ПРОЛОГ

— Они варили головы, — сказала мисс Эберле.

Профессор Фредрик вздрогнул. Его мысли, казалось, дрейфовали в наступившей паузе.

«Они варили головы…»

Он посмотрел на странную грациозную женщину, а затем снова уставился в яму с черепами.

«Яма для приготовления пищи», — понял он.

Несмотря на палящее солнце, он дрожал на чистом горном воздухе. Это место заставило его задуматься об убийствах, об изнасилованиях. Вереница восторженных студентов рушила склон хребта двадцатифунтовыми кирками. Другие обнажали лопатами аморфные формы вещей, которые за последние шесть дней раскопок были подняты из забвения веков. Пыль поднималась волнами. Лихорадочный звук металла, ударяющего по горе, звучал знакомой песней. Фредрик провёл свою жизнь, занимаясь этим: извергая удушающие цивилизации из-под толстой кожи земли. И все же он никогда раньше не чувствовал себя так. Он чувствовал себя нарушителем.

Мисс Эберле стояла рядом с ним, глядя вниз в яму, как бог с небес. Она была тощая и довольно высокая, бледная — женский вариант Фредрика. Прямые чёрные волосы с сединой были подстрижены вокруг её измождённого лица, как шлем. У неё была непомерно большая грудь для её тела, которая растягивала перед её полевой блузки цвета хаки. Большие бледно-голубые глаза пристально следили за деятельностью раскопок. Когда она улыбалась, в щели её рта виднелся ряд острых, ровных белых зубов.

У неё была странная специальность: археологический социолог. Фредрик читал многие её статьи в журналах; её работа очаровала его — применение социальной механики к мифологии. Она также была, пожалуй, единственным в мире специалистом по малоизвестной до иберийской расе, известной как ур-локсы. Фредрик связался с ней в штатах, когда в ходе раскопок в Оксфорде начали обнаруживаться вещи, которых не должно было быть в периметре включения.

Кенотафы. Дольмены. Огромные братские могилы посреди роскошной английской сельской местности.

Британская воздушная разведка уведомила Оксфордский университет, когда на топографических пластинах появились некоторые контрольные черты. Они думали, что это поле для урн. Затем Оксфорд поручил Фредерику и его команде начать раскопки; они искали потерянное саксонское поселение в этом районе с тех пор, как двадцать лет назад были обнаружены несколько бриттских фолиантов. Фредрик не был на месте и дня, когда понял, что они наткнулись на что-то совсем другое.

«Они варили головы, — мягкий гортанный голос женщины скользнул в его сознании. — Мясники. Каннибалы».

Большой дизельный земснаряд гудел и дымил в пёстрое небо. Молодые специалисты по стратиграфии рыскали кернорезами у самого глубокого забоя. Здесь измерялось время не годами, а слоями, кистями из верблюжьей шерсти и пылью. Фторовые зонды засовывали в отверстия влажной глины и сланца. Нет, это было не поле для урн — это был склеп для трупов.

Высокие деревья вокруг долины вздрогнули, словно от боли. Место выглядело разбомбленным, с воронками. Испачканные грязью студенты поднимали вёдра с разными безделушками и несли их на шестах через плечи. Конвейер выкатывал обломки горной породы и человеческие кости из основной траншеи.

— Ур-локсы, — сказал Фредрик. — Так вы теперь уверены?

Мисс Эберле накрутила макрообъектив на модифицированный Nikon F.

— Нет никаких сомнений, — сказала она ему. — Всё, что нашли ваши люди, напрямую соответствует реестрам римской оккупации. Это археологическая находка десятилетия.

Её большие глаза сияли прямо в могилу внизу. Их блеск заставил Фредрика подумать о похоти.

Раскопки почти закончились. Они уже превысили бюджет. Фредрик и мисс Эберле прошли мимо последнего участка к палаткам. Он посмотрел на свои кожаные сапоги с глиняными крапинками, такие же, в которых он ходил на бесчисленные раскопки. От Галли до Ниневии, от Иерихона до Трои и Кносса. Он отвлёкся, желая улыбнуться. Он считал себя призраком будущего. Все эти города, когда-то великие, были обречены на то, чтобы тысячелетие спустя их растоптали старые сапоги Фредрика. Время похоронено. Целые цивилизации заперты в слоях глины. Он ходил по другим мирам, и однажды, как он понял, кто-то вроде него будет ходить по его миру.

— Мы станем знаменитыми, — прошептала мисс Эберле.

— Что?

Она не ответила, плетясь дальше. Грузовики с грохотом выезжали из раскопок, их пружины напрягались вопреки вековым испытаниям. Много бронзы и примитивного железа. Броши, зажимы для дзюпонов, накладки на посохи и декоративные нарукавники. Ящики с черепками выдыхали поднимающуюся безвременную пыль, когда грузовики грохотали дальше. Они нашли много столовых приборов, искусно сделанных и до сих пор острых. Плоские лезвия с длинными хвостовиками, явно не саксонские или фризские. Книфы, как назвала их Эберле. Для человеческих жертв. Они нашли даже несколько огромных котлов. Но мисс Эберле казалась более взволнованной рукописями. Их сохранила хорошо сделанная глиняная посуда и почва с высоким содержанием азота; она сфотографировала почти все из них до того, как правда на открытом воздухе превратила пергамент в мелкую пыль, и бесконечность забрала то, что ей причиталось.

