На Рика пахнуло теплом, сыростью и запахом душистого мыла. Он стоял в прихожей, перед большим, высоким зеркалом, рядом с трюмо- начищал щеткой для обуви, свои черные, выходные туфли. Пальцы его рук были черны от черного обувного крема.

Лайна остановилась за его спиной, положила свои руки Рику на плечи, и спросила:

• Наводите блеск, инспектор?

• Угу.

• Они еще недостаточно блестят?

• Недостаточно.

• Ты протрешь в них дыру.

• Не хочу выглядеть рядом с тобой, как прощелыга. Мы идем на день рождения, там будут все наши.- Рик придирчиво осмотрел туфлю со всех сторон, потом перевел свой взгляд на отражение Лайны в зеркале.- Сначала натру обувь,- он повернулся к ней лицом, обнял Лайну за талию, отведя свои испачканные в черном креме ладони, в стороны.- Потом тебя.

• - Ты- педант.- Она поцеловала его в нос.- Все должно блестеть.

• Ты прекрасна.

• Спасибо.

• После вечеринки у Аброма, Дик неделю говорил только о тебе.

• А о бандитах?

• Он о них забыл. Его жена была крайне недовольна.

• У него не было ни одного шанса, дорогой.

• Просто ты не видела его, в его любимой, зеленой шляпе.

• У него есть зеленая шляпа?- Голос Лайны сделался томным.

• С красной лентой.

• С красной? Ты шутишь!

• С красной. Такие любят носить сутенеры.

• Хам.

• Это же не моя шляпа!

• Опять придется выслушивать ваши страшные истории.

• Но я же ходил с тобой на именины вашего главного врача.

• И что?

• Я натерпелся ужасов.

Лайна рассмеялась, запрокинув голову назад, ее белые зубы сверкнули белизной. Она поцеловала его в щеку и произнесла Рику на ухо:

• Ты не слушал еще нашего патологоанатома.

• С меня хватило тебя и Джекса. Который в очках.

• В очках- Мори Жэск.

• Все равно- я опасался.

• Чего, родной?

• Что вы доберетесь до моего аппендицита. Все были очень пьяны.

Он смотрел в ее лицо- на чуть курносом носу Лайны блестели маленькие капельки пота, мокрые ресницы слиплись и, казалось стали длиннее и чернее обычного, ее карие глаза смотрели на него с теплотой во взгляде.

Прижав Лайну к себе, Рик чувствовал под ее полной грудью, биение ее сердца, вдыхал исходивший от нее аромат цветов.

Он увидел ее свет- свет весны.

В такие минуты, все внутри Рика замирало, его чувства обострялись- что- то незримое, то, что невозможно разглядеть, увидеть глазами, становилось видимым для глаз его сердца.

Он называл это- весенний свет.

Весенний свет.

Вокруг Лайны словно возникало золотистое, теплое свечение- ласковое, родное, какое бывает ранней весной, когда на Твердь приходит пробуждение и жизнь, как блеск солнца из- за убегающего облака. Он смотрел на нее, с замиранием сердца, был готов стоять так, рядом с ней, бесконечно долго, когда время теряло свое значение.

Он верил, что она также видит его свет, его чувства, его любовь.

Они стояли так еще какое- то время- болтая о различной чепухе, потом Лайна взглянула на висевшие на стене круглые часы, и чепуха закончилась, ее лицо приняло деловое выражение.

Поцеловав Рика в губы, она мягко отстранилась и сказала:

• Рик, я тебе кое- что покажу,- она направилась по коридору к двери в гостиную, и вернулась через минуту, неся в правой руке небольшую черно- синюю коробочку.

• Это что? Микстура?

• Это очень хороший и очень дорогой одеколон, Рик. Я долго его выбирала. - Ее голос прозвучал серьезно, словно она озвучила Рику его диагноз.- Ты подаришь его Гаю. От нас.

Рик взял коробочку из ее руки. На «лицевой» ее стороне золотыми, печатными буквами было написано- «ночное обаяние».

Рик понюхал коробочку.

• Хорошо пахнет.

• Ему понравится.

• Откуда такая уверенность?

• Рик, он живет один, ему будет приятно, что о нем заботятся. Ваши дружки, ничего кроме носков и коньяка, не дарят.

• Гаю не понравится.

• Рик!

• Что?

• Это прекрасный подарок.

• Не для него.

• Рикслейм!- Лайна произнесла его полное имя, подчеркнуто холодным тоном.

• Я тебе говорю- не понравится.

• Объясни.

• Гай тучный. Он потеет. Он решит, что это намек. Намек на то, что от него воняет потом. Подарить ему одеколон, все равно, что назвать Гая «вонючкой». Он не обрадуется.

Рик увидел, что Лайна огорчилась.

Глядя на него, она произнесла:

• Рикслейм Ярк, вы- вонючка, и я хочу, чтобы этот одеколон был всегда у вас под рукой!- Лайна отвернулась, она пошла по коридору, и Рик наблюдал, как двигаются под халатом ее бедра.- Рик, собирайся. Через полчаса мы выходим.

• У нас еще два часа.

• Мы заедем в магазин. Ты подаришь Гаю, рубашку. Такой подарок он не посчитает намеком? Я не разбираюсь в вашей мнительности.

• Рубашка?- Рик посмотрел на упаковку с одеколоном, которую держал в правой руке- на ней отпечатались черные следы крема с его перепачканных пальцев.- На что?

• На то, что он выглядит оборванцем,- она вышла в коридор, неся в руке черную ленту галстука- «бабочки».- И сними этот дурацкий галстук, Рик.

