когда рыдает девочка, которую любишь без ума, которую считаешь своей… И которой ты пришел причинить боль.

У меня нет слов. Все, что я могу сказать, сделает только хуже. А все, что я могу сделать, я уже сделал…

Таня смотрит на меня своим зеленющим взглядом, грустно улыбается, протягивает руку и мягко проводит по моей щеке. Ее ладонь пахнет ванилью…

Потом, не говоря ни слова, она разворачивается, дергает собачьи поводки и быстрым шагом уходит в сторону своего дома.

Прекрасная и ужасная футакучи-онна. Со своими йокаи…

Финальные прогоны перед отъездом на чемпионат. Ехать в Питер решили в последний момент, чтобы до конца дотренироваться на своем, домашнем, льду и ни от кого не зависеть.

У меня в короткой стоит каскад лутц-риттбергер, в произвольной - четверной лутц и четверной флип. В обеих – по тройному акселю. Остальное – по мелочам. Но это основа, вокруг которой строятся обе программы.

По сто раз просмотренные видео всех моих соперников, убеждают меня в том, что моя заявка самая сильная, и что при условии чистого проката проблем с первым местом у меня быть не должно. Ближайшие конкуренты – фединские Мишка с Женькой – хоть и научились четверным тулупам, остальные квады пока не делают. И это мое преимущество.

Все еще подкашливаю. Проклятый грипп удалось побороть, но помучил он меня изрядно. Проблема еще и в том, что лечиться толком не получалось из-за дурацкого требования сдавать перед каждым стартом пробы на допинг. Примешь антибиотик – и поди знай, что у тебя в пробах потом обнаружат. А на год в дисквалификацию никто не хочет. Вот и приходится ограничиваться анальгином с аспирином…

После проката произвольной получаю от Нинель листок с баллами и задумчивый комментарий.

- Вот так в Санкт-Петербурге проедешь и утрешь нос всем…

- Проеду, - киваю я.

- Уверенность в победе – пятьдесят процентов успеха, - усмехается стоящий рядом Артур.

Она улыбается кончиками губ. Смотрит в свой компьютер и нажимает несколько клавиш.

- С Ланским у нас… все?

Артур и Мураков синхронно кивают.

- Аню тогда на лед давайте…

Клей машет рукой и Анька, не глядя ни на кого, выкатывается из открытой в бортике калитки.

Поднимаюсь на трибуны и присаживаюсь рядом с Таней. Мы не виделись и не разговаривали несколько дней…

- Привет!..

- Привет! – она мило улыбается. – Как самочувствие?

- Не дождетесь…

Смеемся. Она подсаживается ближе и пристраивает рыжую головку у меня на плече. Как всегда…

- Анька нервничает, - говорит Таня. – Совсем как-то рассыпалась после короткой.

Утром Аня и правда как-то уж очень слабо прокатала свою короткую программу, упав с тройного сальхофа и пару раз поскользнувшись на ровном месте.

«Я тебя не узнаю сегодня…», - только и констатировала Нинель.

Смотрю, как она катает произвольную. Замираю перед каждым прыжком и выдыхаю с облегчением после каждого успешного и чистого приземления. Слава богу. На этот раз все безупречно.

Аня заканчивает прокат и с серьезным лицом подъезжает к судьям. В нашу сторону не смотрит. Нинель что-то ей настойчиво втолковывает под энергичные кивки Артура и дяди Вани.

- Ну, я пошла.

Таня встает со своего места и, опершись на мою руку, перебирается к лестнице.

- Ни пуха…

Я задерживаю ее ладонь в своей, слегка пожимаю.

- Иди… куда подальше, - хмыкает Танька.

Она топает вниз, в сторону выхода.

Сидим с Анькой и внимательно смотрим, как катает Таня. Рыжая ракета наловчилась делать четверные так, что аж дух захватывает. На скорости, с огромным запасом по высоте. Не идет у нее только тройной аксель, который решено было вообще из программы убрать и заменить на дупель.

Откатывает чисто, и мы понимаем, что баллов у нее может получиться даже больше чем у Ани.

На сегодня тренировки окончены. Послезавтра отъезд в Питер. Завтра… Формально у нас выходной. Но кто накануне старта будет бездельничать?

