Работать — для Аниты это означало собирать пробы воздуха, воды, пыли из всех закутков станции, скрупулёзно изучать их, пытаясь найти следы нейритов. Тщетно. Нейритов не было нигде, за исключением человеческих тел.

Как Эргашева и опасалась, жнец уничтожил не только бортовой журнал, а и всю хранящуюся в памяти компьютера информацию, какую успел. Потому опознать удалось лишь несколько тел — Орловского, офицера службы безопасности Томина, врача Леппе. Был среди убитых и жнец — Вартан. Заражены оказались все. Теперь Анита смогла наблюдать различные стадии развития колонии нейритов в человеческом организме. У некоторых они едва появились, не успев подменить собой хоть сколько-нибудь значительную часть ганглий, у других достигли примерно той же стадии, что и у Белова. Два тела были пронизанные побегами буквально насквозь. Перед Анитой воочию предстал генезис колонии нейритов, в точности такой, как на проверенных и перепроверенных математических моделях. Не хватало одного — стадии заражения.

Материала для исследований было много. Толку — мало. Регрессионный анализ ни к чему не приводил. Колония погибала одновременно с носителем. Нейриты не имели стадии «плодоношения», не вырабатывали споры, размножались исключительно вегетативно. По всем признакам колония нейритов была частью человеческого организма. Небывалой, удивительной, но при этом не менее естественной, чем, скажем, скелет или кровеносная система.

Анита просиживала в лаборатории по десять-двенадцать часов в сутки. Вернее, она очень скоро перестала следить за стандартным временем. Когда заканчивались одни сутки и начинались следующие? Когда по корабельным часам наступал день, а когда — ночь? Какая разница! Обеды и ланчи ей вновь доставляли на рабочее место. Не командир, — у Эргашевой и без того забот хватало, — кто-нибудь из бойцов медслужбы. Ребята ни о чём не спрашивали, но взгляды их хмурых лиц были красноречивее слов: «Нашла?» Всем не терпелось поскорее покинуть смахивающую на склеп станцию, вернуться в уютную тесноту фрегата. Что она могла им ответить? Утешало одно — никто из прибывших на «Неоспоримом» не заразился.

Борцев вёл собственные исследования — в лаборатории на фрегате. Достижениями с коллегой микробиолог делиться не спешил, но Анита подозревала, что продвинулся он не намного дальше — иначе Эргашева её предупредила бы. За всё время командир заглянула к ней всего дважды. От неё Анита узнала, что судьбу исчезнувшей части персонала так и не выяснили. Покинуть станцию они не могли, так как оба входящих в комплект «Света Восхождения» челнока стоят в эллинге — некий «умелец» привёл их бортовую автоматику в полную негодность. Еще командир сообщила, что штурмовики спускались на поверхность, к стройплощадке: доставили образцы по заданию Борцева — результаты отрицательные. И убедились, что строительство заморожено — система управления автоматами выведена из строя так же надёжно, как челноки. Теперь там восемьдесят квадратных километров мёртвого металла, пластика и бетона.

Третий раз Анита увидела Эргашеву, возвращаясь «домой». Жилые помещения располагались ярусом ниже лабораторных, чтобы хоть как-то сократить путь, Курлаева заняла каюту у самой лестнице. Если учесть, что её распорядок дня никак не совпадал с общепринятым, то не удивительно, что с соседями она за дни, проведённые на станции, ни разу не встретилась. Даже не знала, кто поселился в следующих каютах, и заняты ли они вообще. Оказалось, заняты. Едва щёлкнул магнитный замок на двери, как сзади окликнули:

— Доброе утро, доктор! Или у вас сейчас вечер?

Анита удивлённо оглянулась. Командир выглядывала из полуоткрытой двери соседней каюты.

— Да… А что, утро? Я сбилась, наверное. Какой сегодня день?

— Пошли десятые сутки, как мы захватили станцию. Не хотела вас торопить, но… А зайдите ко мне, по-соседски. Поговорим.

После шести серий экспериментов спать хотелось ужасно. Опустишь веки, и разноцветные нити нейритов начинают ветвиться перед глазами, опутывая всё вокруг. Какие уж тут разговоры! Но отказаться Анита не посмела.

Каюта Эргашевой выглядела на удивление обжитой, в отличие от её собственной. Кружевные занавески на псевдо-окне, коврик-плетёнка под ногами, целое семейство плюшевых медвежат по углам.

— Нет, нет, моё только это,— засмеялась Эргашева, заметив удивление на лице гостьи, кивнула на стол, заваленный чипами, планшетками, пищевыми тубами и висящую на спинке кресла кобуру с тяжёлым штурмовым бластером. — Остальное досталось в наследство от прежней хозяйки. Жанна Вискова, инженер-геодезист, одна из исчезнувших. Кстати, вот она.

С голографии на стене насмешливо улыбалась тонкогубая блондинка с неестественно длинными, наверняка искусственно выращенными ресницами. Аните сделалось неловко под этим взглядом. Будто непрошенными в склеп забрались. Как удачно, что её каюта раньше пустовала!

