– Сегодня я, Ванарион Ванахир, отныне служитель самой царицы тьмы и смерти, объявляю вам и всем живущим войну. Вам не удержать меня, лучше выпустите! – шёпот превратился в резкий крик, похожий на чаячье карканье. Мы одновременно отшатнулись, вскрикнув от боли, запахло палёной кожей. Он теперь стоял перед нами, воздев руки к потолку и начал монотонно читать заклятие, воскрешающее мёртвых, а именно духов тьмы. И читал, и говорил он с нами на варатхэ, языке, который проклинал при жизни и который принёс ему столько горя.

Мы вздрогнули. Ванарион помнил всё: помнил, кем он был на самом деле, помнил своё имя, своих друзей, теперь уж бывших друзей, а это означало самое худшее. он не бессловесный раб, а сознательный прислужник зла. Но нет, не мог он предать! Ведь раз будучи мёртвым он сумел перебороть себя, то теперь просто не мог…

– – Скорее, зовите на помощь! Не давайте ему говорить.

– Дышать становилось трудно, воздух загустел, в полумраке коридора задвигались чёрные тени.

– Обхватив мертвеца за талию, я потащил его вперёд по коридору. Я был сильнее и эльфов, и людей и даже гномов, но справиться с человеком, в чьих жилах текла кровь буквально всех рас, и чья сила была в десятеро умножена чьей‑то злой волей, не смог бы даже Один. Ванарион просто откинул меня. тогда к нам на помощь откуда не возьмись вынырнул Торгрим. Втроём, один из эльфов побежал за подмогой, мы схватили Ванариона и попытались стянуть ему на спине руки найденными у запасливого Торгрима верёвками. Тут к нам подоспели Лаурендиль и Доррен. Увидев последнего, я на мгновение забыл о грозящей опасности.

– – Тебе нельзя здесь появляться! Ты!..

– Доррен бросился к Ванариону, но тот встретил его ледяным хохотом и отшвырнул одной рукой. Доррен пролетел по коридору и упал, ударившись головой о стену. Вернувшийся эльф поднял раненого и быстро унёс, а пришедшие с ним набросили на Ванариона несколько мешков разом и скрутили верёвками. Наконец, нам удалось добраться до покоев Ванариона и свалить свою страшную ношу на застланную постель.

– Но вдруг тело перестало биться. Мы осторожно сняли мешки. Ванарион лежал недвижимо.

– – Осторожно, он притворяется, – сказал один из эльфов. – Может, убить его?

– – Во‑первых, он уже мёртвый. Его телом управляет тёмная магия, а во‑вторых, он наш друг, по крайней мере им был, и мы хотим…

– – У него рука тёплая! – заорал Торгрим так, что все находившиеся в комнате, похожей на залу, подскочили.

– Ванарион застонал и пробормотал что‑то и снова затих. Но мы уже не сомневались, что он не только жив, но и освобождён. Почему злая сила оставила его? А вдруг она вернётся? У его постели оставили охрану. Первыми вызвали дежурить двое носильщиков. Выбрав себе время дежурства, я ушёл в свои комнаты немного подремать. Я смертельно устал за этот полный переживаниями и событиями день, а ведь я только сегодня пришёл в себя.

– В полночь меня разбудили ужасные крики, и я бросился в соседние покои, иначе нельзя назвать наши спальни. Хорошо, что я не раздевался. Было холодно. В окна светила полная луна. Дождь, не переставая хлестал по рамам, молнии освещали коридор. Но луна светила всё также ярко. Странно, ведь небо должно быть сплошь затянуто тучами. Но больше мне никогда было размышлять над этим вопросом.

– Ванарион, связанный по рукам и ногам бился в судорогах у изножья кровати. Трое эльфов держали его, а Лаурендиль пытался заткнуть ему рот кляпом. Живые, золотисто‑зелёные глаза Ванариона смотрели на нас жалобно. Среди бессвязных воплей я разобрал:

– – Помогите, я не хочу назад!

– развяжите его, разве вы не слышите, он просит нас о помощи.

– Но Ванарион неимоверным усилием сам освободился от верёвок, вскочил и принялся рвать на себе одежду, так что его пришлось снова повалить и связать руки.

– – Растворите все окна! – гаркнул я, первым подбегая к окну, я догадался, кем был серебристый волк.

– – Но ведь в полнолуние не следует растворять окна! – возразил один из эльфов.

– – Кто ценит свою жизнь превыше чести может убираться ко всем вурдалакам и нетопырям вместе взятым.

– Никто

– Все ринулись к окнам. Тугие струи дождя хлестнули по лицам, ночной ветер сорвал занавеси. Крики Ванариона стали глуше. Я обернулся. Взгляд Ванариона подёрнулся белёсой пеленой. В нём боролись две взаимоисключающие и враждебные силы. Голос стал гораздо выше, а душераздирающие вопли превратились в ледяной хохот. Он разметал державших его эльфов, а Лаурендиля со всей силы ударил кулаком в лицо. Эльф упал, но тут же вскочил, зажимая ладонями разбитый нос и губы. Ванарион бросился ко мне. Я ухватил его за руки, но он вырвался и нанёс мне такой удар, что моя левая рука повисла, переломленная в плечевой кости. Резкая боль заставила меня опуститься на пол. Но тут в Ванарионе вновь возобладала его личность, и он, рухнув на пол, забился в конвульсиях, рыдая и ломая руки.

– – надо что‑то делать! – заорал я, пытаясь перекричать вопли Ванариона и завывание ветра, – Лаурендиль, неси скорее подаренный тебе асами лук и стрелы из омелы.

