- Ш-ш-ш... - прошептала Эмма. Она слегка отстранилась от Майкла, чтобы позволить себе заглянуть глубоко в его глаза. Низкое оранжевое пламя костра высвечивало блестящие слезы, которые свободно текли по его лицу. - Никто из нас ничего не мог сделать, и говорить так просто бессмысленно, у нас уже был этот разговор. Мы оба знаем, что причинили бы больше вреда, чем пользы, если бы попытались остановить его...

- Я просто хотел бы, чтобы он был сейчас здесь... - продолжил Майкл, с трудом выговаривая слова между рыданиями и глубокими вдохами воздуха.

- Я знаю, - прошептала она успокаивающим и тихим голосом.

Двое друзей снова крепко обняли друг друга. После короткого мгновения неловкости и нежелания они, наконец, оба начали свободно плакать. Впервые с тех пор, как они потеряли все в то отчаянное осеннее утро две недели назад, они оба потеряли бдительность, расслабились и заплакали. Они плакали обо всем, что потеряли и оставили позади, они плакали о своем отсутствующем друге и они плакали друг о друге.

Неожиданное и столь необходимое излияние эмоций, которое разделяли Эмма и Майкл, действовало как предохранительный клапан – рассеивая непреодолимое давление, успокаивая встревоженные умы и разрушая ненужные (и воображаемые) барьеры. Как только их слезы высохли (это могло произойти через несколько минут или часов – ни один из них не был полностью уверен), они начали расслабляться, а затем, постепенно, снова свободно разговаривать. Майкл приготовил им обоим горячий шоколад, который они выпили вместе, наблюдая, как гаснет огонь.

- Знаешь, - зевнул Майкл, лежа на спине и наблюдая за мелькающими на потолке тенями. – Я бы купил такой дом, если бы мог себе это позволить.

Эмма, лежавшая под прямым углом к нему, положив голову ему на живот, улыбнулась про себя.

- Я тоже.

- Неужели? - спросил он, приподнимаясь на локтях и глядя на нее.

- Да, правда, - ответила она. - Это дом мечты, не так ли? Капелька краски, и тут могло бы быть красиво.

Он вздохнул и снова зевнул.

- Если не считать полмиллиона гниющих тел по ту сторону забора, все в порядке, не так ли, - саркастически пробормотал он.

Эмма проигнорировала его. Она попыталась подавить зевок, но не смогла.

- Я устала, - сказала она.

- Хочешь лечь спать? - спросил он.

- Нет смысла. Я не смогу уснуть.

- Я тоже.

У Майкла болели локти, и он снова лег на спину. Он почесал щеку, а затем потер подбородок. Он не брился три или четыре дня. Он не мог точно вспомнить, сколько времени прошло, но это, казалось, не имело значения. Он заложил руки за голову и грелся перед огнем.

- Если бы не тела, - сказал он тихим голосом. - Тогда я мог бы смириться с этим.

- Что ты имеешь в виду?

- Не пойми меня неправильно, я хотел бы, чтобы все было так, как было, - объяснил он. - Все, что я хочу сказать, это то, что я мог бы справиться со всем этим намного лучше, если бы мертвые тела оставались мертвыми. Я могу справиться с тем, что нас осталось всего горстка, мне просто трудно смириться с тем фактом, что это постоянная гребаная битва.

- Это не битва.

- Да, это так, - настаивал он. - Конечно, это так. Если мы хотим есть, то мы должны бороться за это. Мы должны улизнуть, захватить как можно больше, а затем улизнуть обратно, как чертовы мыши. Если мы хотим тепла и света, то мы должны быть готовы к тому, что нас окружат эти чертовы твари снаружи. Это гребаная битва, и это несправедливо.

На секунду Майкл показался ей избалованным ребенком. Но Эмма знала, что он прав, и соглашалась со всем, что он говорил. Разве это не было достаточным наказанием, чтобы потерять все, что когда-либо имело для них значение? Почему теперь они должны были продолжать так страдать?

- И что меня действительно поражает, - продолжил он. - Так это тот факт, что эти чертовы твари уже мертвы. Мы не можем их убить. Держу пари, если всадить им чертову пулю между глаз, они все равно продолжат нападать на тебя.

Эмма не ответила. Она знала, что ему важно поговорить, но этот разговор ей не особенно хотелось продолжать. Она напомнила себе, что это явно идет Майклу на пользу. Слишком долго каждый из них сдерживал свои страхи и эмоции, боясь расстроить двух других и нарушить хрупкий мир и убежище, которые они нашли на ферме Пенн. За последние двадцать четыре часа Карл доказал, что держаться за личную боль и разочарование не обязательно лучшее, что можно сделать. Его внутренний конфликт и личные пытки вынудили его предпринять действия, которые с того места, где она стояла, казались равносильными самоубийству.

- Хочешь еще выпить? - спросил Майкл, нарушив ход ее мыслей.

- Что? - пробормотала она, слушая вполуха.

- Я спросил, не хочешь ли ты еще выпить.

- Нет, спасибо. А ты хочешь?

Он покачал головой.

- Так почему же ты тогда спросил?

- Не знаю. Наверное, просто хотел что-то сказать.

- Что плохого в том, чтобы ничего не говорить?

Майкл прикрыл глаза.

- Слишком тихо, - ответил он.

- А что плохого в молчании?

- Это позволяет слишком много думать.

- Разве тебе не хочется подумать?

- Нет, больше нет. Я хочу отдохнуть от размышлений.

