Часть пятая

– Ты что это разбушевался, а, Вэрд? Ну‑ка очнись! – жизнерадостно вопрошает Лаурендиль. Звонкий голос эльфа мгновенно приводит меня в чувства. Я открываю глаза. Я лежу в просторной комнате, даже слишком просторной для простого жилища. В высокие стрельчатые окна льётся дневной свет, какой‑то странный, приглушённый, словно дом находится в лесу. Мокрая тряпка на лбу оказалась пропитанной каким‑то отваром повязкой. Я начинаю соображать.

– А разве я не умер? Разве меня не убил Теан?

– Убил бы, если бы наш Мэроп оказался менее метким. Он швырнул свой топор и попал. Но Теан успел увернуться и ему дало по плечу. Но зато правую руку раздробило начисто, а одной рукой держать гилвурн невозможно, сам знаешь. Надеюсь, правда, что рука у него быстро срегенерирует, так что оставить ему память на всю жизнь нам не удастся, а вот запомнит он нашего мэреина надолго. Вал тоже пытался внести свою лепту в твоё спасение, но его булава пролетела мимо и угадила прямо под копыта рассерженной кобыле этой догарской ведьмы со стажем, Керданы. А тебя с развороченными внутренностями я, Доррен и Ванарион перенесли в лазаретную палату, а Ванарион вовремя вспомнил про пузырёк, что тебе дал Видар и смазал твои раны этим настоем. Они на глазах стали затягиваться. Но дело осложнялось тем, что ты был ранен оружием, отравленным гномьим ядом. Хорошо, что я в своё время очень любил выспрашивать у нашего скрытного Геррета всякие рецепт, ты же знаешь, я обожаю всякие травы, да к тому же, я ведь лесной эльф. Одним словом, Геррет рассказал мне рецепт сильнейшего противоядия и даже дал пузырёк с ним. Но этого было мало. Если бы яд был на наконечнике стрелы, копья или даже на острие кинжала или меча было бы легче. Но три широких клинка, которые вдобавок не были вытащены сразу, и, были добротно смазаны ядом, это дело нешуточное. Короче, ты должен был неминуемо умереть. И смерть была бы мучительной. Хоть ты и был без сознания, но вскоре ты бы начал задыхаться, а потом начались бы ужасные боли.

– Ты издеваешься? Я прекрасно знаю, как умирают от этого яда. Ты лучше расскажи, как вы спасли мне жизнь?

– Ванарион, Доррен, Торгрим и я смешали свою кровь, вылив туда весь пузырёк с противоядием, а Ванарион добавил ещё каких‑то серебристых листьев, я так и не выпытал у него, что это было за растение, и дали тебе эту смесь. Ты выпил, и тебе, кажется, она пришлась не по вкусу. Ты в бессознательном состоянии всё пытался опрокинуть на меня кубок, а потом ещё полез драться с Дорреном, так что успокаивать тебя пришлось Торгриму, а он у нас по этой части отличный мастер. Как встряхнул тебя пару раз, так ты и затих, мы уж перепугались навсегда, но ты ничего, живучим оказался.

– Смешали кровь? – прерывая радостную болтовню эльфа, недоумённо переспросил я.

– А что тебе не нравится? – с вызовом поинтересовался Лаурендиль.– Ванарион– великий маг всех народов, что когда‑либо жил на земле, Доррен лучший боевой маг, Торгрим сын северных фиордов – один из самых стойких и выносливых людей, каких я знал, ты – представитель бессмертного народа, кровь которого напоена магией. Так, значит, я теперь…

– Самый могущественный из нас. Но не переживай, потом каждый из нас сделал по глотку из чаши, и, в общем, мы теперь братья.

– О боги! Теперь мы связаны не только узами преданности, но и кровными. Да уж, воистину сегодня чудесный день!

– прошёл ровно месяц с тех пор, как мы привезли тебя в Ясневой град. И каждую ночь у твоей постели дежурил один из нас, а меня, как местного всё время отправляли за провизией. Так что благодаря тебе я тут уже не хозяин, а мальчик на посылках. Так что давай, поднимайся и уволь меня от дальнейшее сидения в этой душной каморе!

– Лаурендиль, ты не исправим! А где?..

Но тут в раскрытое окно до меня донеслись вопли Доррена, который, как я убедился, встав и подойдя ко окну, вылетел из леса на поляну, прямо под окном следом за улепётывающим Торгримом, крича:

– Почему опять ты без спросу брал мои книги! Я тебя…

– А ты всё время присматриваешься к моим инструментам! – не оставался в долгу викинг.

– Эй там, во владениях его величества короля Оландина и его супруги, королевы Эльвионы, в столице Ясневого града запрещены все ссоры, включая и словесную ругань! И к тому же, вы забыли о нашем друге, который, едва придя в себя, вынужден слушать ваши перепалки. Уж его‑то пожалейте, раз меня не собираетесь, я целый месяц вынужден слушать, как вы ежесекундно ссоритесь.

– Постой, какие книги? И что с Герретом? Ты упомянул, что когда‑то брал у него рецепты. Что с ним, он здесь?

– Книги? Один телепатически сообщил мне, там, в долине, что здесь для нас приготовлены дары. В старом хранилище действительно нашлась уйма свёртков. Торгриму Хёдом был дан кузнечный молот и наковальня, они занимали собой почти всё хранилище, а Доррену несколько огромных стопок книг. Я так подозреваю, что книги предназначались и Ванариону, но тот наотрез отказался брать их, предоставив это право ему. Я получил чудесный тисовый лук со стрелами из омелы.

