– Мне это уже не страшно – я знаю, как отсюда выбраться!
Вернулась от реки сравнительно чистенькой.
– Вот теперь я могу тебе помогать!
Парень вынул из кармана расческу:
– Причешись, а то на голове у тебя опять сорочье гнездо…
– Ну что ты меня все время стыдишь! – покраснела Тома. – Конечно, я же себя не вижу!
– А где зеркало взять, ты, конечно, не знаешь…
– Но это же твое зеркало!
– Тьфу!.. Ну и дура!.. То в друзья набиваешься, то зеркало взять стесняешься…
Пока Тома распутывала свои волосы, Николай успел полностью экипировать лодку.
– Кстати, о друзьях… Ты уже подумал над моим предложением?
– Подумал…
– И как?
– Помоги лодку на воду столкнуть…
Когда они отплыли, Тома вновь вернулась к интересующей ее теме.
– Я так и не услышала ответа на свой вопрос…
– А как тогда Кирюшка?
Тамара и Кирилл, тоже из отличников, симпатизировали друг другу. Их еще нельзя было дразнить женихом и невестой, но и просто дружбой их отношения уже не назовешь…
– Причем здесь Кирюшка? Окажись он на моем месте – я имею в виду здесь, на острове – точно так же подыхал бы от тоски и голода!
– То есть, я тебе нужен как костыль инвалиду? Чтобы подпирать в трудную минуту?
– Господи!.. Что ты меня все время дурой выставляешь?.. Откуда ты взялся на мою голову!
– Ну, и сидела бы под своим деревом… Сама же пришла! Я тебя не звал…
Тамара опять обиделась. Сидела молча, посматривая все на те же щиты, установленные вдоль берега. Теперь, правда, надписи на щитах не вызывали у нее ни уважения, ни благоговения…
– А, Миколка! А я-то думаю: кто это с рання тут шастает?
На берегу стоял усатый мужик в какой-то полувоенной форме защитного цвета. Сквозь открытый ворот виднелась тельняшка. На плече висело охотничье ружье.
Николай развернул лодку, чтобы быть лицом к собеседнику, и опустил весла. Тамара оказалась спиной к берегу.
– Привет, дядь Слава! Тебе, я вижу, не спится!..
– Мы, как знаешь, пташки ранние. Чем позже ляжешь, тем раньше встанешь. Куда гребешь?
– Иду Галкины сети чистить. Ее сегодня из больницы выписывают, она своим лекарям рыбки обещала.
– Выписывают, говоришь? Выходит – ничего страшного? Я ж говорил, что все обойдется…
– Спасибо на добром слове!..
– А что за посторонние у тебя на борту? Давай сюда нарушителя!
– Дядь Слава! Пока она на моем борту, она под моей защитой. Ты же моряк, морские законы знаешь.
– То-то смотрю, на ней твой свитер… Тогда хвалю! Настоящий мужик!
Любопытная Тамара обернулась, чтобы посмотреть на «дядь Славу».
– А чего не узнаю? Не нашенская?
– Не-а… Одноклассница моя…
– Симпатичная! Хорошая девка?
– Отличница!
– Ну, с Богом!.. Береги свою отличницу!
– Постараюсь…
Николай налег на весла.
– Да, Миколка! На старой пасеке видел ведьмины кольца! А после дождичков, сам понимаешь…
– Спасибо, дядь Слав! Сегодня же приду!
– Учти: заловлю – заряд соли в задницу гарантирую!
– А ты что, мог меня когда-то заловить?
– Заловлю!..
«Дядь Слава» скрылся в высоком кустарнике.
– Этот лесничий – твой родственник?
– Во-первых, не лесничий, а лесник…
– А что, есть разница?
Николай обреченно вздохнул.
– Лесники – как солдаты. Лесничий – их командир… Во-вторых, он мне не родственник. Хотя… Сейчас подумаю… Это муж двоюродной сестры мужа моей троюродной тетки по отцовской линии.
– Почему же ты к нему на «ты» обращаешься?
– А у нас в селе так принято.
– Почему ты все время говоришь «у нас в селе»? Ты же в нашем городе живешь.
– А! Здесь полсела – родня моего отца. Я тут каждое лето провожу. Вот и привык так говорить…
– А у меня здесь только двоюродная бабушка. Баба Аня. Тоже родственница по отцу. А в этом селе я чуть ли не первый раз в жизни. Когда-то меня родители сюда привозили, но я тогда еще на ручках у папы сидела. Конечно, ничего не помню. Баба Аня иногда к нам в город приезжает. А так… Бывает, отец сюда ездит на день-два. По выходным. Иногда сам, иногда с мамой. А в отпуск мы всегда ездили куда-нибудь на море. В Крым или на Кавказ.
Николай снова с удивлением посмотрел на Тому:
– Баба Ганна? Тогда у тебя здесь тоже родственников – ого-го!
– В каком смысле?
Но Николай не успел ответить на вопрос.
– Хорош! Приехали!..
Только теперь Тамара заметила, что они находятся в том же заливчике, что и тогда с Галиной.
– О! Я здесь уже была! Чур – я тяну за этот конец, а ты – за тот…
– Да ну! Ты даже сеть тянула? Я начинаю смотреть на тебя другими глазами…
– Если честно, то у меня тогда ничего не получилось. Из-за меня половина улова пропала. А еще я одну рыбину выпустила, когда из сетки вытягивала. Галя на меня и обиделась…
– Галка на тебя не из-за этого обиделась. Ну, поехали!
Тамара, напрягаясь изо всех сил, тянула на себя веревку. Как и прошлый раз, много она не вытащила, но веревку удержала. А потом увлеченно выпутывала рыбу из сети и удивлялась тому, что в ней проснулся охотничий азарт. На этот раз ни одна рыбка не выскользнула у нее из рук, хотя некоторые и трепыхались отчаянно.