- Но это глупо так говорить. Ты всегда думаешь, не так ли?

Он зевнул, потянулся, потом убрал руки назад и снова закрыл лицо.

- Есть мысли и есть мышление, не так ли?

- А что, есть разница?

- Конечно, есть. Ты когда-нибудь сидела с группой друзей и говорила ни о чем конкретном?

- Да...

- У тебя когда-нибудь был один из тех бессмысленных разговоров, в которых ты часами обсуждаешь действительно чертовски глупые вещи? Знаешь, когда ты обнаруживаешь, что споришь о цвете шорт твоего любимого супергероя или о чем-то подобном?

Эмма улыбнулась.

- Я не могу вспомнить, чтобы говорила о шортах супергероя, но я знаю, что ты имеешь в виду.

- Я помню, когда я был ребенком, во время летних каникул мы вставали рано и часами пропадали в парке. Мы были там большую часть дня и на самом деле ничего не делали. Мы гуляли, играли, дрались и...

- Тебе нужно отключиться, - сказала Эмма, когда голос Майкла затих в тишине. - Мы оба знаем. Мы не были созданы для такой жизни. Твой разум и тело не справятся, если ты все время будешь двигаться на полной скорости.

- Так когда же мы с тобой собираемся отключиться? - спросил он. - Когда мы сможем что-то сделать, не беспокоясь о последствиях?

- Не знаю.

- Потому что я думаю, что ты права, нам обоим это понадобится, Эм. Я думаю, что каким-то образом нам придется попытаться найти способ сделать это.

- Медитация, - предложила Эмма. - Мы могли бы медитировать посменно.

- Ты что, издеваешься?

- Нет, я серьезно. Как ты и сказал, мы должны научиться отключаться и отстраняться от всего. Если мы этого не сделаем, то один или даже мы оба, вероятно, сильно проиграем.

- Итак, когда тебе в последний раз удавалось отключаться и отстраняться? - спросил он полусерьезно.

Эмма на пару секунд задумалась.

- Около шести месяцев назад, - засмеялась она.

Как только их разочарования были озвучены и обсуждены, Майкл и Эмма проговорили несколько часов. Их долгий и бессвязный разговор касался всего и ничего.

- Ты родился в Нортвиче, Майк?

- Прямо на улице. А как насчет тебя?

- Нет, я просто там училась.

- Тебе понравилось?

- Все было в порядке.

- Просто хорошо?

- Да, все было в порядке.

- Мне понравилось. Ладно, значит, там была справедливая доля пентхаусов и справедливая доля дерьмовых дыр, но так бывает везде. Это был мой дом.

- Я предпочитаю находиться в таком месте, как это. Не в данный момент, конечно, но до того, как все это случилось, я всегда былa счастливее за городом, вдали от шума, бетона и людей.

- И я. Раньше я старался убегать так часто, как только мог. Я просто садился в машину, ехал пару часов и смотрел, где я в итоге оказался. Я бы пошел и лег в поле, или прогулялся вдоль реки, или еще что-нибудь...

- Ты ведь не ходил на рыбалку, не так ли?

- Нет, а что?

- Потому что я ненавижу рыбалку. Это чертовски варварский вид спорта.

- Чертовски скучный вид спорта.

- Я раньше разбивалa лагерь. Я собиралa рюкзак и палатку и ехалa куда-нибудь в отдаленное место.

- И что ты там делалa?

- Ничего.

- Эмма, ты скучаешь по телевизору?

- Я скучаю по шуму и нормальности этого, но не по чему-то еще.

- Я скучаю по погоде.

- По погоде?

- До сих пор я никогда не осознавал, насколько сильно полагался на прогнозы погоды. Я действительно скучаю по тому, чтобы знать, что будет дальше с погодой.

- Хотя это уже не имеет значения, не так ли?

- Предположим, что нет. В любом случае это не имело особого значения, но я все равно хочу знать.

- Один только взгляд на выключенный телевизор напоминает мне обо всем, что сейчас ушло. Ты раньше смотрел много фильмов?

- Раньше я смотрел больше фильмов, чем что-либо еще.

- И держу пари, ты никогда по-настоящему не слушал радио.

- Нет, не очень часто. А почему ты спрашиваешь?

- У меня есть теория, что люди, которые смотрели много фильмов и не слушали радио, всегда были сильными личностями.

- Это почему же?

- Потому что ты из тех людей, которые знают, чего хотят, если не слушают радио. Если ты слушаешь радио, тебе приходится часами слушать дерьмовую музыку, дерьмовую рекламу и бессмысленные разговоры, чтобы хотя бы пару минут послушать то, что тебе нравится.

- Я полагаю ты в чем-то права. Хотя я в этом не убежден.

- Я никогда не слушала радио, даже в машине. Я всегда былa любителем компакт-дисков или кассет. Ты всегда знаешь, что хочешь послушать.

- Так чем же все это закончится, Эм?

- Что ты имеешь в виду?

- Я не знаю. Все когда-нибудь уладится само собой.

- Я в этом сомневаюсь. Чертовски глупый вопрос на самом деле.

- Я знаю, извини.

- Я думаю, что будет еще хуже, прежде чем станет лучше.

- Ты так думаешь? Черт, как может быть еще хуже?

- Болезнь. На улицах гниют миллионы тел, не так ли?

- А как же тогда насекомые?

- А что с ними?

- Гниющие тела и больше болезней будут означать больше насекомых, не так ли?