Танька обнимает нас с Аней, быстро чмокает в щеки и улетает переодеваться. Наверху, на гостевых трибунах замечаю ее маму и брата, которые приехали чтобы забрать ее домой.

Уходят, вежливо попрощавшись, Артур с дядей Ваней. Клей, словно внезапно о чем-то вспомнив, возвращается и, отведя Аню в сторону, долго ей в полголоса что-то втирает, поминутно трогая ее за плечо и пожимая ладошку.

Терплю это молча. Скрипя зубами. Чту субординацию…

Наконец, остаемся мы вдвоем и Нинель.

Стоим обнявшись, как две сироты. За нами никто не приезжает…

- Ну что, сладкая парочка, - Нинель закрывает компьютер и сует его в свою сумку, - поехали-ка домой. Ланской, пригласи девушку…

Аня краснеет.

- Я не знаю… - мнется она, вопросительно смотрит на меня.

Ехидно ухмыляюсь.

- Ее мама обещала выгнать из дома, - говорю, - если не будет приходить ночевать.

Анька возмущенно тычет меня в бок локтем и смотрит как на предателя.

- Ну, с мамой я как-нибудь разберусь, - произносит Нинель, окидывая нас взглядом. – Что стоим? Переодеваемся и на парковку…

Дома Фиона, радостно скачет при виде нас. Аню она очень любит, еще с раннего детства. Приводя совсем еще малую Фишку на каток, Нинель часто поручала ее Ане, как самой ответственной.

Очень символический ужин. Скорее даже просто чай с намеком на салаты и фрукты. Мы привыкли жить впроголодь. Каждые лишние двести грамм – это сорванный прыжок и, как следствие, потерянные баллы. И отданные соперникам места…

Анька с Фишкой дурачатся, смеясь и перекрикивая друг друга. Нинель улыбается, глядя на них и поминутно отвлекается на непрерывно трезвонящий телефон.

Сижу, смотрю… Мне хорошо и уютно.

И вдруг, я ловлю себя на мысли, что это – семья. Моя семья… Мама, сестра… Любимая девочка… Жена? Не знаю. Никогда не думал ни о женитьбе, ни тем более, не представлял себе Аню в роли супруги… Может быть невеста? Красивое слово. И сразу же ассоциации такие воздушные… Аня… моя невеста… Моя феечка…

Фишка зевает во весь рот, и это словно команда всем нам. Расходимся, пожелав друг другу спокойной ночи. Аньке выделили гостевую спальню на втором этаже, рядом с моей. Напротив, возле лестницы, комната Нинель и дальше – Фионы. Целуемся с Аннушкой и чинно расходимся…

Но каждый знает, что будет потом…

Когда дом засыпает, в мою комнату проскальзывает бесшумная тень и ныряет ко мне под одеяло.

На ней нет никакой одежды, и я согреваю ее своим теплом, обнимая и лаская…

Она всегда приходит сама.

Мы так договорились…

Мой родной город встречает нас чистым голубым небом, ярким утренним солнцем и тридцатиградусным морозом. Дыхание, такое впечатление, замерзает, не успевая вырваться из груди, повисая инеем на губах. Воздух прозрачный и, кажется, звенит от каждого произнесенного слова.

- Ох и ужас… - бормочет Танька, кутая голову в пуховый платок.

Аня подпрыгивает рядом. Из поднятого воротника шубы и нахлобученной по самые брови меховой шапки торчит только кончик носа.

Тренеры кучкуются отдельно от нас, тоже пританцовывая от холода.

Стоим в окружении наших чемоданов. Мерзнем. Ждем.

Наконец, приезжает автобус, на котором нас из Пулково должны отвезти в гостиницу…

- Сер-рега, как самочувствие? К старту готов?

Масяня подскакивает ко мне откуда-то сзади и дружески хлопает по плечу.

- Всегда готов, - браво рапортую я, салютуя правой рукой на манер американских военных.

Идем по коридору Ледового дворца. По дороге из раздевалки на лед успеваю перездороваться и переулыбаться со множеством знакомых.

- Тут о тебе Хомяк справлялся, - доверительно сообщает мне Таранов. – Говорит, есть у него для тебя пара ласковых… Догадываешься от кого?