– Не сердись, друг, так было надо, иначе мне пришлось просить нашего эльфа, а он мог и в обморок грохнуться в самый неподходящий момент. Он же у нас травник‑целитель.

– Он прежде всего воин, – сказал, появляясь в дверях Лаурендиль с забинтованным лицом. – Война всех примеряет с оружием и страданием.

Несчастный Ванарион опустил глаза, чтобы не смотреть на деяния рук своих. В довершении всех бед появился Доррен с забинтованной головой. Он, бледный и пошатывающийся пересёк комнату и молча обнял своего вновь воскресшего друга.

– А с ним больше не повторится это… – прошептал Торгрим.

– Посмотри. Он заплатил своей душой за спасение целителя, – сказал я, указывая на могучее тело воина на полу. Торгрим вздрогнул.

– Так это правда? – прошептал он.

Доррен только сейчас заметил мёртвого Хёда. Его глаза округлились. Как могли мы рассказали ему, в чём дело. Ванарион тоже впервые слышал эту историю. Он, кстати, тоже только сейчас заметил мёртвое тело и разрушенную стену, за которой уже начинал брезжить рассвет. Он рухнул на колени возле мёртвого аса, с трудом приподнял его голову и, положив на колени, нежно, кончиками пальцев коснулся сначала висков, затем лба и глаз, словно стараясь разбудить больного, которому нужно срочно дать лекарства.

– Не пытайся оживить неживое. Он мёртв, и ты это знаешь, – тихо сказал Доррен.

– он отдал свою жизнь ради спасение моей! Я не могу принять такую жертву.

– Ты бы предпочёл на всю жизнь остаться умалишённым или стать самым жестоким и беспощадным существом во всех девяти мирах? – подвёл итог Торгрим, – ну, если так, я с радостью прикончу тебя вот этим кинжалом, и пусть вороньё потешается над твоим трупом.

– Торгрим! – укоризненно воскликнул Доррен.

– Я уже пятьдесят зим слышу это имя, и ты ничего нового в нём мне не открыл! – огрызнулся викинг, – а подобные разговоры я терпеть не намерен. Ему жизнь спасли, а он ещё не доволен.

– Да ладно тебе возмущаться‑то. вон, завтрак давно остыл.

Но Ванарион по‑прежнему гладил мёртвое лицо Хёда. Так, что Торгриму пришлось брать инициативу в свои руки.

– Эй, целитель! Яства готовы. Тело надо, во‑первых, похоронить, а во‑вторых, хотя бы вынести из комнаты, а в‑третьих, я бы предпочёл позавтракать где‑нибудь в другом месте. Здесь больно дует, да и воспоминания не слишком приятные в голове крутятся. Кстати, а как ты умудрился сбежать от лекарей, – обратился он к Доррену, который взял у него поднос и направился к выходу.

– А он уснул.

– А где же эльфы? – поинтересовался я.

– У двоих нервный срыв, а остальные в глубоком обмороке, – излишне жизнерадостно сообщил Лаурендиль, – над ними сейчас колдуют наши целители. так мы будем сегодня завтракать или нет? Тебе нужны силы, чтобы проводить в последней путь нашего спасителя.

В моей комнате устроили пир, как я подозреваю, из остатков вчерашнего. Сразу после завтрака мы отправились на ближайший холм, хоронить тело Хёда, душа его была теперь во власти мрака, а, может, он своим искуплением заслужил право не возвращаться к владычице мёртвых, а отправился в Асгард, к своим братьям или в Гимле, светлый чертог чистых душ. Когда мы молча возвращались по росистой траве, взошло солнце. Ванариона буквально на руках внесли во дворец, и в коридоре столкнулись с разъярённым лекарем, которого Доррен попытался вразумить знаками, но его бурная жестикуляция осталась без внимания, и ему пришлось проследовать следом за лекарем в палаты врачевания, в которых его и продержали ещё с неделю. Ванариона же отнесли в мою комнату и уложили на постель. Я придвинул кресло и сел в него, удобно скрестив ноги. Торгрим остался со мной. «На всякий случай!» – как он выразился, а Лаурендиль, безудержно зевая, пожелал нам счастливого дня и удалился. Видимо, я всё‑таки задремал, потому что разбудил меня звон обеденного колокола. Торгрим сообщил, что Ванарион и не думал просыпаться. Я встревоженно взглянул на спокойно спящего друга, но тут же успокоился. Ванарион и собирался помирать. Ровное дыхание говорило о здоровом сне, а никак не о предсмертных страданиях. Я потянулся. Всё тело затекло и ныло, несмотря на удобное кресло и гору подушек. Торгрим вызвался принести мне еду, и я с радостью согласился. Едва викинг ушёл, в комнату заглянул Лаурендиль проведать Ванариона, но, увидев, что наш друг крепко спит, тихо прикрыл за собой дверь. Разболелась рука, которую, я, кажется, заметил только сейчас. Она была тщательно перебинтована. Наверное, Ванарион постарался. Я только сейчас заметил, что одежды на Ванарионе порваны в клочья, уцелел только зелёный плащ, в который он и закутывался от утреннего тумана, поэтому я и не заметил сразу нанесённый урон. Лаурендиль словно подслушал мои мысли, принёс новые одежды, точь‑в‑точь такие же, как и на Ванарионе, только на тёмно‑зелёном плаще были вышиты не только древо жизни и звёзды, но и лебеди. Разжав стиснутые пальцы правой руки целителя, эльф взял фенит, подобранный Ванарионом у тела аса Хёда и вырезанное из кости изображения волка в прыжке. Талисман висел на тонком кожаном шнурке.

