– Это благородные серебристые грабы! И вообще, во владениях короля ношение оружия запрещено. На что Торгрим огрызался:

– А ты ведь носишь кинжал под плащом, мы все видели.

– Я состою на службе у короля и имею право!..

– А я состою на службе у главнокомандующего объединённой армии, и ты, кстати, тоже и должен ему подчиняться, – на что Лаурендиль гневно фыркал и, не находя достойного язвительного ответа, удалялся в оскорблённых чувствах. Взаимоотношения с Дорреном с самого первого дня были подпорчены недоверием викинга к бывшему отступнику. Раньше Торгрим ничем не проявлял своих чувств, да и сейчас его стычки с Дорреном носили шутовской характер, но я с нарастающей тревогой наблюдал, что всё чаще и чаще в глазах берсерка мелькает подозрение. Как‑то я прямо спросил его, почему он так относится к Доррену, мало ли тому пришлось испытать в жизни, надо ещё, чтобы друзья подозревали его. от эльфа он уже натерпелся. Но в конце концов мудрый Лаурендиль либо скрыл свои истинные чувства, либо действительно поверил и полюбил его. на что Торгрим ответил, что привязался к Доррену, но я не отступал и в конце концов ему пришлось сознаться. Он сам не понимал, почему, но какое‑то предчувствие терзало его душу.

– Ну, знаешь, тогда тебе надо присматриваться и к Ванариону. Ведь именно он, а не Доррен попал под власть тёмных сил на твоих глазах.

Торгрим что‑то проворчал, и, отговорившись больной головой, ушёл, оставив меня с невесёлыми мыслями. А вдруг он прав, и Доррен может придать, ведь об этом когда‑то предупреждал меня и эльфийский военачальник. Нет, Доррен не способен на предательство. А Ванарион? разве кто‑то из нас думал, что он когда‑нибудь набросится на нас, стараясь убить?! Нет, нет, одёрнул я себя, если подозревать, то и Торгрима с Лаурендилем надо подозревать тоже. В такое время нельзя доверять никому. Вот Тхандин же поверил Теану.

– Эй, Вэрд! Помоги мне с теорией левитации, – делово попросил появившийся Доррен с толстенным фолиантом теоретической магии.

– Зачем тебе, – невольно спросил я.

– Пытаюсь понять закон, действующий на предметы в момент ливитирования.

– Ну ты же не собираешься учиться летать?

– Не собираюсь, но ведь в школе тоже не вызывают духов умерших, хотя основы некромантии и проходят.

– Некромантию проходят, чтобы научиться от неё защищаться, – разговор принимал опасный и интересный оборот.

Тут Доррен внимательно посмотрел мне в глаза.

– сколько вы собираетесь играть со мной в кошки – мышки? Думаете я не вижу, как уже почти два месяца Лаурендиль и Торгрим, а теперь ещё и ты коситесь на меня, словно на прокажённого, выспрашиваете, вынюхиваете. Что я вам сделал? Если я когда‑то совершил ошибку, это ещё не значит, что я способен совершить её снова. Скажи откровенно, вы в чём‑то подозреваете меня?

– Да, – после некоторого колебания твёрдо сказал я.

Доррен ничего не ответил, молча повернулся и пошёл в глубь леса, я бросился за ним, нагнал на берегу лесного озера. Он стоял, прислонившись к стволу раскидистого бука, чуть наклонив голову и горько всхлипывал.

– Доррен, ну прости меня! я…

Он не отвечал, наконец, он повернул голову. Глаза его были сухи, и в них читалось презрение и боль. Я бросился к нему, но он отстранил меня и прошёл мимо, глядя, казалось, сквозь меня невидящими глазами. Последующие две недели превратились в муку. Доррен не разговаривал ни с кем из нас, даже с Ванарионом, уходил на другой конец стола в большой зале, а если мы накрывали стол на террасе или в одной из наших комнат, он попросту уходил невесть куда. Ванарион пытался заговорить с ним, но Доррен отворачивался. Нас он не замечал вовсе. Приближался день, назначенный мной для отправления на Ленос. Было решено, что мы все отправимся на остров, и там уже решим, что делать дальше. Но отправиться без Доррена мы не могли. Невозможно было и думать, что дружба его для нас потеряна. Ванарион вообще сходил с ума, ходил потерянный, забросил свои книги, лютню и травы, а сидел теперь часами на террасе или пытался разыскать друга в лесных закоулках и полянах, что было почти непосильной задачей даже для лесного эльфа, не говоря уже о привыкшем к равнинным безлесным просторам маге. На Торгрима было страшно смотреть. Он, осознавая свою вину то и дело начинал извиняться почему‑то перед нами, в сотый раз объясняя, что ничего такого не думал, а просто хотел… однако, чего он хотел, мы так и не узнавали, потому что он, не докончив фразы, горько замолкал или пропадал на целый день на берегу того озера, где я пытался разговаривать с Дорреном.

Наконец, на исходе второй недели, когда уже облетели последние листья, а трава по утру покрывалась серебристым инеем, мы, четверо, прогуливались по берегу затянутого утренним туманом озера, когда из тумана к нам навстречу вышел Доррен. Он молча подошёл и пошёл рядом с нами. Так мы обогнули озеро и уже пошли на второй круг, когда он, наконец, заговорил хриплым голосом:

– Я много передумал за эти две недели. простите меня, я был не прав. Вы были в праве подозревать меня, ведь я же был одним из тех, с кем предлагал бороться Ванарион, с забывшем о чести и долге. Я…

Ванарион молча обнял его. затем тоже самое сделали и мы с Торгримом и эльфом. Все плакали.

