Лейн перекусывает картошкой фри, пока мы поднимаемся на четвертый этаж.

– Ты чувствуешь себя виноватым из-за этого? – с любопытством спрашивает он.

– Конечно, нет, – признаю я, когда двери лифта открываются.

– Конечно, – ухмыляется Лейн, поедая еще одну жареную картошку.

Выйдя в коридор, я бросаю взгляд на номер комнаты, записанный на конверте и нахожу ее в конце коридора, сразу за автоматом со льдом. Оказавшись там, я провожу ключ-картой и жду, пока загорится зеленый огонек.

– Нас попытаются убить? – спрашиваю я, стараясь не вспоминать свой последний раз в отеле.

– Надеюсь, что нет, – говорит он, следуя за мной внутрь. Я закрываю дверь и запираю ее, затем бросаю пакет с продуктами на полку в ванной и умываюсь. На мгновение я подумываю о том, чтобы принять душ, затем решаю, что беготня меня слишком утомила, и я бы предпочел сделать это утром.

Я захожу в спальню, где Лейн сидит на кровати и ест чизбургер. Я лезу в сумку, достаю свой чизбургер и начинаю набивать рот, протягивая Куперу кусочек. Он проглатывает и виляет хвостом, наблюдая, как я ем.

– Итак? – спрашиваю я.

– Итак? – спрашивает Лейн.

– Ничего? Тебе нечего сказать?

– Хорошая идея купить эти гамбургеры, – говорит он, кивая.

– Ты так бесишь!

Я еще не доел, когда он встает и направляется в ванную. Я вздыхаю, но заканчиваю есть и отдаю Куперу половину моей картошки фри. Зная мою нынешнюю удачу, ему наверняка в ближайшее время перепадет еще много дерьма.

Закончив, я иду в ванную и отталкиваю Лейна с дороги, чтобы почистить зубы. Зубные щетки маленькие и жесткие, и мне кажется, что они пытаются разодрать мои десны вместо того, чтобы их чистить. Я полагаю, это означает, что я не должен был выбирать такие дешевые, а покупать приличные.

Лейн протягивает мне свою зубную щетку, которую я кладу так, чтобы она не касалась щетиной раковины, так как у меня паранойя по поводу микробов.

– Итак…Как мне убрать эти нитки? – спрашиваю я, осматривая небольшой шов прямо под линией роста волос.

– Просто срежь их.

– Ага.

– Хочешь, чтобы я это сделал? – спрашивает он, шлепая рукой по сумке, в которой лежат ножницы, которые я купил. Кому вообще нужен врач?

– Конечно, – говорю я, когда он щелкает ножницами в воздухе. Я выхватываю их у него, прежде чем он отрежет мне что-нибудь важное, и осторожно разрезаю каждый стежок, пока нити не освобождаются. Рана на моей руке выглядит прилично зажившей, поэтому я тоже снимаю шов, прежде чем бросить ножницы на полку.

Закончив, я выхожу и нахожу Лейна сидящим на краю кровати.

– Ты собираешься лечь спать? – спрашиваю я.

– Да. Сейчас. – Он смотрит в мою сторону, когда я иду к нему.

– Хочешь почесать мне спинку? – предлагаю я, подходя к нему и забираясь к нему на колени.

– Нет, – говорит он. – Я не могу. Я слепой.

Я смеюсь и наблюдаю, как он тянется к моему лицу. Я немного волнуюсь после того, как он попытался выбить мне глаз в машине, поэтому не могу не поежиться от воспоминаний о травме. Его палец касается моей щеки, и он колеблется, но продолжает двигать его вверх, пока его рука не оказывается на линии моих волос. Он скользит рукой вверх, когда его пальцы погружаются в мои волосы. На самом деле это не романтический жест, поэтому я просто наблюдаю.

Его пальцы пробегают по светлым прядям.

– У тебя кудрявые волосы?

– Нет, просто немного волнистые. Идеально для небрежной прически , – говорю я.

Он проводит пальцем по пряди вниз, а затем проводит рукой по моим волосам до лба. Он касается волос, откидывая их назад, прежде чем скользнуть пальцами по лбу, как будто пытается запомнить мои черты. Затем его большой палец проводит линию от середины моего лба вниз по носу, пока не достигает кончика.

– Ты говорил, что ты бледнее меня? – вспоминает он. Он оставляет большой палец на кончике моего носа, когда его пальцы вытягиваются, скользя по лбу и вниз по щеке.

Я смотрю на его загорелую кожу; до всего этого он явно не боялся улицы.

– Да.

– У тебя есть веснушки?

– Нет.

Его палец замирает, когда он касается маленького шрама прямо над моей бровью. Большинство людей даже не замечают его, так как он уже практически невидим.

– Что это?

– Шрам.

– От чего?.

Я наблюдаю за сосредоточенным выражением на его лице. Его глаза совсем не сфокусированы, но демонстрируют полную концентрацию, как будто он действительно что-то видит.

– Эм…Думаю, он появился, когда мой брат ударил меня бейсбольной битой.

– Брат? Я не знал, что у тебя есть брат.

– Да…Я давно его не видел.

– Почему?

– Не знаю. Он вляпался в какое-то плохое дерьмо. Я думаю, он слишком много унаследовал от моей мамы. – Я вздыхаю. – В любом случае, возвращаясь к моему шраму, он не прекращал кровоточить, поэтому он склеил его каким-то супер-клеем, но в процессе его палец тоже прилип, поэтому, когда он убрал палец, то снова разорвал рану.

– Ой.

– Да, это было неприятно.

Пальцы скользят дальше, и я закрываю глаза, немного беспокоясь о близости его руки и моего глаза. Кончик пальца скользит по веку, затем по ресницам.

