— Кэп? — позвал его Амос.

— Да?

— Нам пора повидаться с доком.

Он секунду помолчал.

— В систему Адро?

— Там только лаконийские корабли, — сказала Наоми.

В разговор вмешалась Тереза:

— Они все подчиняются доктору Окойе. И других там нет. А полковник Танака такого не ожидает.

— Мы недавно заправились, — сказал Алекс. — Если собираемся тихо где-нибудь переждать на плаву, сейчас самое время.

— Кэп, — опять сказал Амос. Было что-то странное в его голосе. — Нам пора повидаться с доком.

Джиму не хотелось этого делать, и он сам не знал почему. Нет, неправда. Знал. Элви была их последней надеждой в борьбе против тьмы, и если он увидит, что она потерпела поражение, у него даже этого не останется. Недостаточно веский повод оставаться в стороне.

— Алекс, составляй маршрут самого быстрого перехода в систему Адро.

***

Кит проснулся. Кресло-амортизатор пустовало. Сначала он решил, что Рохи решила покормить Бакари. Нет, младенец лежал, пристегнутый в своей собственной маленькой колыбели, глаза закрыты, руки плавают впереди, словно он еще не покинул околоплодный пузырь. Сын выглядел совершенно спокойным. И хорошо, поскольку больше никто здесь спокоен не был.

Кит как можно тише отстегнул ремни и синхронизировал ручной терминал с системой каюты. Она направит все внимание на Бакари и предупредит отца, если младенец хотя бы срыгнет. А потом как можно тише Кит выскользнул из каюты и направился к общему камбузу.

Освещение было приглушено по ночному режиму, и ручной терминал Рохи подсвечивал ее лицо снизу. Флаг их будущего дома повис тенью над ее правым плечом. Глаза Рохи были прикованы к маленькому экрану. Киту незачем было спрашивать, он знал, что она ищет. Репортажи из системы Сан-Эстебан.

Кит подплыл к ней поближе, не включая магнитных ботинок. Рохи подняла на него взгляд и невесело улыбнулась. Грустно, может, даже слегка обиженно.

— Мы уже почти возле врат, — сказал Кит. — Еще пара часов.

Рохи кивнула, но лента новостей на экране переключилась на что-то новое и опять привлекла ее взгляд. Ужасные репортажи о гибели целой системы снова и снова повторялись и комментировались на десяти языках сотней политиков-радикалов. Научные каналы вещали о способе смерти. Религиозные — о ее духовном смысле и о воле Бога. Политические — о том, что во всем виновата чужая идеология. А Рохи просматривала все, словно ожидала найти что-то среди изображений трупов. Может, смысл. Или же надежду.

— Тебе нужно хоть немного поспать, — сказал Кит. — Малыш скоро проснется, а он чувствует твое настроение сильнее, чем мое.

—Не чувствует, что тебе плохо, — отозвалась Рохи. — Младенец, а уже понимает, что я расстроена.

— Мы с тобой для него — весь мир.

— Может быть, нам не следовало этого делать?

— Чего, детка?

— Всего этого. Отправляться к другим планетам. Летать к звездам. Что, если Бог этого не хочет?

— Ну, тогда надо было раньше сказать, а теперь уже поздно.

Усмехнувшись, она отключила ручной терминал. Кит почувствовал облегчение. Он не знал, как поступил бы, не оторвись она от этих каналов. Вернулся бы один в каюту, наверное.

— Как мы можем? — пробормотала она. — Они только что погибли, а все продолжают жить как ни в чем не бывало.

— А другого выбора нет. Продолжаем жить, потому что живы. — Кит вытер пленку слез, собиравшихся вокруг ее глаза. — Все будет хорошо, — сказал он, понимая, как мало стоят его слова. И как слабо он сам в них верит. — Пойдем в постель.

***

С одной стороны, гонка выглядела достаточно примитивно. «Роси» тормозил, еще несся в сторону врат Фригольда, но все медленнее и медленнее. К тому времени как корабль к ним приблизится, «Роси» достаточно затормозит, чтобы отклонить траекторию на тридцать четыре градуса — к вратам Адро или к любым из сотен других. «Деречо», лаконийский эсминец, набрал бо́льшую скорость и только начинал тормозить. Ему предстояло миновать врата Фригольда, двигаясь быстрее, а потом сильнее затормозить, нагрузить мощный лаконийский двигатель с риском погубить часть собственного экипажа. Может быть, лаконийцам удастся узнать, сквозь какие врата ушел «Роси». Или догадка будет неверной. Может быть, ради поиска «Роси» им придется пойти на убийственное торможение в пространстве колец. Или, черт возьми, может случиться сбой, корабль вместо врат попадет в поверхность сферы, окружающей медленную зону, и будет аннигилирован. До сих пор Джиму везло.

Но, с другой стороны, эта гонка была нереально сложной. Одним взглядом Джим мог превратить дисплей в вероятностную трехмерную карту, на которой отображались все возможные траектории «Роси» и точки принятия ключевых решений, где соотношение таких факторов, как время, вектор направления, отклонение скорости, эластичность человеческих кровеносных сосудов и положение корабля в пространстве, определяло момент, изменяющий возможное будущее. Джим балансировал между двумя картинками — кривой предполагаемого пути «Роси» и конусом возможных траекторий «Деречо».