Он наклонил голову, посмотрел на свой галстук- еще новый, черный в серую полоску, вполне приличный.

• Он превосходный. Я выгляжу в нем...

• Вот.- Лайна встала рядом, протягивая ему галстук:- Только вымой руки.

• Ни за что! «Бабочка»! Я их терпеть не могу.

Она поцеловала его в губы, сказала:

• Рик, ради меня, дорогой,- ее руки уже развязывали галстук на шее Рика, воротник его белой рубашки был задран вверх.

• С галстуками «бабочкой» ходят клоуны и сутенеры.

• Наверное, у вашего Дика, тоже есть такой же галстук. К зеленой шляпе.

• Ты превратишь меня черт знает во что.

• Рикслейм, без этой «бабочки» ты будешь выглядеть, как прощелыга. Сутенеры выглядят солиднее.

• С «бабочкой».

• С «бабочкой».

Глядя в ее темные, большие глаза, Рик вдруг подумал о том, как бы отреагировала Лайна, если бы он показал ей тетрадь пришельца?

Минут через сорок они вышли из квартиры, и на лифте спустились на первый этаж. В доме Лайны, построенном всего три года назад, установили лифт с панелью управления, и в нем не было привычного лифтера в зеленой форме и такой- же фуражке.

На парковочной стоянке, во дворе дома, подойдя к машине Лайны, Рик спросил:

• Ты поведешь?

• На каблуках?

• Ты всегда на каблуках.

• Это очень высокие каблуки, дорогой.

Блестки на ее легком, малиновом платье без рукавов, пронзительно блестели, цвета из вспышек в солнечном свете, переливались от ярко- желтого до глубокого фиолета, высокие каблучки белых туфелек, выбивали из тротуарной плитки, мерный, разносившийся по двору, стук, а белое перо ободка на ее голове, качалось и вздрагивало при каждом ее шаге.

Рик открыл водительскую дверь и сел за рулевое колесо.

Престарелый привратник с широкой, беззубой улыбкой, в синем, форменном костюме, открыл перед их машиной ворота- он буквально светился счастьем, глядя на сидевшую рядом с Риком, Лайну.

• Всего вам доброго, мадам.

• Спасибо. И вам хорошего вечера.

Рик вывел автомобиль на проезжую часть улицы, свернул вправо.

• Он меня ненавидит,- с усмешкой сказал Рик.

• Это ревность, инспектор.

Солнце- яркое и жаркое, ослепительно сверкало на хромированной фаре, прикрепленной к крылу автомобиля, со стороны водителя, заставляя Рика щуриться.

******* *******

Семейство Оолов жило в двухэтажном, из красного кирпича, особняке, выстроенном еще во времена Белых каст- массивном и добротном, с двухскатной крышей, когда- то покрытой глиняной черепицей, и совсем недавно замененной на жесть. Окна в доме были большими и светлыми, а парадное крыльцо- широкое, огражденное деревянными, лакированными перилами, тянулось вдоль всей его восточной стены- от угла, до угла.

Перед домом находилась просторная лужайка, больше похожая на футбольное поле, каменный фонтан, с фигурой гипсовой русалки и несколько высоких, старых, как и сам этот дом, ветвистых, уставших от своих лет, деревьев.

Участок, на котором располагался дом и все, что ему принадлежало, ограждала высокая, выложенная из бутового камня, стена- заросшая мхом и диким плющом.

Этот дом перешел в наследство жене Фру Оола- Нее, от ее дядюшки, умершем лет двадцать назад, а вместе с домом ей досталось его машинописное бюро «У истоков», где трудились около пятидесяти машинисток, несколько ателье по пошиву женской одежды, раскиданных по всему городу, и старая, ветхая яхта- без парусов, с испорченным днищем, которую не ремонтировали, но ежегодно оплачивали место ее стоянки в городском яхт- клубе, на севере Тихой Гавани.

День давно перевалил через полдень- солнце сбавило свой жар, но спокойный воздух все еще носил в себе духоту. Над широкой клумбой, разбитой под каменной стеной, где сейчас росла прохладная тень, носилась мошкара, и толстый неповоротливый шмель настойчиво копался в одном из красных цветков, выпятив наружу свой упитанный, полосатый зад.

Каменная чаша фонтана стояла пустой- без воды, гипсовая русалка светилась в лучах солнца гладким животом и неправдоподобно острыми грудями.

Все собрались за длинным столом, застеленным белой скатертью, стоявшем между западной стороной особняка и старым кленом, с надломленной, засыхающей веткой.

В широкой, железной жаровне, прямо под кленом, готовились колбаски, валил сизый дым, запах от колбасок был восхитительным.

Рик, Абром и Кайнс, стояли у жаровни- Кайнс следил за приготовлением колбасок, Абром жевал бутерброд с ветчиной и пытался рассказать Рику новый, пошлый анекдот.

Гай, ярко освещенный лучами солнца- в огромных синих шортах и белой рубашке, торчал на лужайке. Он собирал треногу для своей подзорной трубы, и Мирол, стоявший рядом с ним, почтительно что- то ему советовал. Сын Фру- девятилетний Ривс, черноволосый, с серьезными, черными глазами, босой, одетый в бежевые брюки и такого же цвета футболку, крутился рядом с ними. Его кеды валялись рядом с коробкой от подзорной трубы. Сын Аброма Хлоя- Чемс, был белобрысый, подвижный, десятилетний мальчишка, одетый в синие шорты и желтую майку, вел непрерывную и угрюмую борьбу с Ривсом за право стоять ближе к подзорной трубе. Мальчишки время от времени молча, исподтишка, толкались локтями и что- то шепча друг другу на ухо.