Шоколадный вальс и свидание

Конфеты были съедены хозяйкой с превеликой благодарностью. А вечером пришел Алешин друг, студент инженерного факультета Жижикин, с просьбой помочь с решением задачи по начертательной геометрии.
Дружба их началась в тот день, когда будущие студенты училища встретились в потасовке с гимназистами. Они тогда стояли спина к спине: высокий, с длинными руками Алексей, совсем не умеющий драться. И среднего роста, худощавый, но крепкий Жижикин, который в своей жизни выиграл не один неравный бой.

Гимназисты тогда с позором ретировались, не выдержав напора студентов.
Невзрачная внешность друга была обманчива, за ней скрывался бешеный темперамент и великие помыслы. Он был беден, но горд, и не считал зазорным зарабатывать на жизнь преподаванием уроков. Если Алеша был талантлив в точных науках,  то Жижикин имел способность к языкам. В совершенстве владел французским и не хуже английским. Он  казался старше всех первокурсников, и оттого Алеша часто называл его просто по фамилии.
Хозяйке он нравился своей обходительностью и неизменной почтительностью к чину ее бывшего мужа.
Глафира Тихоновна, зажгла ночник и с выражением принялась читать «Ведомости Московской городской полиции».

«Второго мая в одной из комнат в доходном доме купца Сулуянова обнаружена крестьянская девица Софья Панова, шестнадцати лет, умерла путем отравления раствором фосфорных спичек. Дознанием полиции установлено, что причиной самоубийства послужила боязнь ответственности за совершенную в церкви  кражу».

- Два греха на душу взяла. Несчастная.

Развернув газету, старушка стала читать следующий  лист.

 «Уже третье загадочное исчезновение девушек в нашем городе на Стрелецком мосту. Незнакомки оставляют платья и даже, просим у читательниц прощения за интимные подробности, нижнее белье, а после обнаженными прыгают с моста. Одна из жертв карлица-арапка. Тела ни одной из этих  потерпевших еще не обнаружены. В этом странном деле пока нет никакой ясности. Свидетелей происшествий найти, тоже не удалось. Полиция в тупике».

- Чудны дела твои,  Господи,- зевая, и крестя рот, произнесла Глафира Тихоновна.- Это ведь что только не придумают, карлица, да еще и арапка.
Алеша даже линию провел криво, вспомнив  уехавшего сыщика Фандорина и городового с мокрым дамским платьем в руках. 

 — Эх, так я у вас ночевать останусь, – довольно прохрюкал Жижикин, доставая новый лист. Сам он жил в общежитии, в комнате с десятью соседями.
 — А и оставайся, — разрешила хозяйка, подобревшая от дорогого шоколада.

Сама она скоро отправилась на покой, а студенты легли спать за полночь, Алеша еще долго чертил и втолковывал другу о пользе начерталки для будущего инженера.  Потом в полной темноте и под большим секретом рассказал другу о встрече с удивительной девушкой Машей.
На что тот дал вполне дельный совет.
— А вы тайник соорудите, и пишите друг другу. А то знаю я этих бонн, пожалуются родителям, а те держиморду какую–нибудь приставят к барышне.

Алеша уже давно спал, а Жижикин все ворочался на мягкой софе. Никогда и  ни в чем до этого дня он в друге не видел превосходства: ни в его милой внешности, ни в достатке. А вот теперь подишь ты, позавидовал  чистой и наивной любви к девушке.

Сам Жижикин, рано узнал физическую сторону любви. Еще подростком был соблазнен скучающей и  пьющей жиличкой, снимавший у их семьи комнату.

Жиличка, была из разночинцев, она дымила, как паровоз, грубила матери Антона, делающей ей замечания.

Но выселить ее было нельзя:  платила вовремя, и приходилась Жижикиным  дальней родственницей.

Это была высокая, худая девица, которая спала до обеда, потом до вечера разгуливала  в  застиранном пеньюаре. Но к ночи происходило чудо.

Девушка мыла голову, свои коротко обстриженные кудри, мазала душистой помадой. Надевала единственное, кем - то подаренное платье, из самого Парижа. Красила губы, алого цвета помадой, и уходила. Утром ее привозили на пролетке, кавалеры, пьяную до безобразия.

В один из таких вот утренних приездов, женщина и попросила юношу помочь ей раздеться.

Гимназист дрожащими от волнения пальцами  снимал с жилички платье, потом  расстегивал крючки на корсете.

Женщина щуря, зеленые окаянные глаза, предложила выпить вина, а потом еще и закурить папироску. Маменька была в отсутствии, читала всю ночь псалмы по усопшей богатой благодетельнице. Вкус вина, и дым дешевых папирос «Трезвон», все это, в одно лето искалечило невинную душу отрока. Соблазнительница,  скоро уехала в Петербург, оставив  на прощание  флакончик ароматного одеколона, и поселив в   юной душе презрение, и брезгливость к женскому полу.

А Алеша спал, не ведая о душевных терзаниях, так и не уснувшего до рассвета, друга.