– Я закончил, – пробормотал он.

Эллисон нажала ещё несколько кнопок, а затем отбросила телефон в сторону, будто обожглась.

– Уф! Эта игра так затягивает. И она такая бессмысленная. Давай посмотрим, что там у тебя.

Вместо того чтобы молча просмотреть список, она читала каждую строчку вслух.

– Твоя нога.

– Её больше нет, – терпеливо объяснил он.

– Разумно. Следующее. Счастье?

– Верно.

– Ты больше не чувствуешь себя счастливым? Никогда?

Келли колебался.

– Может, вместо этого мне следовало написать радость. Или удовлетворение.

– Неправильных ответов нет. Я просто пытаюсь убедиться, что понимаю тебя. Что касается твоего почерка, мне придётся отнять баллы от твоей финальной отметки.

Келли приподнял бровь.

– Что?

– Я шучу, – сказала Эллисон. – Хотя твой почерк действительно скверный. Гиперактивная обезьяна с кучей сломанных мелков справилась бы лучше.

Келли улыбнулся, представив изображение. Ладно, может, он по-прежнему мог испытывать счастье. Но остальной список…

– Надежда, – прочитала вслух Эллисон.

– Я не поправлюсь, – объяснил Келли. – Я больше никогда не буду ходить. Я пробовал протез, и это не для меня.

– Да, но у тебя ещё должно быть то, на что можно надеяться, – сказала Эллисон. – Только то, что ты не можешь ходить, не значит, что тебе нечего ждать.

– Может, вам следует прочитать дальше, – сказал Келли.

– Независимость. В том плане, что другим нужно тебе помогать?

– Да, – сказал Келли. – Есть мелочи, которые я больше не могу делать сам. Если я уроню кучу карандашей, как мне их поднять?

– Опуститься на пол, как делают все остальные.

Келли закатил глаза.

– Вы не понимаете. Сейчас всё тяжелее, и у меня есть гордость, ладно? Я пытаюсь справляться сам, но иногда нет выбора, и мне нужна помощь, даже если я этого не хочу.

Эллисон приподняла бровь.

– У меня то же самое. У всех то же самое. Послушай, я заставила тебя составить этот список не для того, чтобы всё это вычеркнуть. Смысл не в том, чтобы доказать, что ты ничего не потерял. Но тебе придётся постараться получше. Ничто из этого не оправдывает принятие таблеток.

На этот раз она не шутила. Ему хотелось забрать у неё лист обратно. Вместо этого он кивнул на него.

– Читайте дальше.

– Моя мечта, – сказала она. – Какая у тебя мечта?

– Бежать на Олимпийских играх. И не начинайте болтать о Паралимпийских играх. Может, они бледная имитация, или, чёрт, может, они тяжелее обычных и стоят больших похвал. В любом случае, мне всё равно, потому что мы говорим о моей мечте, а она была не такой. Я собирался на Олимпийские игры.

Эллисон мгновение смотрела на него.

– Я всегда думала, что это бред, что спортсменам-инвалидам не разрешают участвовать в Олимпийских играх. Надеюсь, это когда-нибудь изменится, потому что в этом есть примесь сегрегации.

– Да уж, – сказал Келли. – Есть.

– Если бы это изменилось, ты бы всё равно хотел участвовать? Или ты хотел бы выиграть на своих двух ногах, как в своей мечте?

– Я не хочу отвечать на это, потому что это прозвучит мелочно.

– Нет, – сказала Эллисон. – Нет ничего плохого в том, чтобы скорбеть о мечте, лишь бы это не мешало тебе найти новую, – она взглянула обратно на список. – Что насчёт фотографии?

– Это было моё хобби.

– А теперь?

– Я не могу держать камеру достаточно ровно. Я мог бы использовать треногу, но лучшие фотографии делаются спонтанно. Когда ты видишь что-то особенное, нужно действовать быстро, пока всё не исчезло. Твёрдая рука жизненно необходима.

– Может, теперь ты более ограничен, но ты мог бы сидеть в уличном кафе и держать глаза раскрытыми.

– И быть ниже объекта, который я хочу заснять? Я могу делать фотографии, но без полной свободы креативности мне больше не интересно.

– Понятно, – Эллисон снова опустила взгляд на список, затем подняла обратно на него. Она сделала так ещё несколько раз и фыркнула. – Сексуальная привлекательность? Ты, наверное, шутишь. Подожди, я принесу зеркало, потому что – не пойми меня неправильно, я счастлива замужем – но ты невероятно красивый.

Келли не смог сдержать улыбку. Он довольно хорошо относился к своей внешности, но он не говорил, что потерял свою красоту. Проблемы была не так проста.

– Я больше не отношусь нормально к своему телу, – сказал он. – Когда я голый, я стараюсь скрыть свою ампутацию.

Эллисон отмахнулась.

– Если у кого-то с этим проблемы, шли их куда подальше. Скоро ты найдёшь того, кому всё равно. Некоторых людей это очень заводит.

– Не уверен, что мне это нравится, – признался Келли. – Я просто хочу, чтобы это не было проблемой. Раньше мне никогда не приходилось о таком думать. Я просто мог быть собой.

– Но даже тогда, наверное, были черты, из-за которых ты чувствовал неуверенность, – сказала Эллисон. – Все из-за чего-нибудь переживают. Когда я была маленькой, мне хотелось, чтобы мои волосы были прямыми, как у белых девочек. А в последнее время я хожу в тренажёрный зал, чтобы убедиться, что этот зад сохранит упругость.