— Присаживайтесь, доктор. Чашечку кофе? Сок? Молочный коктейль? — командир взяла со стола несколько туб.

— Спасибо, сок у меня в заправке ещё есть. А кофе я на ночь не пью, — Анита осторожно, стараясь не задеть торчащую из кобуры рукоять бластера, опустилась в кресло.

— Да это я так, пошутила, — Эргашева присела на кушетку рядом. — А если серьёзно: Борцев утверждает, что инкубационный период нейритов закончился. И если ни у кого из команды, включая раненых, они не выявлены, значит, мы не заразились. Так я могу вернуть людей на фрегат?

— Да.

— Это хорошо. А плохо то, что мы так и не нашли источник заражения. И никакой информации о случившемся на станции. Что делать? Возвращаться на Землю, и пусть умники из Совета по космоисследованиям снаряжают сюда новые экспедиции, перепахивают планету вдоль и поперёк? Борцев настаивает именно на этом. А гибель персонала станции спишем на несчастный случай. Вы с этим согласны, доктор?

— Не совсем. Понимаете, нейриты ведут себя в теле не как паразиты. Скорее, как симбионты. Очень полезные симбионты. Единственный побочный эффект — резкое повышение агрессивности. Но возможно, и это временное явление, пока человек не освоится со своими новыми возможностями. Однако тогда возникает противоречие: если нейриты, это внеземная форма жизни, то как мог возникнуть симбиоз?! Они будто специально сконструированы, чтобы дополнить наш организм ещё одной системой.

— И вы туда же, доктор? Эту гипотезу мы проверили. Меня ведь не спроста назначили командиром экспедиции. Я работала в фонде «Свет Восхождения» под прикрытием, знаю организацию изнутри. Поверьте, это религиозные фанатики, жаждущие чуда. Они не верят в научный прогресс. Осмотр станции подтвердил — до нашего появления никаких исследований в области микробиологии или генетики здесь не вели. Да никаких исследований не вели! Строили купол и отдыхали в свободное время. И чужие здесь не появлялись.

— Чужие?! — изумилась Анита. — Инопланетяне?

Эргашева захохотала.

— Зачем же так радикально! Ценю ваше чувство юмора… Я говорю об иностранном гиперкорабле. Несанкционированное вторжение на чужую территорию, эксперименты над людьми, похищения — это прямой акт агрессии, необъявленная война фактически. Но я должна была и это проверить. Выдам маленький секрет — маяк-транслятор, который запускают косморазведчики, чтобы объявить право собственности на вновь открытую звёздную систему, выполняет и другую функцию. Он регистрирует каждый гиперкорабль, входящий в локальное пространство. Идентифицировать чужака удаётся не всегда, но засечь время входа-выхода труда не составляет. Так вот, в локальное пространство Камелии никто посторонний не входил. Да, маяк можно взломать, как любую технику. Но и это проверили. Бортинженер «Неоспоримого» летал туда, доложил — следов взлома нет. Показаниям регистратора можно доверять стопроцентно. — Она помедлила. — Так что всё, тупик. Нейриты не могут иметь внеземное происхождение и одновременно их не могли завезти с Земли. Откуда же эта зараза взялась, а? Доктор, у вас есть хоть какое-то предположение?

Анита задумалась. Готова ли она высказать в слух то, к чему шла последние дни? То, что логически следовало из построенных моделей, из результатов исследований?

Она решилась:

— Они не «зараза». Нейриты не существуют вне человеческого тела. И никогда не существовали.

Пришёл черёд изумиться Эргашевой:

— То есть как?!

— Нейритная колония присутствует в человеческом организме с рождения. На Земле она по какой-то причине так и остаётся неактивной. А на Камелии активировалась.

— Неожиданный поворот… А почему у нас она не активировалась? Даже у тех, кто спускался на поверхность за образцами? Получается, скафандры нас всё же защитили? А у раненых следы нейритов не обнаружены, потому что стасис остановил их рост?

— Не думаю. Скорее, источника активации нет поблизости.

— Не логично. Даю голову на отсечение, большая часть персонала станции ни разу не выходила за её пределы. Внизу работают киберы, люди спускаются на стройплощадку в экстренных случаях. Да и то — техники, наладчики. Остальным — операторам, обслуживающему персоналу — что делать на безжизненной планете? Они заразились, или как вы говорите, активировались здесь, на станции. И тем более, Белов! Уж ему то и подавно вниз соваться инструкция не велела.

— Значит, источник прежде был здесь, а сейчас его нет.

Эргашева покачала головой.

— Этого мы не проверим.

— Почему же? Очень даже проверим!

И Анита сделала то, что давно хотела. Едва ли не с самого первого дня на станции. Вернее, с первой ночи, когда долго не могла уснуть в скафе.

Гермошлем опал увядшими лепестками, втянулся в воротник. Воздух станции пах озоном и пластиком. И чуть-чуть — пряными травами. Наверное, духи прежней хозяйки каюты.