– Ну, я пошла! – сказала она, когда рыба была уложена в мешок.
– Куда, если не секрет?
– Прошлый раз, когда Галя ставила сеть, она раздевалась наголо, чтобы полезть в воду…
– А-а… Нет, сеть мы ставить не будем. Мы ее только притопим, и все. Галька сама поставит, когда ей надо будет…
– Ну, тогда я уйду за кустики и переоденусь в свое. Мы же сейчас в село едем, правда?
– Конечно… Валяй! Я в лодке подожду…
Назад Тамара вернулась все в том же свитере и брюках.
– Ты чего?
– Коля! Ты мне покажи, какой дорогой идти, я потом сама приду.
– В чем дело?
– Смотри, какое у меня платье грязное! Я в нем и в луже посидела, и обляпала чем только могла. И шелковица на ней следы оставила… Ты мне мыло дай, я постираюсь, посушусь, а потом уже в село пойду…
– Ты не девка, а сплошное приключение! Садись в лодку…
– Нет, в таком виде я тоже на людях появиться не могу…
– Приведешь себя в порядок в другом месте. А здесь тебе тот же дядя Слава загонит соли из двух стволов, будешь потом себе одно место залечивать… Мы по дороге привал сделаем. Да и солнышко к тому времени припечет как следует, быстрее высушишь.
…Теперь Тамара сидела лицом к восходящему солнцу. Прикрыв руки козырьком, она всматривалась в Николая.
– Коля! А кто твой отец? Он здесь, в селе работает?
Николай нахмурился.
– Нет у меня отца!
– Как же! Ты же сам только что говорил, что полсела – родня твоего отца. Где же тогда сам отец? Или мне не надо было спрашивать?
– Нет, почему же… Отец у меня был. Только некрасивая история с ним получилась. В войну, в Корсунь-Шевченковской операции, был серьезно ранен. Попал в госпиталь, там они с моей мамой и познакомились. После госпиталя его начисто комиссовали и, учитывая, что он был офицером, а перед войной окончил техникум, поставили председателем колхоза в соседней области. Там я и родился. А в сорок седьмом голодовка была. Колхозы весь урожай в фонд восстановления народного хозяйства сдавали, себе даже на семена не оставляли. Мать моя тогда заведовала детскими яслями. Пожаловалась как-то отцу, что дети с голоду пухнуть начали. Отец и дал команду зарезать одну свиноматку. Племенную. С точки зрения государства это дело серьезное. Детишек спасли и в яслях, и в садике, и в школе. А отца… С должности – вон! Из партии – вон! Хорошо, дело до суда не дошло… Сумели односельчане доказать, что ни кусочка мяса никому из взрослых не досталось. А то точно за решетку посадили бы… Отец с горя и запил. Дома скандалы начались, дело до драк доходить стало. Мать меня в охапку – и к себе домой, то есть в наш город. Развелись они. Мне тогда и трех лет не было. Отец потом в Ташкент уехал. Там землетрясение случилось, вот он и поехал восстанавливать. Там пропал без вести…
Николай причалил к тому острову, на котором Тома чуть не погибла. Уже выходя из лодки, он закончил:
– А через несколько лет папкина родня меня вычислила и пригласила сюда. С тех пор я каждое лето здесь…
– За что же наказывать?! За что из партии выгонять?! Твой отец детей спас!
– Причем здесь дети! Партии не дети нужны! Партии отчет был нужен: сколько в районе свиноматок, каков опорос, какие привесы… А тут на тебе: в сложные послевоенные годы поголовье племенных свиноматок уменьшилось! Хоть на одну голову, да уменьшилось! ЧП чуть ли не всесоюзного масштаба! Персональное дело моего бати было на контроле в обкоме партии!
– А если бы он не племенную свинью зарезал, а обыкновенную?
– А это и была обыкновенная хрюшка. В начале войны племколхоз куда-то в Зауралье эвакуировали… Племенные свиньи не выдержали тамошнего климата и все как одна передохли. Их дорезали, пока еще шевелились – на тушенку для армии. А потом по деревням скупали поросят, каких только могли, а выдавали за племенных. Прежние председатели боялись в этом признаться – по военному времени за такое могли и к стенке поставить. Поэтому обыкновенные свиньи по отчетам проходили как ценная мясная порода. Здесь, на Украине, когда свинофермы домой вернулись, ветеринары на «породу» глянули и ахнули: дистрофики! Но в отчет вписали как особо ценных… Других в то время в колхозе и не было…
– Кошмар какой-то!
– Да, кошмаров у нас навалом… Ну ладно, то дело прошлое… Бери мыло, иди стирать. А я пока костер разведу. Позавтракаем, чайку попьем и домой поедем. Мне надо попасть в больницу до утреннего обхода, чтобы Галька успела рыбку поделить, кому сколько наметила…
– А сестры откуда?
– Мать потом замуж за вдовца вышла. Одна, Алена, мне сводная, она в нашей школе в восьмом. Вторая, Катя, в этом году в первый класс пойдет. По матери она мне родная. А вообще-то я их одинаково люблю, как и Гальку, между прочим…
– Так, значит, у тебя отчим…
– Был. В позапрошлом году умер. Рак желудка.
– Извини, я ничего этого не знала…
Во время завтрака Тамара долго сидела тихо и задумчиво. Потом сказала:
– Как газеты почитаешь, радио послушаешь, так у нас – самый справедливый строй на земле. А как тебя послушаешь, получается с точностью до наоборот! Тогда, выходит, я не должна верить тому, что пишут газеты. Или они не все пишут?