Она стоит, уткнувшись носом мне в грудь и безвольно опустив руки.
- Ты у меня одна, моя милая… Только ты, - баюкаю ее как ребенка, и несу уже совсем несусветное. - Хочешь позвоним Таньке, и я пошлю ее к черту? И Катерине тоже… По видеосвязи позвоним, хочешь, будем любовью заниматься, а они пускай смотрят…
Она не может сдержаться и прыскает от смеха. Сжав кулачки, колотит меня по груди и животу.
- Дурак… Какой же ты дурак, Ланской… - стонет она. – Циничная скотина. Боже мой, с кем я связалась…
- С циничной скотиной, - с готовностью подсказываю я. – Потому что только такие тебе и нравятся.
Она сплетает руки у меня за спиной, и мы стоим вот так обнявшись, согревая друг друга. Глажу ее руки. Целую шею и плечи.
- Господи, изверг, - возбужденно бормочет Аня, - отпусти меня домой, сил моих нет…
- Не отпущу…
Подхватываю ее на руки и, как хищник добычу, волоку на наше развратное ложе.
- Не отпущу… не отпущу… Никому не отдам…
- Что значит, не отпустишь, - Аня вытягивает руку, упираясь ладонью мне в грудь, - что еще за насилие…
- Оставайся на совсем, - выдыхаю я, продолжая сжимать ее в объятьях.
- В смысле на совсем?
Она хитро улыбается, делая вид, что не понимает.
- Останься…
- Здесь? - Аня выразительно поводит взглядом по пустым стенам. – Ланской, у тебя даже холодильника нет…
- Нет… - стаскиваю с нее мою кофту.
- Еду готовую заказываешь…
- Ага… - глажу ее шею и грудь.
- Из мебели только эта кровать… В туалете лампочка не горит…
Киваю в ответ на каждое ее слово и ласкаю ее между ножек.
- Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?..
- Нет, - честно признаюсь я, обнимаю ее, прижимаю к себе, целую везде…
- Ну знаешь… - она возмущенно делает вид, что пытается от меня отбиться.
Ловлю ее запястья, прижимаю к простыне и нависаю сверху.
- Останешься… со мной… навсегда…?
Аня закусывает губку и сверлит меня взглядом.
- Это предложение?..
- Да!..
Она смеется, уворачиваясь от моих поцелуев. Тщетно пытается вырваться.
- Отпусти!..
- Да или нет?..
- Да!..
У меня перехватывает дыхание, я на мгновение теряю бдительность, и Анька тут же этим пользуется. Змеиным движением, она выскальзывает из-под меня, опрокидывает меня на спину и сама усаживается сверху.
- А может и нет!.. – коварно хихикает она. – Посмотрим…
- Так не честно, - возмущаюсь я.
- Конечно, - дьявольски усмехается она, - а ты что, думал, что будет по-другому? Наивный…
Она развратно поводит бедрами, усиливая мое и так едва сдерживаемое желание.
Горячая… Обжигающая… Испепеляющая… Она вся… И снаружи, и внутри…
До чемпионата Европы три недели. У меня грипп. Чувствую себя ужасно. Температурю. Но на тренировки хожу регулярно. Не пропускаю. У нас так заведено.
- Ланской, не ломай спину. Каждый раз у тебя на этом выезде горб торчит…
Нинель отвлекается от Андрея и выкатывает мне ценные указания.
- Вон там на тройках какая-то грязь невнятная. Что это такое, я не поняла? Аккуратнее можно выполнять? И руки чтобы не висели плетьми. Отрабатывай, отрабатывай…
Делаю, как она говорит, максимально сосредоточившись на чистоте выполнения. Нинель права на тысячу процентов. Мои недочеты мелкие, но это вторая оценка. От которой может зависеть многое. Если не все…
- Как ты себя чувствуешь?
Я немного передыхаю между элементами, и она подкатывается ко мне, услав Андрея допиливать вращения.
- Отлично…
- Дай…
Она прикладывает ладонь к моему лбу, и мне кажется, что ее рука сделана изо льда.
- М-да… Ты хоть лекарства принимал сегодня?..
- Принимал…
Внимательный взгляд карих глаз. Меня немного ведет, и она у меня расплывается.
- Может домой поедешь? – шепотом спрашивает она. – Температура страшная…
- Сейчас аспирин приму, - машу рукой я, - и вздремну полчаса. Пройдет…
Она медленно кивает и, не говоря больше ни слова, оставляет меня в покое. И это не черствость, и не равнодушие. Это просто вопрос выбора.
Если я пропущу тренировку, то сделаю шаг назад в своем развитии. А мой соперник ее не пропустит, и сделает два шага вперед… Именно так нас учат с детства. Поэтому, как угодно - через не хочу, через не могу - выходишь и выполняешь поставленную задачу. Только так зарабатываются титулы и медали. По-другому это не работает.
У нас в «Зеркальном» есть правило. Простое. Либо ты выходишь на тренировку, либо ты выходишь вон. И это выбор каждого спортсмена, как он видит свое существование в нашем мире. Именно выбор. А не вариант. За тебя будут бороться, тебе будут помогать, тебя будут учить, а также мучить и заставлять – потому что это твой выбор. И только твой. Как только спортсмен начинает искать варианты и задумываться над своим выбором – он тут же теряет в своем качестве. И, как следствие, уходит. Так ушли девочки, Катя с Валей. Так ушел Розин. Так ушли парни-одиночники. Остались только те, у кого вариантов на данном этапе нет.