– Ты говорил, у тебя карие глаза?

– Да.

– Какого оттенка?

– Э-э… Я не знаю. Что-то вроде орехового, я думаю.

– У тебя длинные ресницы, – говорит он, когда его пальцы скользят по моей щеке. Его большой палец опускается с носа к верхней губе, затем скользит по щеке, и я открываю глаза. Он проводит по краешку моих губ, пока я слежу глазами за каждым движением.

И я не могу не задаться вопросом, когда все изменилось. Когда я перестал видеть в нем просто объект желания? Того, с кем связывает только похоть? Я никогда не позволял себе подходить к кому-то настолько близко, так почему же он вдруг поглотил меня? Мне невыносима мысль о том, чтобы бросить его. Я предпочитаю пройти через все это дерьмо, через которое он меня заставляет, чем снова остаться одному. Я хочу, чтобы он был рядом со мной больше, чем я когда-либо позволял себе хотеть чего-либо в своей жизни. Он дает мне цель, а также заставляет меня чувствовать себя желанным и нужным.

Когда его пальцы касаются моего подбородка, он скользит рукой вниз, к низу моей футболки, где хватает ее и стягивает через мою голову. Как только моя верхняя половина обнажается, он быстро расстегивает пуговицы на моих брюках. Желая помочь, я слезаю с его колен и спускаю штаны, снимая их. Используя пальцы ног, я стягиваю носки. Он тянется ко мне и кладет руки мне на бедра, обхватывая их пальцами. Лейн поднимает меня и кладет на кровать.

Он протягивает руку подо мной и стягивает верхнее покрывало, прежде чем подняться, пока его колени не оказываются по обе стороны от моей талии. Я не тянусь за его одеждой, потому что не совсем уверен, что это то, чего он хочет. Вместо этого он продолжает с того места, на котором остановился. Его пальцы спускаются с моего подбородка к шее, находят каждую родинку, каждую впадинку, все, что делает меня таким, какой я есть, а я просто наблюдаю за ним. Я никогда раньше не чувствовал себя таким замеченным, таким уязвимым. Как будто он видит каждый дюйм меня, на который никто другой никогда не тратил время. Руками Лейн скользит вниз по моей груди, кончики его пальцев касаются моих сосков. Затем, двигаясь от моей груди, скользит по плечам и рукам, останавливаясь только тогда, когда он находит еще один шрам.

– А это откуда?

Я немного отодвигаюсь. Я очень стараюсь не испытывать эрекцию, так как он явно просто хочет найти способ увидеть меня, но его руки теплые и немного шершавые. Его палец скользит вниз по шраму на руке, прежде чем обвести его.

– Откуда взялся этот шрам?

Я молчу, наблюдая за тем, как он снова и снова обводит пальцем шрам.

– Феликс?

– Хм?

– Откуда взялся этот шрам?

Я наблюдаю за выражением его лица, но он ничем не выдает себя.

– Мне было пятнадцать, и я украл деньги у своей мамы. Она собиралась потратить их на наркотики, а я просто хотел что-нибудь поесть. Ее парень разозлился и начал бить меня пивной бутылкой. Я ненавидел его, ненавидел ее. Я ненавидел всех. Я ненавидел себя. Я просто…хотел уйти, но не мог. Когда он закончил избивать меня, я помню, что просто лежал в туалете. Это было единственное место, где я чувствовал, что могу скрыться от них. И вот тогда я услышал вой сирен. На долю секунды мне показалось, что моя мама позвонила в полицию. Я думал…Я думал, она так беспокоилась обо мне, что вызвала полицию. Мне… было все равно, что у меня болит, что у меня кровоточит губа, что моей руке нужны швы. Мне было все равно, потому что моей маме было не все равно! Ей на самом деле не все равно!

Я вышел из туалета, и там была она. Моя мама. И она повернулась ко мне, и в ее взгляде было не беспокойство, а гнев. Она начала кричать на меня, когда копы схватили ее парня. Она кричала и кричала на меня, обвиняя меня в том, что я позвонил им. Как будто я мог, блядь, позвонить им оттуда, где прятался от этого мудака. Затем копы двинулись за ней, и я побежал. Я выскользнул в окно, там как раз стояла полицейская машина. Неподалеку крутился полицейский, но он не обратил на меня внимания, тогда я скользнул на водительское сиденье и уехал. Я думаю, что часть меня хотела, чтобы он просто пристрелил меня. Просто… убил меня, чтобы все это дерьмо закончилось. Другая часть просто хотела, чтобы кто-нибудь, блядь, заметил.

– Я заметил тебя в тот момент, когда встретил, – говорит он.

– Ничего подобного. Ты хотел, чтоб я ушел.

– Я ненавидел свою жизнь. Я ненавидел свой мир. Но я заметил тебя, Феликс, – говорит он, когда его руки скользят по моим бокам, по моим бедрам. – Я замечаю каждый дюйм тебя. Каждую отметину, каждую родинку, я чувствую их. И я замечаю.

– Почему? – спрашиваю я. – Почему ты замечаешь?

Он наклоняется вперед и прижимается своими губами к моим. Я закрываю глаза и прижимаюсь к нему. Жесткое прикосновение его губ, ласка его языка. Я открываю рот, позволяя его языку переплестись с моим. Но потом он отстраняется и возвращается к моему животу, как будто только что вспомнил о своей первоначальной цели. Его рука скользит по моей плоти, заставляя кожу дрожать от его нежного прикосновения. Я не могу контролировать желание, которое копится во мне. Его пальцы скользят вниз по моим бедрам, и мне до боли хочется прикоснуться к нему.