– – Из омелы? Ведь это же…

– – Я сказал живо! А ни то…

– Лаурендиль испарился, видимо, понял, что с боевыми магами шутки плохи. Вернувшись с луком и стрелами, он подал их мне и недоумённо воззрился на тетиву, которую я оттянул до предела и наложил стрелу. Затем я подал лук Торгриму и стал перед ним.

– – Стреляй! – приказал я оторопевшему викингу, тот отрицательно покачал головой. – стреляй, берсерк.

– Но Торгрим, побелев как полотно, бросил лук на землю. тогда я прорычал, кивая на висевший у него на поясе нордландский кинжал.

– – Викинг ты или нет? Ты, ничтожество, прячущийся за чужие спины в бою, ты!..

– Мне, кажется, удалось разбудить в нём зверя. Торгрим глухо зарычав, порывисто нагнулся и поднял лук, до отказа натянул тетиву, и… выстрелил.

– – Нет! – раздался пронзительный крик, и Ванарион бросился ко мне, пытаясь заслонить собой, но в тот же миг на пол посыпались осколки стекла и остатки ставшей ненужной рамы. Сорвав с петель обе деревянные рамы, через подоконник перемахнул огромный серебристый волк со смарагдовыми глазами, перевоплощаясь в прыжке. Могучий воин в медных доспехах и с волчьей шкурой на плечах в полёте выхватил из ножен меч. Серебристый клинок, словно лунный луч разрезал полумрак комнаты. Смарагдовые глаза, теперь зрячие, сияли нездешним светом, Оттолкнув и меня и Ванариона, могучий ас встал туда, где только что находился я, и стрела вошла ему в грудь. Последний раз тяжело взмахнув мечом, Хёд прокричал слова на высшей речи, изгоняющие тьму. Меч, свернув, рассыпался мириадами холодных искр, и лишь фенит, философский камень невредимым остался лежать на полу. Падая, Хёд обернулся ко мне и прошептал:

– – Заверши круг. Найди его! любящие сердца должны объединиться.

 

В лучезарных потоках воздуха я поднимался всё выше и выше, яркое солнце слепило глаза, и вдруг передо мной на травянистой поляне я увидел Ванариона, высокого статного в белоснежно‑зелёно‑золотых одеждах, в зелёном плаще с ослепительно сияющем золотым обручем на сверкающих волосах. Он протягивал ко мне руки, и на указательном пальце первой руки я увидел перстень из белого золота. Два лебедя из горного хрусталя в жемчужных коронах поддерживали клювами фенит или философский камень, переливающийся всеми цветами радуги, когда на него падал солнечный свет, разлитый здесь повсюду. Если же смотреть на камень под другим углом он казался серебристо‑серым или иногда ослепительно белым. Алмаз Запада, добываемый только в благословенной стране ванов, камень, носить который достойны только истинные друзья света. Я опустился на колени перед Ванарионом, ведь теперь он стал настоящим повелителем жизни, лишь тот, кто прошёл через смерть и вернулся с победой в праве носить этот титул. Я только не пойму, почему Ньёрд не вручил ему это кольцо там, в долине? А теперь уже поздно. Ведь мы оба мертвы. Ванарион стал повелителем жизни, но уже в ином мире. Но где же мы, в Вальхалле или в чертогах Ожидания, в благословенном чертоге светлых чистых душ Гимле или на Горе Познания за восточным краем мира?

– Ты ещё не выполнил до конца своё предназначение в мире живых. Ступай, а я иду следом! – завораживающий проникающий в самое сердце голос заставил меня поднять глаза на сияющую фигуру, склонившуюся надо мной. Вот, он, тот, за кем я пойду до конца. Он, а не я истинный повелитель!

 

Меня разбудили горькие рыдания над моим неподвижным телом. В пролом стены проникал предутренний холод. Ванарион стоял на коленях над моим окоченевшим телом, когда я открыл глаза. Он едва не грохнулся в обморок.

– Ты жив?

– А ты предпочитаешь оплакивать безвременно почившего друга? – поинтересовался я. Но он не дал мне закончить.

– Прости меня. Торгрим мне уже всё рассказал. Я так виноват перед вами.

– Где он? Сегодня ночью он обещался меня прибить, но кажется, расправа ждёт его самого. Кто его просил тебе всё рассказывать?

– Я сам почти ничего не помню. Помню только, что меня словно что‑то тянуло куда‑то вниз, было очень больно, а потом помню только ощущение бешенства, ярости и ненависти. Никогда, даже будучи мертворождённым я не чувствовал такой потребности убивать и ненавидеть.

– Не надо об этом.

– А потом, – продолжал он, не слушая, – снова была такая боль!.. И вдруг увидел, как Торгрим целится и стреляет в тебя. я бросился к тебе, а потом был резкий свет, словно лунный луч сверкнул перед моими глазами, и я потерял сознание, очнулся, а ты мёртвый. Ну, вернее, ты, наверное, просто спал. Варрад же спят, словно мёртвые.

– Я должен был заставить Торгрима убить меня на твоих глазах. Я знал, что это приведёт тебя в сознание. А теперь давай забудем об этом.

– Я тебе забуду! – опираясь на деревянный посох, вошёл Торгрим с подносом в левой руке. Видимо, ему всё же досталось от нашего Ванариона сегодняшней ночью, – Я тебе всё припомню. Я тебе что, наёмный убийца с большой дороги, у которого ни чести, ни совести.