– Торгриму подойдёт, ведь Хёд был его хранителем.

– Дух Хёда всегда будет охранять Торгрима независимо оттого, живо ли тело! – серьёзно заметил я, – ведь покровники всегда незримо помогают своим избранникам, а тела их тут не при чём, так что, пожалуйста, не следует говорить о Хёде, как об умершем, ведь боги не умирают.

– Прости, я не подумал. Он ведь тоже и твой покровник.

– Он покровительствует всем нам, ведь именно в нём соединены все благородные качества остальных асов. Он объединяет нас незримой нитью.

– Теперь нас слишком многое объединяет, – ответил эльф.

Ванарион проснулся только поздно вечером, только для того, чтобы не открывая глаз, высказать на далекарлийском наречии Торгриму всё, что думает о чересчур заботливых и нахальных друзьях и выяснить, собирается ли Торгрим вытрясти из него всю душу сейчас или планирует дотрясти остальное после вечерней трапезы. Торгрим опомнился и выпустил плечи друга. Ванарион облегчённо вздохнув, перевернулся на другой бок, и не собираясь вставать. Так что очередная попытка Торгрима разбудить его увенчалась полным провалом. Ужинали без него. все в большой зале уже знали о чудесном спасении Ванариона и о принесённой ради него жертве. Но по Хёду не скорбели, ведь он был богом, а боги не умирают, они перевоплощаются или развоплощаются, но всегда остаются живы во всех девяти мирах.

Ванарион спал трое суток беспробудным сном младенца. Когда, наконец, он открыл глаза, то сразу же набросился на трёхдневный запас уже давно остывшего картофеля с луком и жареной фасолью, бутерброды с маслом и сыром и фрукты с неизменным травяным отваром. Торгрим попытался подсунуть ему чашку куриного бульона, но Ванарион распознал обман и отставил чашку со словами:

– Не стоит обманывать друзей!

– От такой пищи ты скоро ноги протянешь. Ну, Вэрд, разве можно питаться одной фасолью, орехами и фруктами? Ты что, и молоко даже не пьёшь?

– Ты же видел, Ванарион ест масло, значит, и молоко пьёт. Все маги‑целители не едят продуктов животного происхождения, именно тех, которые связаны с умерщвлением, то есть мясо, рыбу, моллюсков, яйца и тому подобное. Целитель несёт жизнь, поэтому он не может употреблять в пищу то, что предполагает смерть. А молоко, мёд, хлеб, фрукты и овощи являются продуктами, произведёнными растениями или животными. Теперь тебе понятно?

– Какой ужас! – резюмировал викинг. – И так всю жизнь? я бы не выдержал.

– Ну ты и не маг‑целитель. Питание – это ещё что. Вот наш друг покажет тебе памятку ученикам, в которой чётко прописаны правила поведения для учащихся всех факультетов школы магов. думаю, тебе понравится.

Но Торгрим лишь хмыкнул:

– У вас, магов, слишком много дурацких правил, которые, я так понимаю, создаются вашими наставниками, чтобы им было легче управлять. Эй, но зачем сразу колдовать‑то. Развяжи меня немедленно, слышь ты, целитель!

– Сперва проси прощение. правила школы придумываются не наставниками, а проверены самой жизнью магов. магия – это не игрушка, не дешёвые фокусы с картами или воздушными шарами. Магия – это искусство, правда, некоторые превратили её в прибыльное ремесло. Правила ограждают мага от самого себя. Ты же сам успел убедиться, как бывает страшна магия, если она выходит из‑под контроля.

– Ладно, ладно, извини меня. я же не хотел обидеть магов. просто я не совсем понимаю большинство ваших правил. Доррен пытался мне как‑то рассказать, как вы жили в школе, но я так ничего толком и не понял.

Путы соскользнули с рук викинга.

– Впредь никогда не суди о вещах, не разобравшись! – поучительно сказал Ванарион. – а теперь пойдёмте, прогуляемся! Кстати, нашего бедного Доррена эти сатрапы ещё не выпустили?

– Слышал бы тебя Лаурендиль, – мстительно пробормотал Торгрим, но целитель не обратил на его замечание ни малейшего внимания.

Мы столкнулись с Дорреном на поляне. Голова его была по‑прежнему перебинтована, но он выглядел свежим и цветущим. Моя рука почти срегенерировала, и уже не болела, хотя повязку было снимать и мне. Лицо Лаурендилю, которого мы встретили у фонтана, Ванарион залечил за несколько минут, только Торгрим ещё охал, опираясь на инкрустированный серебром чёрный тяжёлый посох, подозрительно смахивающий на магический, других у эльфов просто не бывает, они ими, правда, и пользуются, как тростями или костылями при необходимости, ведь эльфы от рождения наделены магической силой и не нуждаются в магических атрибутах. Торгрим просто‑напросто побоялся принимать помощь как от Ванариона, так и от эльфийских лекарей. Он не доверял магии, хотя не имел ничего против кое‑каких магических радикальных методов, которые всё упрашивал Ванариона применить то против меня, то против Лаурендиля с Дорреном, потому что мы то и дело мешали ему жить и поучали советами. Началось с того, что он начал тренироваться в стрельбе из лука, видимо, опыт с единственным выстрелом в его жизни не прошёл для него бесследно. И как я подозреваю, он собирался рано или поздно прикончить меня. для тренировок он периодически выбирал именно те деревья, которые росли на поляне перед дворцом, на что Лаурендиль негодующе взывал: