— Двадцать четыре обученных стража, — сказала Эмилия. — Почти у всех есть оружие под одеждой. Двадцать четыре союзника, Диветри. Разве не чудо?
— Я знаю, что ты сможешь, — он даже для себя звучал безжизненно.
— Что-то не так, — тут же сказала она. — Что ты узнал?
— То, что произойдет, случится в центре, и скоро, — Петро передал слова священника о семьях Фало и ди Ангели, Катарди и Годи. — Больше мы ничего не узнали.
— Не понимаю. Как лоялисты нападут из центра амфитеатра? — Эмилия покачала головой. — Им придется пробиваться мимо сотен пилигримов на пути вниз. В этом нет смысла.
— Мы узнаем, когда они спустятся, да?
— Я — возможно. Ты — нет, — Петро приподнял брови, и она объяснила. — Ты не можешь сизеть на скамьях инсулы. Нарцисо тебя заметит, решит, что нашел с тобой и Вико. Это слишком опасно.
— Я могу сам принимать опасные решения, Фосси. И, — он расставил ноги и приготовился быть упрямым, — если мы будем там, готовые к атаке, разве это не заставит их прийти к нам? Ты знаешь, что я права.
Видимо, она знала. Она кивнула через миг и сказала Адрио:
— Найди Берро и скажи ему разместить по два стража у каждой лестницы сверху. Остальные должны отыскать места ближе к центру и быть настороже. Мы будем сидеть на местах у алтаря.
Петро смотрел, как Адрио послушно ушел в толпу, пробиваясь среди потока пилигримов.
— Теперь он твой помощник? — он постарался сказать это шутливо, но вышло плохо.
Она смерила его взглядом.
— Зависть — плохое чувство, Диветри.
— А мне нужно завидовать? — вопрос вырвался резко, и он опешил. Петро был удивлен тому, что она была права. Он завидовал тому, что его друг и Эмилия вернулись радостными. Конечно, он подавленно отреагировал на хорошие новости друзей. Каким дураком он был после того, как она сказала ему одни из самых добрых слов в его жизни. — Сделай вид, что я этого не говорил, прошу.
Они стояли и смотрели друг на друга мгновение. Молчание было неловким, их отчасти окружали фигуры в сером, спешащие на ритуал.
— Я не хочу, чтобы ты думал, что обладаешь мной, — сказала Эмилия.
— Я знаю. Я не могу. Не должен, — сказал Петро.
Она не сводила с него взгляда. Хоть их лица прикрывали капюшоны, он избегал ее взгляда.
— Я еще никого не любил раньше, — добавил он. — Это все очень странно.
— Ты не любишь меня, — сказала она. — Мы оказались вместе в опасности, у нас быстро возникла связь. Ты путаешь это с любовью, — она опустила ладонь на его плечо. — Ты мне нравишься, Диветри. Я тебя уважаю. Но это не любовь.
— Ты права, — сказал он. А потом сглотнул и посмотрел на нее. — Это не любовь. И никогда не была. Это просто… реакция. Ты на сто процентов права. Я тебя не люблю.
— Хорошо. Теперь ты вырос. Говоришь, у нас места у алтаря? Когда Адрио вернется, займем их. Сядешь со мной, друг? — спросила она у Вико, тот благодарно кивнул. — Мы будем этим вечером Детьми Муро.
Петро улыбался, пока она не отвернулась. Он только что сказал Эмилии Фосси самую большую ложь в своей жизни. Если это ее радовало, он продолжит говорить это снова и снова, пока она не поверит его. Но от этого ложь не станет правдой.
22
Я посоветовал бы пилигриму для первого паломничества не брать много вещей.
Чем больше вещей с собой, тем больше потеряешь.
— Антонио ди Магретто, известный пятьюдесятью походами для ритуала в амфитеатре Насцензы
Посреди часовой молитвы Петро понял, что за ним следили. Перед ним ревел огромный костер, шесть стволов деревьев, размещенные определенным образом, сделали его высоким. Огонь был таким ярким, что он не видел собравшихся во тьме, но если толпа за огнем была такой же, как за ним, амфитеатр был полон. Капюшон за капюшоном скрывали лица верующих. Некоторые были с традиционными масками черепов, включая мужчин у каждой лестницы, сторожащих лунные амулеты. Многие были без масок.
Петро не знал, что думал об этом Вико. Вид людей в сутанах с капюшонами мог напоминать ему жнецов смерти, приведших мертвых к месту упокоения. Иронично, ведь церемония проводилась для памяти мертвых. Или, может, сходство было намеренным, хоть и забытым со временем.
Тогда он впервые ощутил на себе взгляд. Не просто ощутил. Он был уверен. Он ощущал откуда-то взгляд, сосредоточенный на нем, пытающийся пронзить серую ткань на нем. Стараясь не поднимать высоко голову, Петро смотрел на скамьи вокруг огня. Места для пилигримов из Семи и Тридцати были почти пустыми, те семьи, которые знали о заговоре, не заняли свои места. Скамьи за ними были заняты пилигримами разных размеров. Было невозможно понять, кто так пристально глядел на него.
