– О, ребята, знакомьтесь, это мой сосед! А точнее – журавль! Прошу любить и жаловать! Птица эта хоть гордая, но неприхотливая…

Герман смущённо кивнул трём юношам, расположившимся в светлой комнатушке, и подошёл к Лёне:

– Я тебе чаю горячего принёс, пей и пойдём спать. Не мешай остальным отдыхать…

– Какой ты у меня… заботливый! Ты садись, чего стоишь-то, – Лёня неуклюже подвинулся и похлопал по кровати рядом с собой. – Сейчас Сашкину историю дослушаю и пойдём…

– Ты слушай и пей, главное, – Герман решительно сунул под нос товарищу ароматный чай. – Его горячим надо пить, на.

– А чего он… горький такой? Тьфу! – Лёня поморщился и высунул язык. – Хлопцы, у вас сахар есть?

– Лёнь, ты как дитя малое, ей-богу! Пей без сахара! Не давайте ему ничего, прошу. Он Петру со второго этажа задолжал уже несколько ложек…

– Ой, не урчи, выпью так твою бурду! Чего ты своих сдаёшь, а? – он обиженно глянул на Геру, и ребята вокруг дружно засмеялись. Они уже знали хитрого Лёньку вдоль и поперёк.

– Пей, пей, похмелья с утра не будет! – крикнул один из юношей, и все остальные весело подхватили, подначивая Леонида сделать большой глоток. Тот сопротивлялся недолго: махнув рукой, он громко выдохнул, будто намереваясь выпить залпом стопку водки, и осторожно пригубил дымящийся напиток. И пока Лёня, морща широкий лоб, цедил горький отвар под дружный смех ребят, Герман нарочито следил за тем, чтобы хотя бы половина кружки была выпита. «Лишь бы помогло… Иначе я бессилен», – с долей грусти размышлял он.

А тем временем дело близилось к ночи, и Гера понимал, что ещё один день прошёл, а он так и не увидел Олесю. В его сердце нарастала тревога: «Неужели фиалка была права? И я лишь теряю время?» Ему страстно захотелось расспросить цветок обо всём, дабы унять вихрь тревожных мыслей и догадок. Юноша шёпотом обратился к сонному Лёньке с просьбой не задерживаться, попрощался с ребятами и спустился на свой этаж.

– Ты уже спишь? – Герман схватил глиняный горшок с фиалкой и сел на свою кровать. – Мне нужно спросить тебя… Об Олесе.

Но фиалка не отвечала...

– Почему ты всегда молчишь, когда я пытаюсь поговорить с тобой?! – с отчаяньем спросил Гера. Он зажмурился, поджав губы, и прижал затылок к холодной стене. Шли долгие минуты обоюдного молчания, за которые в голове юноши пронеслась сотня вопросов. Когда не осталось сил молчать, а голова начала болеть от пронзающих мыслей, он горячо заговорил:

– Да, признаю: я дурень! Я абсолютно не умею общаться с девушками… Да что там. С людьми! Считай, что я забитый тихоня, трус и инфантил! Думаешь, мне легко даются встречи с ней?

«Забыл сказать, что ты ещё и упрямец! – фиалка, наконец, сжалилась над разгорячённым юношей. – И обманщик!»

– Да! – казалось, Герман был готов согласиться с любым заключением фиалки. – Прости, я обещаю отнести тебя в более подходящее место, только… Скажи, что мне делать. Иначе, я пропаду.

«Пф, а мне-то что? Хоть сквозь землю провались, мое существование от этого не изменится».

– Как же? Я единственный, кто тебя слышит, не забывай! Пропаду я – никто тебя отсюда не заберёт...

«Ты мне угрожать удумал, мальчик?»

– Нет же… – Герман мотнул головой и поставил фиалку на место. – Ты меня неправильно поняла. Я имел в виду, что я могу помочь тебе. И я хочу помочь! Помоги и ты мне.

«А что мне с этого будет? Разве ты вернёшь меня обратно?»

– Если захочешь – отнесу тебя в цветочную лавку! Но у моей мамы тебе будет лучше. Это я тебе гарантирую.

«Хм… И сахарком меня угостишь?»

– У моей мамы дома столько сахара, что ты представить себе не можешь!

«А мне сейчас хочется!» – вредничала фиалка.

– Да где же я тебе его добуду сейчас? Ночь на дворе, все соседи спят!

«А где же дружок твой шляется? Снова обмануть меня вздумал?»

Гера громко выдохнул и схватился за голову, отчего фиалка тихонько рассмеялась.

– Тебе нравится издеваться надо мной, да?

«Мне нравится всего лишь проверять тебя на прочность! Ладно, не дуйся, а то лопнешь. Мне же интересно знать, что ты чувствуешь».

– Что я чувствую? Растерянность, страх и неясную тревогу… Я боюсь, что мы не увидимся вовсе…

«А тебе интересно знать, что чувствует она?»

– Конечно! Спрашиваешь ещё…

«То же самое, только ещё и обиду вдобавок. А женская обида самая сильная».

– Что? Но почему? И за что?

«За что, за что! – передразнила его фиалка. – Куча времени прошла с вашей встречи, а ты даже не удосужился ей написать или явиться к ней! Где это видано, чтобы девица каждый раз сама свидания назначала, а?!»

Герман растерянно почесал затылок и замер:

– Получается… Она всё это время ждёт, что я к ней приду?

«О, дошло-таки! Были бы у меня руки, как у вас, я бы тебе похлопала. Она же дала тебе возможность себя проявить? А ты сиднем сидишь, лапки сложил и ждёшь у окошка, когда она в него постучится… Не дело это, мальчик».

– Погоди… А откуда ты знаешь, что она чувствует?

«Тебе это сейчас интересно или то, как свою вину перед ней загладить?» – строго спросила фиалка.

– Конечно, второе!

«Тогда слушай внимательно! А лучше – запиши! А то я подметила, что все хорошие мысли в твоей головушке долго не задерживаются!»

Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошёл паренёк с четвёртого этажа. Он поставил Лёнину кружку на стол и произнёс:

– Там Лёнька заснул мёртвым сном, помоги его до койки дотащить, а то он тяжёлый, как мешок с картошкой!

Герман вздохнул и, с сожалением взглянув на фиалку, встал с кровати. «А ночка обещает быть долгой и интересной…»

Продолжение следует...