Они остановились на перекрёстке, чтобы посмотреть на последних отъезжающих. Грузовики двинулись дальше, набитые ящиками с внутренностями из другого времени.

Последние грузовики перевозили значительно больше:

Кости.

Сколько ям они выкопали? Сколько могил? Сколько окопов заполнено человеческими черепами?

— На эксгумацию могил уйдут месяцы, — заметила мисс Эберле.

— У нас нет месяцев, — ответил Фредрик.

Он выпрямился, преодолевая возрастающую тяжесть своего возраста. Его загорелое морщинистое лицо было похоже на высохшее русло ручья.

— Вот о чём мне нужно с вами поговорить. У нас может не быть даже часов.

— Что вы имеете в виду? — она напряглась, чтобы возразить. — Разве вы не понимаете, что это такое? Эти раскопки — единственное в мире вещественное доказательство существования ур-локсов. Они больше не мрак, эти раскопки доказывают, что они были настоящими.

— Я скажу вам кое-что более реальное. Рецессия. Налоговые ставки. Инфляция. Мы думаем, что у нас всё плохо в штатах? Это Англия. Оксфорд, вероятно, прекратит финансирование уже сейчас. Они заплатили нам за то, чтобы мы нашли саксонское поле для урн, а не это.

Лицо женщины, казалось, покраснело.

— Это история. Как они могут отвернуться от собственной истории?

«Легко», — подумал Фредрик.

— У вас будет шанс убедить их. Представитель по ассигнованиям будет здесь утром. Только сильно не надейтесь.

Их шаги хрустели на заросшей сорняками дорожке. Ближе к сумеркам солнце казалось бесформенным, сфера расплавленного оранжевого света теряла свои очертания под медленным и равномерным взбалтыванием земли.

Фредрик откинул брезентовый край палатки. Когда она вошла внутрь, он посмотрел ей вслед на её гибкую тень. Он вовремя отвернулся, а затем сам вошёл в палатку, гадая, сколько же тысяч людей здесь было убито?

Лёгкость, с которой говорила мисс Эберле, вызвала у Фредрика тошноту. Она оценила несколько полевых фотографий огромных котлов.

— Ур-локсы делали вещи, по сравнению с которыми Влад Цепеш был бы похож на капитана Кенгуру. Снятие кожи, кастрация, расчленение — всё это было частью их искусства. Они грабили целые поселения не для добычи или территориального расширения, а для того, чтобы неверные служили жертвами, рабами или пищей. Они очень любили приносить в жертву детей из завоёванных поселений. Младенцы служили высшей жертвой объекту веры ур-локсов. Мужчин брали в рабство. Женщин убивали ради еды. Ур-локсы считали любых женщин вне их родословной духовными врагами. Так что они их съедали.

Старая рука Фредрика слегка дрожала, когда он наливал чай из термоса. Чай дымился перед их лицами.

— А эти котлы? Их называли четтлами, — она указала на одну из фотографий. — У них объёмная емкость около ста галлонов. Они наполняли их кровью и готовили в них праздничное мясо. Понимаете? Вы знаете, сколько людей потребуется, чтобы получить сто галлонов крови?

Фредрик поморщился после отвратительного вопроса.

— Как много? — осмелился он спросить её.

— Около семидесяти пяти.

«Господи», — подумал Фредрик.

— Младенцев десятками жарили на дольменах, — продолжала она, стряхивая глиняную пыль с волос. — Они были очень озабочены молодостью, или, лучше сказать, духовным циклическим обращением человеческой мирской жизни в бесконечность. Отсюда и ритуальная одержимость принесением в жертву юных. Всё это было сделкой, жестом дани посредством духовного соревнования.

— Это нелепо, — сказал Фредрик.

— Это? Вы действительно так думаете? Ур-локсы были очень скрытным оккультным обществом. Они жили более тысячи лет среди кельтов, гойделов и бриттов, и никто практически не знал об их существовании. Ур, кстати, является производным от древнеанглийского слова — уик или — уич.

— Ведьмы? — предположил Фредрик.

— Да. Мы говорим о субкультурной системе верований, существовавшей ещё до европейской церкви. О ведьмах, до существования колдовства. Всё было переходным. Пожертвовав юностью, они рассудили, что могут превратить эту юность в объект своих верований. Вера и жертва. Это кузница всех религиозных систем, включая христианство.

— Христиане не жарили младенцев на дольменах, — сказал Фредрик.

— Нет, но почитайте о том, какими были христиане до Христа, до того, как законы Ветхого Завета были уничтожены Новым Заветом. Они верили в одного и того же Бога, но славились своей жертвенностью. Почитайте Левит, если у вас крепкий желудок. Это универсально, профессор. Это доказательство святости.