Келли был удивлён этим признанием. Ему казалось, что Эллисон в хорошей форме.

– Мой муж всё время говорит, как хорошо я выгляжу, – продолжала она, – и что, дряблая она или твёрдая, он всё равно будет любить мою задницу и всё остальное. Тем не менее, я всё время смотрю в зеркало и свожу себя с ума из-за этого.

– Я раньше переживал из-за волос на заднице, – признался Келли, по большей части для того, чтобы просто её успокоить. – Я даже однажды пытался её брить, но получил такое раздражение, что несколько дней не мог сидеть. По крайней мере, вам об этом переживать не нужно.

– Это ты так думаешь, – подмигнула она. – Понимаешь, о чём я? Все из-за чего-то переживают, и по большей части другим людям это не важно. Сейчас ты волнуешься из-за своей ампутации, вместо волос на заднице. Поверь мне, чем старше ты становишься, тем длиннее становится список этих переживаний.

Келли рассмеялся.

– Хорошо, ладно. Я постараюсь это запомнить.

Эллисон улыбнулась, снова глядя на список. Затем её лицо стало более серьёзным. Келли был рад, потому что это соответствовало тому, как у него скрутило желудок, ещё до того, как она произнесла имя.

– Уильям.

– Да, – произнёс Келли хриплым голосом.

– Расскажи мне о нём.

О боже. С чего бы начать? Обходить правду кругом казалось бессмысленным.

– Как вы относитесь к гомосексуальным людям?

Эллисон откинулась назад и выдохнула.

– Как бы выразиться? – на мгновение задумавшись, она продолжила. – Знаешь, когда ты первый раз рассказываешь кому-то, что ты гей, и предполагаешь, что человек не гомофобный олух, он обычно говорит, что знает другого гомосексуального человека? Не важно, насколько это не в тему, он упоминает дальнего кузена, друга семьи, местного мясника или даже героя из телевизора. И ты знаешь, что он хочет как лучше, но ты не уверен, как реагировать, потому что не все гомосексуальные люди знают друг друга. Я права?

Келли рассмеялся.

– Откуда вы всё это знаете? Вы...?

– Нет, – сказала Эллисон. – Мой лучший друг гей. Ох, отлично, теперь я говорю как все остальные! Я пыталась доказать, что я крутая, используя инсайдерскую информацию. Дело в том, что мой лучший друг скорее как вторая половинка. Может, я уже замужем за натуралом, но никто – серьёзно никто – не встанет между мном и моим мужем-геем!

Келли усмехнулся.

– Ну, у меня нет мужа, но мой парень по случайности гей.

– Уильям? Расскажи мне о нём.

Келли рассказал, начиная с самого начала. Большую часть истории он улыбался. Затем добрался до утра аварии и стал колебаться, но выражение лица Эллисон было открытым, так что он продолжил говорить. Как только он дошёл до того, как очнулся и обнаружил, что потерял ногу, он остановился, потому что знал, как Эллисон отреагирует.

– Уильям не хотел устраивать эту аварию, – сказал он. – Он не хотел причинить мне боль. Это не его вина.

Эллисон моргнула.

– Тогда чья?

Келли открыл рот, но слова не вышли.

Эллисон мгновение смотрела на него, прежде чем их внимание привлёк тихий стук в дверь. Она взглянула на часы на запястье и вздохнула.

– Время вышло. Ненавижу, когда это происходит. Ещё один вопрос, тот же самый, который я задала тебе вначале. Как ты себя чувствуешь?

Келли подумал над вопросом и ответил честно.

– Лучше.

Эллисон кивнула.

– Я рада это слышать. Я бы хотела снова с тобой поговорить. Если ты не против.

– Да, – сразу же сказал Келли. – Определённо.

– Хорошо. Давай пойдём поговорим с твоей мамой.

Внутри у него всё оборвалось, когда они встали и пошли в комнату ожидания. Он не должен был удивляться. Сейчас Эллисон побеседует с его мамой, давая ей полный отчёт о его личных мыслях и чувствах. Такая была сделка. Его родители хотели знать, что с ним не так, и работой Эллисон было выяснить это и рассказать им. Они уже говорили вместе.

– ... ещё один приём в этом же время на следующей неделе, – говорила Эллисон, открывая книгу на своём столе. – На самом деле, чуть позже, если вам подойдёт. В четыре часа?

– Да, – ответила Лейша, с неуверенным видом. – Это было бы хорошо.

– Отлично! – Эллисон улыбнулась Келли. – Жду с нетерпением. Увидимся!

Его мать не двигалась.

– Я думала, у нас будет время поговорить.

– Оу! – произнесла Эллисон. – Вы хотите сами пойти на приём?

– Я имею в виду сейчас, – сказала Лейша. – Поговорить обо всём это. О Келли и о таблетках.

– Он в порядке, – сказала Эллисон. – Иногда помогает всё обговорить, особенно зная, что всё останется конфиденциальным.

– Я его мать.

Эллисон кивнула.

– Да, но есть то, что нам не комфортно рассказывать своим родителям. Иначе он бы уже сделал это. Может, на каких-то будущих приёмах, если Келли будет не против, мы сможем посидеть все вместе. А пока я бы предпочла работать с ним наедине. У вас замечательный сын, миссис Филлипс, Мы все иногда сбиваемся с пути. Может, мы с ним сможем выяснить, был ли это вообще правильный путь.

– Ладно, – сказала его мама, явно не убеждённая. – Что ж... Спасибо за ваше время.