Петро посмотрел вправо на одного из священников у алтаря, произносящего бесконечную молитву. Вдали с башен доносился медленный пульс барабанов. Восемь священников сидели за алтарем. С одним у алтаря их было девять, так что брат Нарцисо не должен был присоединиться к ним, никто не говорил, что их должно быть десять. Пара помощников стояла на уважительном расстоянии за священниками, их лица скрывали маски. Петро видел профиль брата Иоаннуса посреди сидящих священников. Его глаза были закрыты в молитве или во сне. А под тенью другого гобелена Петро видел высокую Эмилию и маленького Вико. Ее голова была повернута к нему, было видно кончик ее носа.
Локоть Адрио ударил Петро по ребрам, и он повернул голову. Священник заканчивал молитву.
— Так говорим мы все, — сказал Петро с тысячью голосов.
Другой священник сменил первого, который закончил молитву. Это был брат Иоаннус. Мрамор отражал звук, как и сам амфитеатр, и его голос звучал громко и сильно.
— Друзья. Собратья. Перед тем, как мы подумаем о пожеланиях на грядущий год, давайте вспомним тех, кто нас покинул. Мы чтим их в эту ночь, надеясь, что они будут тепло говорить о нас богам, подготовят нам место на райском пиру, — он опустился на колени, и все последовали примеру, шуршали тысячи одеяний. Петро встал на колени и опустил голову со всеми.
«Упокойте Алусио Рапони, — подумал он. — И Бонифацио де Макзо», — он не мог забыть двух мужчин, умерших, защищая его. Петро закрыл глаза от мысли о них. То, что он был наглым и даже не узнал их имена, все еще беспокоило его. Наверное, это будет мучить его совесть до конца жизни.
Разве он не старался отомстить за них? Если они смотрели с неба, как всегда обещали священники, они улыбались, видя, что Петро и Эмилия хотели наказать убийц? Петро надеялся на это. Жаль, лоялисты не раскрыли свой план. Они ждали часами, но не видели их. Как они нападут сверху, как собирались раскрыть себя?
— Так говорим мы все, — сказал он с другими пилигримами в древнем каменном круге, они вернулись на скамьи.
Пришло время ритуала лунных амулетов. Празднующие в масках у каждой лестницы подняли корзинки с амулетами полумесяцами. Они повернулись и указали рядам спускаться по очереди, схватить маленькие луны и бросать их в костёр.
Дома в Кассафорте обычай был не так важен, как то, что Петро и другие ребята наряжались в маски и бегали по городу всю ночь. Он всегда брал столько амулетов, сколько у него было желаний на год. Он покраснел, вспомнив свои детские желания в прошлом. Больше карманных денег. Сладости. Одежда. В год после попытки переворота принца Берто он загадал эликсир невидимости. Кое-что он мог получить (хотя и не эликсир невидимости), но кто помнил? Он уже не хотел тратить желания на такие мелочи.
Его повели к ближайшей корзине с Адрио, он поднял сутану и полез в карман за амулетами. В кармане было больше черного песка, чем металла. Только четыре остались из тех, что он взял изначально из первого лагеря лоялистов. Какие четыре желания у него были? Он указательным пальцем протер луны, глядя на них на ладони.
Он желал, чтобы ни один человек не погиб, что бы ни случилось это ночью.
Он желал, чтобы Адрио и Вико вернулись целыми домой, что бы ни было дальше.
Он желал, чтобы Эмилия… он не осмелился думать об этом, слова могли сложиться неправильно. Он смотрел на Эмилию, она шла в его сторону. Она держала Вико за руку. Петро поймал ее взгляд, пока они занимали очередь у одной из корзинок. Хоть ее лицо было осунувшимся от тревоги, как у него, она улыбнулась ему. Он решился. Он желал, чтобы Эмилия была счастливой, и чтобы ее умения признали.
После трех желаний для других никто не обвинил бы его в одном для себя. Петро думал и отдал это желание сестре.
— Пусть Мило женится на Рисе, как он хочет, — прошептал он, потерев последнюю луну в ладони. — А не женится на другой от страха.
Высокая фигура с капюшоном и маской-черепом подняла корзинку для Петро, когда он подошел. Он мог взять больше амулетов, но покачал головой. Ему хватит.
Он посмотрел вправо, Эмилия рассказывала Вико, что делать дальше. Закончив, она встала и окинула амфитеатр взглядом, пытаясь видеть за пылающим огнем и в толпе. Все с первых двух рядов уже толпились на лестницах и спускались в круг. Лоялистов не было видно.
Костер был горячим там, где они сидели у гобеленов. Вблизи Петро ощущал себя жарящейся бараньей ногой. Он смотрел, как Адрио бросил горсть амулетов в огонь. Они застучали возле пирамиды стволов и замерли, огонь облизывал их.
— Вот так, — Адрио отряхнул руки.
Петро не знал, что он загадал, изменились ли его желания, как у него. Он махнул рукой и выпустил четыре амулета.
И тут произошло нечто необычное. Маленькие полумесяцы летели к огню, пламя облизнуло их и поглотило, двигалось ближе к Петро, выпустило искры на пару футов. Казалось, огонь тянулся, но не смог ухватить Петро. Адрио и Эмилия увидели это и охнули.
— Так долго быть? — спросил Вико, собираясь бросать свои амулеты.
Петро тряхнул рукой, ее жгло. Ладонь все еще была в порошке из его кармана.
— Йеменский порох, — он посмотрел на остальных. — Только это так быстро загорается, — он перебирал в голове варианты. — Он высыпался из амулетов, которые я носил два дня. Лоялисты сделали корзины амулетов и наполнили их порохом. Они взрываются, когда нагреваются. Каждый — смертельный снаряд.