Глава двадцать пятая. Танака

У капитана «Прайса» было плоское лицо с белой кожей и больше похожая на щетину борода, не скрывающая двойной подбородок. Он уже два десятилетия перевозил колонистов к новым мирам, а теперь плавал в кабинете Танаки, и по его лицу ничего невозможно было понять. Вроде он должен был перепугаться. Но казался просто ошеломленным.

Волевым усилием Танака перестала барабанить пальцами по бедру. Ей не хотелось показывать свою нервозность, даже перед человеком, который явно не собирался ничего замечать. В конце концов, этот разговор, как и все другие, записывается.

— Я принимал... — сказал он, помедлил, облизал губы и продолжил: — Психоделики. Я много что видел, понимаете? Но это совсем другое. Совсем.

«Прайс» пришвартовался к «Деречо» и был первым в очереди среди кораблей, ожидающих, когда лаконийцы встретятся с экипажами, скопируют информацию с датчиков и систем связи и прочешут все до последней пылинки. Но «Прайс» был самым важным из них. Единственный корабль за всю историю, который уцелел, побывав летучим голландцем.

И если Танака лелеяла хоть какую-то надежду, что капитан знает причину, теперь пришлось эту надежду похоронить.

— В корабельном грузе было что-то выбивающееся из привычного ряда?

Его взгляд расфокусировался, но потом все же остановился на Танаке. Пожатие плечами и кислая мина были идеально синхронизированы — результат многолетней практики, и как бы говорили: «Да откуда ж мне знать?»

— Мы просто прошли через врата, все как всегда. Обычно первым делом это затрагивает шлейф двигателя. Но мы не заметили ничего странного. Шлейф никуда не делся, понимаете?

— Понимаю, — кивнула Танака. У нее заныла челюсть. — Но должно же что-то быть. Какие-то изменения. Что в последнее время изменилось на корабле?

— На Ганимеде мы взяли новые воздушные фильтры. Заряженный графен с перекрестной структурой. Они должны служить в два раза дольше, чем прежние, их можно промывать дистиллированной водой. А потом снова пять или шесть раз использовать.

— Другого нового оборудования не было?

— Нет, с последнего полета.

— А как насчет пассажиров? Кто-нибудь перевозил нечто необычное?

Он опять пожал плечами. И нахмурился.

— Строительное и климатическое оборудование. Понятия не имею.

— Может быть, это оборудование основано на протомолекулярных технологиях?

По его лицу промелькнуло нетерпение.

— Да все сейчас основано на протомолекулярных технологиях. Обшивка корпуса — протомолекулярные технологии. Биопленки вокруг реактора — тоже. Половина продовольствия сделана на оборудовании, основанном на этой дряни.

Танака глубоко вздохнула и выдохнула сквозь зубы. Он прав, но от этого не легче. Однако должна же быть какая-то причина, по которой этот человек здесь, висит в воздухе рядом с ее столом, а не сожран голодной пустотой во время неудачного перехода.

Надо успокоиться.

— У вас были... какие-то особенные ощущения во время инцидента?

Танака сумела говорить ровным тоном, словно готова принять любой ответ в равной степени. Словно от вопроса у нее внутри все не напряглось.

— О да. Еще какие.

Танака выключила запись.

— Расскажите все, что помните. Не пытайтесь найти логическое обоснование. Просто вспомните, как это было.

Капитан тряхнул головой. Не отрицание, а удивление, граничащее с недоумением.

— В общем, это было как... Даже не знаю. Как будто ты посреди океана, но вода — это другие люди. Знаете, так бывает во сне, когда представляешь себя кем-то другим. Когда тебе снится, что ты старик, хотя на самом деле ребенок. Или ребенок, когда на самом деле ты старик. А это было, словно видишь тысячу таких снов одновременно.

Танака кивнула. Вообще-то, это было на редкость хорошее описание. Волевым усилием она расслабила челюсть.

— Вы до сих пор помните те ощущения в подробностях? Или они со временем стираются, как бывает со снами?

Он снова пожал плечами, но едва заметно. Как будто был напуган или печален. А когда заговорил, тон был почти скорбным.

— Скорее... обрывками. Например, я помню, как был женщиной со станции «Л-4», это происходило лет десять назад. Я только что получил повышение и напился с друзьями.

— Вы когда-нибудь бывали на «Л-4»?

— Нет, но в тот момент был. Она была. Она была там, а я был ею. Не знаю, как объяснить, вот такая фигня.

— Вы помните об этой женщине что-то еще?

— У меня была очень темная кожа. Прямо черная. И что-то не так с правой ногой.

— Ладно. Хорошо. — Танака снова включила запись. — Вам придется задержаться, пока мы не опросим всех на борту и не сделаем полное криминологическое сканирование.

Танака ожидала, что он возразит, но он не стал. «Прайс» придет на Ниуэстад с задержкой, и капитан как минимум лишится бонуса. А то и получит штраф за опоздание. Если его и тревожила потеря денег, он это не показал. Танака решила, что на фоне случившегося экономическая реальность выглядела менее значимой. Она часто с таким сталкивалась во время подобных бесед.