Выползаю со льда и, покачиваясь, бреду в раздевалку. Бог с ними с растяжками, один раз можно и пропустить. Зато лишние полчаса сна – это роскошь, которую могут себе позволить немногие. Я – могу. Потому что вместо обеда, перед хореографией, снова пойду на лед. И потом, вечером, тоже…
В коридоре встречаю Вальку. Балеринка уже с нами. Вернулась в родные пенаты.
Нинель это стоило недели бессонных ночей, нервов и, как я полагаю, больших уступок Федерации – Бисяеву, Пахомову и всем этим старым хрычам. Федин тоже не упустил своего – за его веское слово пришлось пожертвовать третьим местом в сборной, и заявить вместо Вали Лизу Камышинскую. О деньгах, отваленных Жене Шиповенко вообще подумать страшно. На сколько мне известно, две трети призовых за первое место на Европе и половину на мире, не важно, кто их займет, Нинель должна будет отдать Жене в качестве компенсации моральной травмы по утере спортсмена в разгар сезона.
Но об этом знают только Нинель, Мураков, Клейнхельман и, так уж получилось, я. Никогда малая кукла даже не догадается, чего стоило Нинель исправить ее глупость…
Девчонка смотрит на меня с испугом и удивлением.
- Се-се-режа, что-то слу-случилось?
Господи, неужели я такой страшный?
Валя и правда начинает заикаться от волнения, когда меня видит. Раньше такого не было…
Приобнимаю ее за плечики.
- Просто устал, Валюша…
Она с серьезным лицом пришлепывает мне на лоб свою ладошку и качает головой.
- Ты горишь…
- Держись от меня подальше, - отстраняюсь, - а то заболеешь и мне влетит…
- Ай, ну и что, - легкомысленно машет рукой Валя, - все равно в Питер не еду…
Ловлю ее на ее же простодушии.
- То есть меня тебе совсем не жалко? - ненавязчиво беру ее ладошку в свою.
Валька заливается пунцовым цветом, одергивает руку и, показав мне кончик розового язычка, убегает по своим делам.
Ругаю себя последними словами. Идиот. Мало тебе проблем, так не хватало еще чтобы малолетка в тебя втюрилась… Но она такая потешная, когда смущается…
В раздевалке смотрю на себя в зеркало. Бледный, осунувшийся. Глаза красные. В кино так изображают изголодавшихся вампиров. Не удивительно, что малая заикается, когда меня видит…
Хореографию, как и обед, я проспал. Железняк обязательно наябедничает на меня Нинель… Но к вечеру чувствую себя немного лучше. Во всяком случае, окружающий мир перестал распадаться на квадратики, как в испорченном видеофайле.
Выкатываюсь на тренировку, без малейшего понятия, что мне делать. Неплохо бы катануть целиковую короткую. Но я не в том состоянии…
Не успеваю сделать и пары разогревочных кругов, как меня выдергивает Мураков.
- Так, Сережа, начинай давай с последовательности. Тулуп – кружок, сальхоф – кружок, лутц – кружок… И так далее, понял? Потом каскады. Давай…
Даю. Все нормально. Я дома. А дома и стены помогают.
- Можно с тобой встретиться?
Молчание. Потом обреченный стон.
- Сереж… Ну не в единственный же выходной… Не хочу я никуда…
- Я могу к тебе приехать…
Секундная пауза.
- У меня дома родители и братья… И вообще…
- Я хочу просто поговорить…
Она вздыхает.
- Приезжай…
- Спасибо, Танюша.
К этому разговору я готовился неделю…
Я отпускаю такси и тут же набираю ее номер. Она не отвечает. Сбрасывает. Но практически сразу же щелкает электронный замок на высоких глухих воротах. Она выскакивает в приоткрывшуюся калитку, вытягивая за собой на поводке двух своих собак.
- Привет…
Таня кивает. Рыжие волосы волнами выбиваются из-под акриловой шапки с помпоном. Короткий темный полушубок выгодно подчеркивает ее стройную, атлетическую фигуру. Не портят ее даже черные джинсы, по-мальчишески заправленные в подбитые мехом зимние ботинки. Танька и должна такой быть. Женственной, и немного пацанской…
- Идем, мне их выгулять нужно, - вместо приветствия кивает она на собак. – Специально тебя ждала…
Собаки, Рэт и Батлер. Эрдель и королевский пудель. Ее любимчики. Есть еще йоркширец Бим и чихуа-хуа Круэлла, но эту мелочь дальше порога дома не выпускают. Иногда Таня привозит Бима или Круэллу с собой на тренировки и дает побегать. Веселятся все, особенно когда тявкающее чудо с дуру выскакивает на лед, и в ужасе мечется, не понимая, куда оно попало. А Нинель каждый раз грозится собаку отобрать и оставить себе…
Таня наматывает поводки на правое запястье и, кивнув, шагает вперед. Идем по чистенькой асфальтированной дорожке вдоль высоких однотипных заборов коттеджного городка.
Молчу. Не знаю, как начать разговор. Жалею, что вообще приехал…
Она бросает в мою сторону невеселый взгляд.
- Есть такая японская легенда, - произносит она. – О женщине. Которая очень любила одного мужчину. Так любила, что, когда он решил бросить ее и уйти к другой, не смогла этого перенести и убила свою соперницу. За это боги ее прокляли, и она стала футакучи-онна… женщиной-чудовищем… с прекрасным лицом спереди и уродливым, зловонным, зубастым ртом на затылке. И этим ртом она пожрала всех, кто был ей дорог – родителей, детей… Только неверного мужа пощадила… Потому что любила больше всех…