Глава 17
Дилан
— Я горжусь тобой, сынок, — мистер Монтгомери обхватил Билли за плечи, и я заметил, как он расслабился под этим прикосновением. — Горжусь вами обоими.
Мое сердце на мгновение пропустило удар, когда Дин слегка подтолкнул меня локтем и подмигнул.
Вся семья Монтгомери стояла на вершине Пайнс Ледж, их взгляды были прикованы под вечнозеленое дерево, где мы похоронили прах Буллзая, — он будет присматривать за территорией Шейди Пайнс, как защитник земли.
Кэллум изготовил небольшую деревянную табличку с выгравированным на ней его именем, вместе с годами его рождения и смерти, и затем покрыл ее каким-то специальным покрытием, чтобы она здесь не сгнила от непогоды.
— Спасибо, сэр, — пробормотал я, едва ли в состоянии произнести нечто связное. Отец Билли всегда был сильной, молчаливой и довольно внушительной персоной в их семье, и, хотя я знал, что мне всегда рады, он разговаривал со мной всего несколько раз. Однажды, в самом начале, когда назвал моего отца «ни на что не годным» и еще другими грубыми словами, а затем проворчал, что я могу поесть что-нибудь приличное на кухне с бабушкой.
Для бабушки стало небольшим испытанием этим теплым днем подняться на склон Пайнс Ледж на смотровую площадку, но она была стойкой женщиной. Как только она взяла за руку Брейдена и ухватилась за трость, она сказала:
— Увидимся дома. Обед скоро будет готов. Любимое блюдо Уилла.
Увидев блеск в ее глазах, я усмехнулся:
— Ни за что не пропущу.
За последние несколько дней она множество раз сказала Билли и мне, в каком она восторге, что мы нашли путь друг к другу. Остальная семья разделяла ее мнение, что немного успокоило меня. Одно дело быть лучшим другом Билли, совсем другое — перескочить в статус бойфренда.
После того, как Кэсси поцеловала Билли в щеку, Брейден похлопал его по спине, и Кэллум дал ему медвежьи объятия, семья дружно отправилась вниз по тропе, зная, что Билли необходима еще минута тишины, чтобы официально попрощаться.
Я наблюдал, как они шли по каменистой тропе, и после всех этих лет было странно не видеть рядом с ними Буллзая, по-прежнему живого и дышащего завсегдатая этих мест, но у него была хорошая жизнь с этой удивительной семьей.
Билли и я сели рядом с большим камнем, и я поцеловал Билли в висок, он смахнул оставшиеся слезы. Я переживал за него всю неделю, беспокоясь, достаточно ли он спал и не случится ли в результате рецидив. Но бабушка пригласила меня остаться на несколько ночей в «комнате для гостей», чтобы помочь ему пережить горе.
Пару дней назад во время одного из самых тяжелых моментов, я спросил, не хочет ли он привести в дом нового щенка, но он отказался.
— Кроме того, у нас планы, — сказал он и с проблеском надежды улыбнулся дрожащими, влажными от слез губами.
Только вчера я узнал, что попал в каст «Лака для волос» и через пару недель начнутся репетиции, а это означало, что между «Сладостями» и постановкой я буду очень занят. Но я никогда за всю свою жизни не чувствовал себя таким устойчивым и счастливым. Я решил закончить месяц в «ЖЕРЕБЦАХ», только чтобы поднакопить денег на все планы, которые построил Билли. Но поцелуи для увеличения чаевых теперь строго под запретом. Кроме того, я не хотел больше ничьих губ и рук. Для этого у меня Билли.
— Я получил сообщение от Себастьяна, — произнес я, достав телефон из кармана и промотав ветку разговора. Я довольно много переписывался с ним и Тейтом в последнее время. По какой-то причине я чувствовал странную связь с ними. — Он сказал, они будут рады, если мы навестим их осенью.
В этот раз мы решили поехать на восток, и Нью-Йорк должен был стать одной из остановок нашего дорожного путешествия.
— Замечательно, — ответил Билли и затем пристально посмотрел на могилу, возможно, задумавшись, как это будет чувствоваться без Буллзая. В его жизни в последнее время произошло множество изменений, и ему нужно время, чтобы справиться с этим.
Несколько минут мы сидели в тишине, скрытые приятной тенью, и смотрели в даль. Билли улыбнулся, услышав слабый звон обеденного колокола, что был у его семьи более ста лет. Бабушка давала знать Монтгомери, что им нужно притащить свои задницы к обеденному столу. И бабушку не стоило злить.
Я прошел к могиле Буллзая и присел, погладив деревянную табличку.
— Я позабочусь о нем, Буллзай. Обещаю.
Я услышал сдавленный всхлип, раздавшийся из-за плеча, глаза Билли наполнились невыплаканными слезами, и он встал на колени рядом со мной.
— Ты всегда заботился, Дилан. Я так чертовски сильно люблю тебя.
Сердце сбилось с ритма, когда я притянул Билли в свои объятия и поцеловал в шею, ухо и лоб.
— Я тоже люблю тебя. Всегда любил. Всегда буду.
После того, как еще одно долгое мгновение мы нежно целовались, Билли встал, отряхнул колени и протянул руку.
— Готов?
Я кивнул, переплел наши пальцы, и он потянул меня вверх.
— Лучше мне быть, или бабушка скажет что-нибудь насчет этого.
Эхо смеха Билли разносилось по соснам, и этот звук был таким чистым и теплым, что достиг того места глубоко внутри, которое предназначалось только для него.
— Идем домой, — сказал Билли, потянув меня за руку.
Я почувствовал трепет в груди, когда сердце затрепетало и забилось быстрее.
— Звучит идеально.
Мысль о теплом, безопасном и знакомом месте, которое я наконец мог назвать своим, никогда не ощущалась более реальной — или более правильной.