– Слушай, целитель, если ты скажешь ещё хоть слово, я начну поклоняться тебе, как божеству. Я никогда не слышал такого чудесного голоса, как у тебя, не видел таких дивных глаз, – восхищённо проговорил Торгрим, – неужели ты человек. У людей не бывает такой внешности и таких знаний, как у тебя. Ты же ещё слишком молод, – он смутился, вспомнив, что пять столетий вряд ли можно назвать молодостью. Но Ванарион лишь рассмеялся.

– Да, ведь теперь, когда я возрождён, мне по‑прежнему всего лишь двадцать пять зим, так что ты прав, Торгрим, и мне очень хочется забыть то время, когда я…

Взгляд его невольно остановился на седовласой голове Доррена, и по лицу пробежала судорога. Он прикрыл глаза и несколько минут молчал, а потом заговорил вновь:

– А ты прав, в моих жилах течёт слишком мало человеческой крови. Моя мать была веллой, прямым потомком самого Велиора, велина, посланца богов, Велиора странника.

– Так вот, кто он такой! – возбуждённо воскликнул Торгрим. А Ванарион продолжал:

– Да. Моим отцом был сам вана Ньёрд

– Так, значит, твоё второе родовое имя Ванахир? – спросил я. – Думаю, ты не против, если мы отныне будем звать тебя так.

– Не забывай, его настоящее имя Ванарион. Именно так должны мы называть самого могущественного из нас, – подал голос Лаурендиль и зря, ибо Ванарион посмотрел на него так, что эльф прикусил язык.

– Я говорил асам, что мне хотелось бы зваться прежним именем, к которому я привычен.

– Хорошо, – легко согласился Торгрим, – значит, ты теперь Ванарион Ванахир. А своё другое имя ты не очень любил, ведь им называл тебя Мартин не так ли?

Викинг вовремя увернулся от увесистого кулака Доррена, коим тот собирался его наградить.

– Не смей упоминать при нём о его прошлом! – прошипел он, но Ванарион только улыбнулся.

– Видимо, мне придётся привыкать к новому имени, раз вы все так единодушны. И, кстати, я неплохо слышу. Доррен, я понимаю, ты заботишься о моём душевном здоровье, спасибо тебе, но не стоит запрещать того, что уже не может навредить другому. Память ведь не скроешь, но она и навредить не сможет.

О Ванарион, Ванарион, если бы знал ты, как обернутся потом для тебя эти слова!

В этот миг мы проходили мимо небольшого озерца, в котором отразились наши силуэты. Я остановился и заглянул в хрустальные глубины. Ванарион походил на меня словно родной брат.

Вдруг Лаурендиль тихо проговорил, Ванарион с Дорреном ушли далеко вперёд, болтая и смеясь, правда, не забывая то и дело останавливаться, поджидая нас.

– Вэрд, Торгрим, а вам не кажется, что Доррен что‑то от нас скрывает. Мне кажется, что голос Ванариона мне чей‑то напоминает, не догадываетесь, чей.

– Ты хочешь сказать…

– Вот именно! Вы видели, как пылают глаза у Доррена. таким светом не могут светится глаза обыкновенного человека даже прощённого богами мага.

– Да, брось, ты же знаешь, что учитель и ученики становятся похожи друг на друга.

– Да, он рассказал нам эту историю, но как‑то не верится мне, что они с Ванарионом просто друзья.

– Не говори ерунды, – почему‑то разозлился Торгрим, – Родной брат никогда бы…

– Тише! Не забывай, он видел окружающий мир по‑иному, чем тогда или сейчас. Он не мог.

– Да, ты прав, Лаурендиль, – эльф вздрогнул. Незаметно подошедший Ванарион шёл рядом с ним.

– Прости, я не хотел…

– Ты меня не обижаешь. Ты просто удивлён, как я мог поступать с близким другом. Будучи мертворождённым, я видел этот мир словно в тумане и почти не осознавал его. я понимал только приказы на чёрном наречии варатхэ, которым пользуются маги ковена. Лишь после того, как Доррен узнал меня и напомнил мне те страшные события пред тем, как… я стал живым мертвецом, с меня словно спала пелена, окутывающая меня словно кокон. Я стал мыслить яснее, начал понимать, где правда, а где ложь и даже сумел вернуть часть своей силы, ну, вы знаете, но не долго пришлось мне сражаться. Стоило мне услышать эту проклятую речь, как мою волю снова парализовала чёрная воля Мартина и остальных служителей мрака.

– Не надо, Ванарион, прошу тебя. Не стоит воскрешать единожды похороненное, дабы не бередить старые раны. Отпусти своё прошлое, Ванарион, отпусти и прости!

– Есть вещи, которые не прощаются, – серьёзно ответил целитель, – И я не исключение. Если бы мне приходилось даровать прощение только за причинённое мне зло, я бы не задумываясь даровал его, но…

Он замолчал, потому что к нам подошёл Доррен. Его задумчивые серо‑зелёные глаза были грустны.

– Зачем вы затеяли этот разговор. Мне бы не хотелось.

– Вот именно, в чертогах светлой властительницы лесов негоже вспоминать о былых грозах. И я бы…

– Ладно, ладно, я виноват, что первым затеял этот неприятный разговор, – сердечно каюсь и готов понести заслуженную кару.

– Мне порой хочется тебя заколоть прямо на месте, – уже улыбаясь, ответил эльф, – такого насмешника, как ты, Вэрд, давненько не видели не то, что древнейшие леса, но и сами звёзды, боюсь, не припомнят такого же нахала, как ты.

