Глава 13

Билли

Когда я подавал Лео и его маме лимонный пирог с меренгой и рассказывал им об открытии в городе нового гигантского универмага, я думал о том, что сказал Дилан. О том, что он зависал с Аароном. Они, наконец, перепихнулись? После того, как у него была близость со мной?

Какое это имело значение? В любом случае я испытывал с десяток вариаций замешательства. Здорово было увидеть Лео. Провести с ним вчера некоторое время. Наши встречи за эти годы были слишком немногочисленны и редки. Мы даже составили несколько предварительных планов на лето, когда он приедет домой на больший отрезок времени.

Всё равно мы были осторожны друг с другом, как если бы присматривались друг к другу. Когда мы, наконец, обнялись на прощание после того, как пару часов потусовались в заповеднике, это было так, будто все наши воспоминания и чувства из прошлого слились воедино, и мы цеплялись друг за друга — то ли от ностальгии, то ли от отчаяния.

Но позже этой ночью я не мог выкинуть из головы руки Дилана. Как легко я устроился в них. Как он просто знал, что мне нужно… как и всегда в последние пару лет.

И его губы, и язык. Боже. То, как он целовал меня с этим тихим отчаяньем, снова вызвало боль внутри.

Но несмотря на то, как Дилан всегда нежно прикасался ко мне в моменты нашей близости, он не хотел меня вне этого… не в этом плане. А я не хотел потерять его дружбу. Поэтому я должен и дальше напоминать себе об этом, даже если его действия и слова совершенно сбивали с толку. Ты делаешь меня счастливым.

Кроме того, мне нужно подумать, что я испытываю к Лео, как отношусь к его присутствию рядом в течение этой недели. Когда ты надеешься на что-то так долго и оно материализуется прямо перед тобой — это неожиданно и ощущается… другим. Чужим. И мне нужно спросить себя почему.

Неужели я возвел Лео на пьедестал, как Дилан и говорил мне на протяжении многих лет?

***

Следующие пару дней я замечал, насколько Дилан поглощен прослушиванием. Он также был больше в своем телефоне, чем обычно, и я задавался вопросом, не болтал ли он с Аароном.

Дилан и я, казалось, ходили на цыпочках вокруг друг друга, и я недоумевал, как вернуться к той золотой середине между нами, когда мы шутили и подтрунивали друг над другом, и разговаривали практически обо всем. Теперь же я боялся оступиться или узнать что-то, чего не хотел бы.

В четверг вечером, после того как мы опустили шторы, закрыли дверь и перевернули табличку на «Закрыто», я помог Дилану поставить стулья на столы, чтобы он смог подмести пол.

— Ты можешь показать мне? — нерешительно спросил я.

— Что тебе показать? — ответил он, взяв метлу. Это был первый раз за несколько часов, когда он посмотрел мне прямо в глаза.

— Твой танец для прослушивания. — Я подал ему совок. — Я бы хотел увидеть его.

— Что, здесь? — его взгляд метнулся на улицу, как будто кто-то мог увидеть нас. — У меня недостаточно…

— Когда это раньше тебя останавливало? — едко произнес я, устав держать всё это в себе.

Когда я с вызовом посмотрел на него, и мы встретились взглядами, Дилан покачал головой и рассмеялся. Всё напряжение соскользнуло с плеч, и я усмехнулся в ответ. Мы, наконец, преодолели пропасть между нами и обрели общую почву под ногами.

Я, прислонившись к прилавку, положил руку на шею Буллзая и почесал его между ушей, а он высунул язык от удовольствия.

— Пожалуйста.

— Хорошо. — Дилан достал телефон и нашел нужную песню. Джазовую балладу.

Он использовал весь пол для танца с вращениями и грувами, которые я никогда прежде не видел. Это было абсолютно гипнотически, и я почувствовал странный укол боли в груди, наблюдая за ним, таким свободным и счастливым. Когда он закончил, я громко захлопал и засвистел.

— Черт возьми, Дилан. Это было великолепно, — восхитился я. — Ты великолепен. Это вещь, которую ты сделал, когда подпрыгнул в воздухе.

Он тяжело дышал, но щеки его покраснели от комплимента.

— Думаешь?

— Да, — сказал я с энтузиазмом. — Ты создан для сцены.

— Ну, это не очень похоже на сцену. — Он немного наклонился, чтобы перевести дыхание. — И не так чтобы я обучен каким-либо техникам.

— Эй, — я положил руку ему на плечо и почувствовал, как он моментально одеревенел. — Ты должен с чего-то начать. Кроме того, эта постановка была довольно впечатляющая для самоучки. Ты никогда не видел «Шаг вперед»?

Схватившись руками за колени, Дилан рассмеялся.

— Ты серьезно сейчас?

— Два слова. Ченнинг Татум. — Я скрестил руки на груди и нахмурился. — Ты солжешь, если скажешь, что никогда не фантазировал о горячих знаменитостях.

— Конечно, фантазировал. И он определенно секси, — сказал Дилан, расправив футболку. — Но не думай, что я забуду об этом. Тебе лучше быть милым со мной, или Кэллум узнает о тебе много нового.

— Пошел ты, — произнес я, нахмурившись. — Ну же, когда Ченнинг танцевал брейк на парковке весь такой горячий и потный, — я медленно подошел ближе — у Дилана перехватило дыхание, улыбка стала более натянутой. — Точно такой же как ты сейчас: взмокший. Вот что заставило меня подумать об этом.

Я потянулся вперед, провел пальцами по его влажным волосам возле уха и почувствовал боль в груди, когда наши взгляды встретились на затянувшееся мгновение.

— Билли, — прошептал он.

Внезапно негромко постучали в дверь. Черт возьми, я почти забыл о новом фильме Марвел, который собирался сегодня посмотреть с Лео. Кинотеатр находился в пешей доступности от пекарни, и я сказал ему прийти ближе к закрытию.

Я выдохнул, убрав пальцы с кожи Дилана, который, стиснув зубы, повернулся и направился к двери, чтобы впустить Лео.

Он зашел в пекарню и с озадаченным выражением лица как будто бы осматривал помещение: его взгляд метался между Диланом и мной.

— Мы собираемся в кино. Хочешь пойти?

Дилан отвел взгляд, пробормотав:

— Нет, спасибо. У меня вообще-то планы… с Аароном.

У меня сердце сжалось, когда Дилан взял телефон и сумку и направился к двери.

— Хорошей ночи.

Пока я смотрел, как он уходил через кухню, всё, о чем я мог думать, — как сильно я скучал по своему другу.

— Дай мне пять минут, — сказал я, выключив свет. Буллзай уже лежал на своей подушке у двери. — Я думал отвезти его домой. Ему будет неудобно в кинотеатре.

— Билли, я не уверен, что тебе всё еще нужно прибегать к его помощи, — осторожно произнес Лео, помня, как важен для меня Буллзай и насколько жизненно необходим он был в первые годы моего расстройства. — Похоже, ты довольно хорошо справляешься сам.

— Знаю. Он просто так долго был постоянно рядом.

Но правда заключалась в том, что теперь он скорее был домашним любимцем, чем собакой-помощником. Я перерос его. Я встретился взглядом с Лео и что-то ёкнуло внутри. Во многом он был всё тем же голубоглазым блондином, умным и красивым парнем, в которого я был влюблен. Но я не тосковал по нему так, как раньше. Уже нет. Возможно, я перерос и Лео.

— Я заберу тебя через пару часов, приятель, — сказал я, наклонившись и почесав Буллзая по голове. — Отдохни немного.

Буллзай даже не шелохнулся, захрапев, довольный тем, что наконец-то отдохнет.

Весь фильм я думал о том, каким грациозным казался Дилан, скользя по полу, и как я расстроился от того, что у него планы с Аароном.

Лео и я разделили попкорн, наши руки лежали рядом весь фильм, но я не чувствовал никаких искр. На самом деле всё больше и больше я осознавал, что у нас теперь не так много общего. Может быть, его никогда у нас и не было.

У нас была подростковая любовь. Мы разделили между собой всего лишь драгоценные мгновения в промежутках между тем, когда Лео находился в городе и уезжал в школу-интернат, колледж или с семьей. Он всегда для меня был скорее чем-то загадочным, чем реальным. Возможно, Лео понял это раньше меня. И даже говорил об этом во время нашей ссоры в Нью-Йорке, когда пробормотал: «Я не так идеален, как ты думаешь». Полагаю, я просто не был готов услышать это.

После фильма Лео проводил меня до «Сладостей» и подождал, пока я открыл дверь и позвал Буллзая.

— Эй, приятель, — сказал я, заходя внутрь.

Буллзай тяжело лежал на подушке, едва шевелясь. Это было нетипично; он всегда встречал меня, обычно подпрыгивая и виляя хвостом.

Подойдя ближе, я погладил его по голове и попробовал снова:

— Давай отвезем тебя домой.

С некоторым усилием он открыл глаза и осторожно сел, опираясь лишь на передние лапы.

Когда я обернулся к Лео, он сосредоточенно смотрел на задние лапы Буллзая.

— Попробуй позвать его с вкусняшкой.

Сердце загрохотало в груди, когда я подошел к стеклянной полке и взял запеченное собачье печенье.

— Хочешь вкусняшку?

Буллзай посмотрел на протянутую руку, но не шевельнулся.

— Давай, парень.

Он переставил передние лапы вперед, его задние — волочились за ним.

— Стоп, — резко произнес Лео. — Он не может двигаться. Либо его бедра, либо позвоночник отказали.

— Что ты имеешь в виду? — запаниковав, спросил я. — Что случилось?

Он уже доставал телефон.

— Помоги мне перенести его в машину, и я позвоню отцу, чтобы он встретил нас в ветцентре.

После того как Лео позвонил отцу, мы работали в унисон, чтобы засунуть полотенце под тело Буллзая, и затем перенесли его в машину. Он часто и тяжело дышал, очевидно от недомогания, и пах мочой. Блядь, я никогда прежде не видел его таким слабым.

Я старался сохранять спокойствие, пока сидел на заднем сидении и держал Буллзая, но его грустные глаза, казалось, что-то говорили мне. Он закрывал их при каждом удобном случае, и я просто продолжал поглаживать его по голове, не желая думать о последствиях.

После того, как мы отнесли его в ветеринарный кабинет, отец Лео тщательно исследовал его, а Лео ассистировал. Буллзай держал глаза закрытыми всё время и резко открывал их, только когда было больно.

Отец Лео тяжело вздохнул и посмотрел на меня. За мгновение до того, как он произнес это, я знал, что он скажет, и приготовился.

— Боюсь, это дегенерация нижней части позвоночника, что связано с его дисплазией, и мы мало что можем сделать, — произнес он успокаивающим тоном. — Мы можем попытаться прооперировать его, но вероятность успеха невелика, и наркоз весьма рискован для него. Гуманней будет…