Перебирая руками поручни, капитан «Прайса» выплыл из кабинета в коридор, где ждала охрана. Танака нажала на кнопку, и дверь за ним закрылась. Данные по всем экипажам и пассажирам задержанных кораблей уже были в компьютерной системе «Деречо». Но неполные данные. На некоторых кораблях объявили, что во время инцидента часть данных была утрачена, системы повреждены. А значит, они просто что-то скрывают — контрабанду, контакты с подпольем или сведения о проходе «Росинанта» через медленную зону. Танака не была наивной и не верила, что эти люди — достойные граждане империи.

Но этим она займется позже.

Ее собственные ощущения напоминали просто временное помутнение. Она смотрела, как погибает во время перехода «Прайс». А в следующее мгновение ее уже закрутило ураганом незнакомых сознаний, которые набросились со всех сторон. Когда она пришла в себя, оказалось, что «Деречо» автоматически остановился. Вся команда была ошеломлена и растеряна. Танака припомнила, как проходила мимо одной женщины в коридоре — та плавала в позе зародыша, у ее глаз собрались пузыри слез, словно выпуклые очки из соленой воды.

Временное отключение сознания часто сопровождалось визуальными и слуховыми галлюцинациями. Это была новая вариация, но и только. Танаке хотелось в это верить, и поэтому она решила дважды все проверить, как и все, во что ей хотелось верить.

Первоначальные критерии поиска были достаточно просты. Женщина, находившаяся на «Л-4» от восьми до тринадцати лет назад. Найти медицинские записи с упоминанием правой ноги.

Она обнаружило только одно совпадение. Анет Димитриадис, старший механик на «Прекрасной жизни» — грузовом судне, курсирующем между системами Корасон саградо, Сорока и Панкаджа. Танаке не понравилось, как напряглось ее горло, когда она запрашивала данные по этой женщине.

Кожа Анет Димитриадис была такой черной, что система изменила контраст изображения, и черты лица стали более отчетливыми. Танаку окатила волна страха, словно ушатом холодной воды.

— Твою мать, — пробормотала она.

В пространстве колец из врат полился мягкий свет, лишенный теней. А электромагнитное излучение на разных частотах заполнило пустоту, как глушилка сигнала. «Деречо» записал все это, заполнив свободную память необработанными данными со всех имевшихся датчиков. Корабли, находившиеся в пространстве колец, когда «Прайс» каким-то образом вернулся из мертвых, дрейфовали, ожидая своей очереди на допрос и разрешение уйти. Горстка других кораблей прошла через врата — медленно, неуверенно, словно мыши, которым пригрезилось мяуканье.

Желания и возможности Танаки расходились слишком сильно, чтобы быть независимыми переменными. Пришлось бы потратить много лет, допрашивая в своем кабинете каждого человека со всех кораблей, запугивать их, угрожать. Выяснить, что они помнят. У нее не было столько времени.

А самое главное — это вообще не входило в ее обязанности. Она охотилась за Уинстоном Дуарте, или кем там он стал, чтобы вернуть его (эту сущность) на Лаконию. Здесь произошло нечто завораживающее. Возможно, самое важное событие во вселенной. Но это не имело значения, потому что не входило в ее задачу.

Правда, она обнаружила кое-что поважнее своей задачи. Дважды в день Танака ела на камбузе «Деречо», но лишь поскольку какая-то глубинная, первобытная часть ее мозга считала, что в окружении других приматов безопаснее. Одиночество в кабинете слишком напоминало об уязвимости. Но и среди экипажа находиться было неприятно. Она ела яично-рисовую смесь, пила чай и возвращалась обратно в кабинет, ощущая облегчение от того, что вновь оказалась одна, но в то же время и тревожась. Она ненавидела себя в таком состоянии.

Танака велела Боттону послать представителей на каждый корабль, чтобы провести опросы, а к ней направлять только капитанов, ученых и сотрудников информационной службы. В перерывах между собственными опросами она слушала десятки чужих, досконально сравнивала их, как пес вгрызается в кость, чтобы добраться до костного мозга. Она переключалась между каналами, выхватывая пару вопросов, пару фраз и двигалась дальше. «К примеру, как ты чувствуешь, типа, что болит нога, да? Типа того, но в другом теле, усекаешь?» Танака переключилась на другой канал. «Меня вдруг охватила паника, только не моя паника, а кого-то другого, но я ее чувствовал».

Она снова переключилась. «Со мной был кто-то еще, только не в каюте. И не просто со мной, не просто рядом». Она убеждала себя, что это скучно, но врала. Ей было не по себе, а это совсем другое. Хотелось напиться, врезать кому-нибудь или потрахаться. Сделать хоть что-нибудь. Чтобы сосредоточиться на собственном теле и забыть обо всем, кроме себя.