– Ну, если я великий насмешник, тогда кое‑кто из вас достоин звания первейшего шута во всех северо‑западных землях.

Но тут Ванарион зашатался и едва не упал, подхваченный Дорреном. Доррен бережно усадил его на ближайший пень, голова Ванариона упала на грудь, и он мгновенно уснул. Мы все столпились вокруг. Доррен знаками приказал нам молчать и отойти подальше. Когда мы отошли Доррен тихо посвятил меня в суть проблемы.

– Ванарион сутками не отходил от твоей постели. Мы пытались уговорить его отдохнуть, но он нас не слушал, а когда Лаурендиль навёл сонные чары, они не подействовали. А когда он всё же уснул сам, то посреди ночи у него случился приступ, примерно такой же, как у меня, помните, только гораздо страшнее. Лаурендилю не удалось его вывести из этого состояния. А я не владею магией исцеления. Это было страшно, Ванарион кричал и глядел на нас остекленевшими глазами, глазами мертвеца. я слышал этот крик тогда, когда Мартин… пытал его в день, когда я узнал Ванариона. Ты правильно сказал ему, чтобы он забыл поскорее своё прошлое, а то оно убьёт его. потом эти приступы стали повторяться каждую ночь, а иногда он просто лежал без сна, глядя омертвевшим взглядом в потолок и не отвечая на наши расспросы. А мы ничем не могли ему помочь. Я был в отчаянии. Ведь, если он сойдёт с ума!.. он дороже мне всех сокровищ на свете. Он, кажется, единственный, кто ценил и поддерживал меня на чужбине, в школе магов, защищал от мальчишек, а потом учил. И он тот, кто простил мне мой проступок, простил и понял. Помоги ему, Вэрд. Только ты можешь спасти его душу.

– О чём ты меня просишь. Думаешь, я брошу на произвол судьбы того, кто дважды спасал мне жизнь, того, кто покорил моё сердце своим благородством и чистой душой, своего друга в конце концов. За кого ты меня принимаешь?

– Прости меня, я должен был понять. А что мы стоим, – резко сменил он тему, – Ванариону нужно выспаться, сейчас ему всё равно ничем не поможешь, а нас ждёт обильный обед. А он всё равно смотреть не может ни на мясо, ни на вина. Торгрим как‑т попробовал варёную фасоль и отвар из каких‑то неведомых трав – основу рациона нашего целителя, так после этого несколько часов просидел в добровольном заточении, а выйдя, объявил Ванариону, что тот живодёр и разбойник. Правду сказать, вид у нашего викинга был тогда не столь воинственный, он больше походил на только что выпущенного на свободу пленника, такой же бледный и измученный.

Торгрим без лишних слов попытался отвесить Доррену затрещину, но тот ловко увернувшись, перехватил занесённую руку и слегка вывернул её.

– Не следует нападать на мага‑воина, которому много лет приходилось обходиться лишь мечом за место магии! – нравоучительно заявил Доррен, обращаясь к горе мстителю, который изо всех сил старался сдержать стон.

– Либо вы сейчас заключаете перемирие, либо…

– Ты же только что крепко спал?

– Да с вами поспишь, – шутливо ворчливым тоном заявил Ванарион, потирая глаза, – я же знаю, стоит мне задремать, как вы с Торгримом переругаетесь в пух и прах. Хорошо ещё, что Лаурендиль за вами присматривает.

– Они мне уже поперёк горла сидят, – горько пожаловался эльф, – может, ты поговоришь с ними, Вэрд, тебя они послушают, мы для них уже не авторитетны.

Торгрим только собирался отпустить какую‑то колкость в адрес эльфа, но не удержался на ногах и полетел кубарем с довольно крутого, хоть и небольшого подъёма, поросшего короткой шелковистой травой, ярко‑смарагдовой, несмотря на позднюю осень. Ругаясь и отплёвываясь, Торгрим выкарабкался из‑под съехавших на него Лаурендиля, Доррена и Ванариона. Последним по склону скатился я. Поднявшись и стряхнув с себя густой еловый и листовой опад, я философски заметил, что подобные склоны подворачиваются как раз кстати специально для таких циничных остряков, как некоторые из здесь присутствующих, на что Торгрим ответил, что с радостью спихнул бы меня с более крутого склона, который был бы желательно немного более каменистым и скользким, чем местные. Но нашу шуточную перепалку прервал неожиданно тихий голос Ванариона, попросившего:

– Пожалуйста, идите помедленнее, у меня голова кружится…

Не договорив фразу, он споткнулся и упал, едва не ударившись лицом о еловый корень. На сей раз Доррен не успел его поддержать.

– Что с тобой? – встревоженно заглядывая ему в глаза, наклонился над ним боевой маг.

– Всё в порядке, не переживайте, друзья! – с трудом поднимаясь, произнёс Ванарион каким‑то хриплым, не своим голосом.

До пиршественной залы, до которой можно было дойти по крытым галереям, по свежему воздуху было ещё не близко. Мы, оказывается, шли из западного, самого дальнего крыла королевского дворца. На осенний праздник съехалось множество гостей, преимущественно эльфы из соседних государств, и прибывшему месяц назад военачальнику короля со своими порядком потрёпанными друзьями отвели самые лучшие покои, оказавшиеся слишком далеко от главной залы, так что нам приходилось теперь почти бежать, чтобы успеть к назначенному часу. Теперь мы шли медленно, но не прошло и трёх минут, как Ванарион снова упал, на этот раз на руки Торгриму и мне.