– Из омелы?

– Наверняка, – продолжал эльф, – лук был подарком Ульра, он же среди асов самый меткий стрелок, а стрелы Хёда, ведь именно стрела из омелы считается самой меткой.

– Да, и именно стрелой из омелы был убит светлый Бальдр. Не означает ли это, что нас ждут новые сражения.

– Возможно. Но пока идём, скоро дворцовый колокол будет сзывать всех к обеденной трапезе. О, вот и Ванарион.

Ванарион вошёл и сразу бросился ко мне.

– Наконец‑то! А мы боялись, что…

– Ванарион, – серьёзно начал я, – ты отдал мне свою кровь, понимая, что сам можешь не выдержать, ты сознательно жертвовал собой ради другого. Ты не единожды спасал мне жизнь. все вы. Разве я стою этого?

– Верность не спрашивает, она действует, – серьёзно ответил маг‑целитель, – Я, и другие поступали по зову своего сердца.

Я горячо обнял его, но тут же удивлённо отстранился. От радостного возбуждения я и не заметил, во что был одет возрождённый. Теперь на нём были те самые белоснежные одежды, расшитые зелёным и золотым, с вышитым на груди золотым восходящим солнцем и серебристым деревом жизни с золотистыми листьями, а на плечи был накинут тёмно‑зелёный плащ, расшитый серебром и жемчугом, словно капли росы на зелёных листьях, серебристые волосы прижимал серебряный обруч с солнечным камнем, а на пальце сверкал магический перстень со смарагдом, огромный эльфийский берилл, в смарагдовой глубине которого посверкивали золотые блики, дар Ньёорда сиял на груди вместе с золотой медалью, наградой императора. Одежды тоже были сохранены Ньёрдом как и лютня, обруч и кольцо.

– Да, теперь у тебя появился весьма перспективный соперник! – со смехом сказал я эльфу, – дочь короля эльфов ещё подумает, стоишь ли ты её внимания! А тебе, Ванарион, вообще опасно появляться в таком наряде перед дамами.

– Ладно, хватит болтать, а то так до пиршественной залы к сроку не успеем добраться! – прервал мои рассуждения Лаурендиль, а вмиг покрасневший Ванарион поспешил направиться к выходу. Но едва мы сошли по широким ступеням на двор или, вернее, обширную поляну, округлой формы, посреди которой бил фонтан, похоже, прямо из земли и всюду стояли искусно сработанные скамьи, перемежающиеся пнями, тоже хорошо обработанными, к нам навстречу бросились Доррен и Торгрим. После бурных приветствий, я, наконец, вспомнил о своём вопросе:

– А где же Геррет. Лаурендиль сказал, что он неоценимо помог нам…

– Понимаешь, – осторожно начал Доррен, – На войне…

– Говори прямо, – прервал Торгрим, не любивший излишней сентиментальности, как и все воины, а в особенности северяне, – Он погиб, защищая своего кузена Гарольда. мы все видели, как гномы, по своему обычаю, уносили его с поля боя под барабанный бой, величественная была процессия. Как жаль, что я не успел ему сказать, что ценю его дружбу. Я ведь хоть никогда раньше не знал его лично, но от Лаурендиля был наслышан и о его подвигах и о мудром правлении, и о необычайной для гнома страсти к приключениям. Мы, викинги, редко плачем, но я заплакал, когда увидел его тело на руках у воинов и услышал их барабаны, под которые они оплакивали своего вождя.

– Мы все плакали, хорошо, что Ванарион унёс тебя в палатки и не видел этого. Его тонкая натура не выдержала бы.

– Сомневаешься, друг, – грустно улыбнулся маг‑целитель, – Услышав барабанный бой, я остановился и несколько минут наблюдал за процессией, пока старший целитель готовил листья Сильверины для отвара. Мне по‑прежнему тяжело видеть зло, но я уже не такой, как раньше. Слишком много жестокости и скверны пришлось мне повидать, чтобы теперь падать в обморок при малейшей несправедливости. Я по‑прежнему ненавижу насилие и ложь, но теперь знаю, что не в моих силах изменить этот мир. Я буду бороться со злом, но не равнять себя с богами мне уже не под силу.

– Что с тобой, Ванарион, ты всегда мне казался скромным и не жаждущим почестей. А сейчас говоришь о себе, словно…

– Ты прав, я не жаждал почёта и славы, я просто стремился помогать людям, стремился привнести в их жизнь свет и радость. Но иногда, а в башне мудрости почти постоянно, кроме невиданных стран мне виделся и идеальный мир, в котором я обучаю, как и по каким законам жить. Но тогда я был молод и мне, как и многим юношам моего возраста казалось, что только я живу правильно, а остальные… хотелось учить, что‑то и кого‑то изменять. А сейчас я понял, что как бы порой несправедлива была жизнь, она остаётся жизнью, настоящей, полной жизнью, и каждый проживает её по своим разумениям и со своими целями, и никто не вправе менять её для других по своему вкусу. Но я также знаю и то, что мы должны бороться с мраком, заполняющим души и сердца многих из нас. Мы должны принимать любые взгляды, но не следует забывать и о чести, верности и долге. Пренебрегших ими, к сожалению, становится слишком много. Но, я надеюсь…