– Прости нас, Доррен! Мы не понимали, что творится в твоей душе.

Растроганный Доррен молчал, мы молча переглядывались, ожидая, что он скажет. Тут, как всегда, обстановку разрядил Торгрим, заметивший заткнутый за пояс Доррена пергамент и тут же без лишних слов выдернул его.

– Эй, куда? А ну‑ка верни! – попытался образумить вора Лаурендиль, но Доррен только улыбнулся:

– Пускай прочтёт, ему полезно. К тому же он всегда интересовался жизнью магов.

Торгрим развернул свиток. Это было школьное предписание. В два длиннейших столбца были написаны под пунктами правила для учащихся каждого из магических факультетов прайденской школы. Я телепатически следил за чтением. Вот что мы узнали:

правила для учащихся:

Основным является десятилетний курс обучения в высшей школе, начиная с 13 лет и пятилетний курс обучения в академии. особо одарённые отличившиеся ученики автоматом зачисляются на курсы дополнительное образования, то есть прохождение тех же десятилетнего и пятилетнего курсов с углублённой программой обучения. при школе также действует и курс дошкольного образования, составляющий от трёх до шести лет.

Учащимся факультета боевой магии: запрещается наводить чары в полнолуние, проводить запрещённые эксперименты на людях.

Прорицателям: запрещается покидать школу, начиная с 6 курса, требуется соблюдение строгой дисциплины;

Магам, специализирующимся по магии стихий: строгая самодисциплина, подавление всех негативных эмоций: гнев, злость, ненависть, обида и т. д.

Магам, специализирующимся по магии перевоплощения и иллюзий: запрещается проведение экспериментов на живых без ведома преподавателей, наведение чар на глазах у несведущих в магии без их согласия.

Магам‑целителям: запрещается употреблять в пищу продукты, связанные с умерщвлением: мясо, рыбу, моллюсков, яйца, разрешены продукты, произведённые животными: молоко (сыр, масло), мёд, а также различные соки, фрукты и овощи, травяные отвары, запрещено употребление хмельных напитков, в том числе слабых травяных медов и различных настоев, запрещается обнажаться в присутствии хотя бы одного человека, общение с противоположным полом происходит только в аудиториях или на глазах преподавателей, мужской и женский корпуса располагаются отдельно и ограждены защитными заклинаниями, подавление негативных эмоций, строгая самодисциплина и др.

Хранителям Знаний: все пункты для магов‑целителей, а также запрет покидать стены академии на всём протяжении обучения.

за несоблюдение правил вводятся карающие санкции, вплоть до отчисления без права восстановления.

Дочитав, Торгрим минут пять не мог справиться с отвисшей челюстью, а когда челюсть вернулась на место, он как можно спокойнее поинтересовался у Ванариона:

– Напомни‑ка на каком факультете ты учился, травников, кажется.

– Магов‑целителей, а с пятого на факультете по подготовке Хранителей, – серьёзно ответил Ванарион.

Торгрим схватился за голову, а Доррен добавил:

– И он был лучшим учеником не только на своём факультете, но и во всей школе за последние лет шестьсот. И к тому же обладал знаниями почти по всем известным магическим наукам.

– Так сколько же тебе пришлось бы учиться, если бы Мартин…

Доррен поспешил перебить:

– более чем двадцать дополнительных лет обучения наш Ванарион прошёл за десять с половиной лет, параллельно с основным курсом.

Торгрим взглянул на мага‑целителя так, словно тот был полубогом, если не богом, спустившемся на землю. примерно полчаса мы пытались добиться от него хотя бы одной вразумительной фразы, а Лаурендиль отчитывал Доррена за неуместно приведённые сведения. Сам виновник душевного смятения викинга стоял, густо красный, пряча глаза и стараясь казаться незаметнее. За пятьсот лет ему впервые приходилось слышать подобные похвалы в свой адрес, а подобную реакцию он видел впервые в жизни, ведь живя среди учёных магов, он, конечно, неоднократно слышал, что подобных ему не рождалось в девяти мирах чуть не со времён Великой Бури предначальных дней. Его хвалили, почитали и даже побаивались, в основном, малыши, поступившие в школу досрочно и обучавшиеся три года в отдельно стоящем здании, обнесённым чаронепроницаемым забором, дабы уберечь подрастающее поколение от нежелательного вторжения злых сил и заодно пресечь соблазн маленьких магов попрактиковаться, например, на ничего не подозревающих прохожих, ведь правила школы на семилетних малышей не распространялись, даже за дисциплина следили не так строго. Так вот, эти малыши просто боготворили «мудрого дяденьку» как они называли Ванариона, боготворили, немного побаивались, но всё же любили, и любили куда больше сверстников, завидующих его талантам. А ведь он никогда не стремился к славе и почёту, разве он виноват, что тянулся к знаниям и постигал науки лучше других. Как бы ему сейчас хотелось оказаться дома, но это невозможно. Его родители погибли, а младшие братья… о как он перед ними виноват!.. а как же друзья? Если он бросит сейчас друзей, то никогда себе этого не простит. Но как не хочется ему становиться придворным целителем при дворе…