Замысловатая паутина событий, вероятных, но пока не произошедших, все сильнее сжималась с каждой секундой, оставляя за собой тонкую нить, называемую историей. Челюсть Джима ныла от торможения. Уже много часов все молчали, и его головная боль была, скорее всего, просто болью. Ведь инсульт так долго не длится.

«Подготовка к переходу», — Алекс передал сообщение всей команде.

Для наружного телескопа кольцо врат диаметром в тысячу километров было все еще слишком мало и едва различимо. Джим смотрел, как оно растет, пока не сделалось размером почти с ноготь на его вытянутом большом пальце, а потом все звезды вселенной разом погасли — это значило, что они прошли сквозь врата и оказались в пространстве колец.

Весь пузырь с вратами был размером чуть меньше объема звезды из системы Сол. Его не заполнили бы миллионы Земель. На такой скорости «Роси» пробудет здесь недолго.

«Роси» начал смещаться под ним, разворачиваясь по идеальной дуге, соединившей врата Фригольда и Адро путем сложного математического построения, которое мощь корабля обращала теперь в физическую реальность. Если вдруг возникнет заминка с подачей реакторной массы, они сойдут с курса. Если промахнутся, не попадут во врата Адро — все дальнейшее станет чьей-то чужой проблемой. Джим не знал, от страха ли так бешено колотится сердце, или просто изо всех сил пытается поддержать кровоснабжение мозга.

Слева от него что-то проворчала Наоми, это прозвучало тревожно. В нем внезапно вспыхнуло воспоминание о медицинской тревоге, взвывшей, когда Фред Джонсон умер в том же кресле, где сейчас сидит Наоми. Сердце Джима нашло способ биться еще быстрее. Медицинской тревоги не прозвучало, но ему пришло личное сообщение от Наоми.

«Слишком много кораблей».

Он опять сменил формат на дисплее. Схема трафика в пространстве колец. Виден десяток кодов маячков — «Безумие Тирана» из Сола, «Таиф» из Хондея, «Прощение» из Фирдоуса. И вдвое больше безответных запросов для неопознанных двигателей. Джим собрался было изменить параметры анализа, чтобы включить в него всех, но получил еще одно сообщение от Наоми.

«Это какое-то безумие. Они завалят переход. Что они творят???»

Но она-то знала, что и почему. То же, что и всегда. Каждый сам видит риск, сам решает, есть ли смысл бросать кости. Теперь некому было отслеживать, сколько кораблей вошло во врата и не вышло с другой стороны. Если «Роси» исчезнет, Джим не знал, когда это обнаружат. Может быть, никогда.

Он переключил систему на оценку угрозы, и ответ пришел тут же. До того, как «Роси» достигнет Адро, пространство колец собирались покинуть два корабля — корабль-колония без радиомаячка, находящийся почти у врат Беренхольда, и «Прощение», тяжелый грузовоз из Фирдоуса, который должен уйти в Бара-Гаон всего на пару минут раньше, чем «Роси» приблизится к вратам Адро. Если допустить, что врата в базовом состоянии, «Роси» переживет переход. При условии, что в этот момент никакие другие корабли во врата не войдут.

В общем, много допущений, на которые у Джима никаких причин не имелось.

***

Звезды снова вернулись. Все те же звезды, что дома, но расположены чуть иначе. Экко опять уронил голову в гель аварийного кресла. Мгновение он почти ничего не понимал и не чувствовал. Потом его затопило глубокое облегчение, волной поднимая вверх сердце и с легкостью опуская обратно.

По негромкому ритму французской ругани Аннамари Экко понял, что канал связи открыт. Пилот говорила не с ним, и вообще, похоже, ни к кем конкретным. Может, с Богом.

— Народу сегодня собралось многовато, да? — сказал Экко.

Аннамари перешла на английский.

— Чтоб тебя, старик, это было уже чересчур.

Экко снова рассмеялся. Расслабление ощущалось почти как после оргазма. Он был здесь, на своем корабле и в системе Бара-Гаон, а не где-то в дикой пустоте, пожирающей корабли, которые вытянули короткую соломинку.

— Я увольняюсь, — объявила Аннамари. — Найду на Бара-Гаоне жилье и приличную работу, уйду на пенсию и нарожаю детей, и в жизни больше не пойду через эти чертовы врата, будь они прокляты. — В ее голосе Экко слышал усмешку, и он знал, что она еще не в себе. — Я не шучу, капитан. Кто-то сдохнет к чертовой матери, если здесь останется такая загрузка.

— Справедливо, но не для нас. Не сегодня. Дай мне узкий луч с управлением трафиком и с клиентом. Пусть узнают, что мы уже здесь.

— Что мы живы и спалим себе задницу в другой раз, — продолжила Аннамари. — Выполняю. Дам знать, когда будет контакт.

***

«Росинант» стонал. Сварные швы приближались к грани допустимой нагрузки. Массивные углесиликатные платы корпуса прогибались, глубоко вонзаясь в опоры. Двигатель выл, толкая вперед пузырь из керамики, металла и воздуха. Хоровод звезд на дальней стороне врат Адро почти скрылся за шлейфом их двигателя.