Глава 8

Треклятый мой роман вгоняет меня в холодный пот. Гюстав Флобер − Должно быть, вам просто необходим чай. – Леди Матильда потянулась за чайником, изысканной фарфоровой вещицей, расписанной розовыми бутонами еще в прошлую эпоху. – Спорить с Эвермором – довольно пугающее занятие, − проговорила она, наливая светлый китайский чай в хрупкую чашечку того же сервиза. – Особенно когда он не намерен уступать. После такого любому нужно подкрепиться. Сахар? – уточнила она, берясь за щипцы.

Дейзи кивнула: − Да, будьте добры. Два кусочка. И лимон.

Добавив в чашку требуемые ингредиенты, леди Матильда помешала чай крохотной серебряной ложечкой.

− Надеюсь, мой племянник был не слишком груб?

− Не груб, вовсе нет. Хотя особой радости при виде меня тоже явно не испытал.

Кстати говоря, спасибо вам, − добавила она, беря чашку, − за то, что послали экипаж встретить меня с поезда. Я так понимаю, лорд Марлоу уже объяснил вам ситуацию?

Пожилая дама кивнула.

− Марлоу сейчас в Торки и несколько дней назад навестил меня вместе с женой.

Я поняла, что вы подруга виконтессы?

− Да, мэм. Мы с леди Марлоу знакомы уже много лет.

− Чудесная женщина, и превосходный писатель. Знаете, ведь только что вышел ее второй роман. Верно, что вы тоже начинающий писатель, мисс Меррик?

− Да, мэм. – И помолчав, Дейзи добавила: − В доме не найдется комнатки, где я смогла бы работать? Впрочем, подошла бы и моя спальня, но… − Ваша спальня? О нет, дорогая, это исключено. Ведь там даже нет письменного стола, только туалетный столик. Могу предложить воспользоваться библиотекой. – Леди Матильда махнула рукой в сторону соседнего помещения, прямо за спиной у Дейзи. – Здесь недалеко, в ней вы найдете несколько отличных больших столов. Да к тому же, там много света.

Дейзи обернулась через плечо, но высокие двери орехового дерева позади нее были закрыты, скрывая от взгляда расположенную за ними комнату. Она вновь обратилась к хозяйке: − А разве ваш племянник сам не пользуется этой комнатой?

− Для творчества, вы имеете в виду? О, нет. У Себастьяна имеется собственный кабинет, хотя не сказать, чтобы он много писал в Эверморе. Его отца, моего покойного племянника, всегда огорчали литературные амбиции сына. Ладно бы еще сочинительство служило ему хобби, но отец полагал, что во главу угла Себастьяну должно ставить свое положение как будущего графа Эвермора.

Себастьяна же, напротив, не устраивало писать просто для развлечения. Он хотел, чтобы его книги печатались, и по этому поводу бессчетное множество раз ссорился с отцом.

Дейзи понимающе кивнула.

− Моя сестра точно такая же. Ее заботит только проза жизни.

− Ах да, Марлоу упоминал о вашей сестре. Ее, должно быть, беспокоит, что вы путешествуете через всю страну одна, да еще и останавливаетесь у посторонних.

Заботы Люси главным образом сосредоточились на том обстоятельстве, что сестра будет жить в одном доме с мужчиной со скандальной репутацией. Но Дейзи сочла лучшим об этом не упоминать.

− Как только леди Марлоу заверила сестру, что, оставаясь здесь, я могу рассчитывать на вас в качестве компаньонки, тревоги ее тут же улеглись, − вместо этого пояснила Дейзи, гордясь своей тактичностью.

− Я счастлива оказать вам эту услугу, дорогая. Могу лишь надеяться, что Марлоу прав, и вы сумеете помочь моему племяннику в работе. Хотя, должна признаться, не завидую вам в вашем деле. Себастьян славный мальчик, но притом темпераментный и зачастую весьма несговорчивый в том, что касается его трудов. Он художник. И очень напоминает мне его деда, моего брата. Генри был поэтом и обладал точно такими же качествами.

Дейзи не была уверена, что Эвермор такой уж славный мальчик, каким его описала леди Матильда, но определения «темпераментный» и «несговорчивый» казались вполне справедливыми.

− Себастьян, − продолжала леди Матильда, − всегда поступает лишь по своему усмотрению, так что ему чрезвычайно сложно принять чью-то помощь, пусть даже он и нуждается в ней. Он всегда был таким. Гордым, как дьявол. Особенно в отношении его книг. – Она рассмеялась. – Помню, как он впервые показал мне написанную им историю… кажется, ему тогда было одиннадцать… о, вот было шуму, стоило мне предложить, чтобы вместо колдуна главным героем стал обычный мальчик. Да что там, он не меньше недели перечислял мне все причины, по которым это не годится. И представьте только мое удивление, когда выяснилось, что он очень близко к сердцу принял мой совет и переписал рассказ с учетом моих предложений.

− Вы можете мне что-нибудь посоветовать, мэм?

На мгновение она призадумалась.

− Марлоу считает, что последние его книги не дотягивают до уровня прежних работ. Говорит, в них не хватает души. Полагаю, вы тоже согласны с сим утверждением?

− Да, именно.

− Вот и мне так кажется. – Помолчав секунду, леди Матильда продолжила: − Марлоу считает, что вы привнесете в творчество Себастьяна некое вдохновение, недоступное нам с виконтом. И раз уж вы знакомы с Себастьяном совсем недавно, то сможете быть объективнее, нежели кто-то из нас.

− Надеюсь на это, леди Матильда.

− Я очень привязана к племяннику, мисс Меррик, и уже давно беспокоюсь о нем. Он изменился, пожив за границей. Не знаю почему. Он принялся писать с головокружительной быстротой и в результате создал немало произведений, но вот качество их пострадало. Он все реже стал писать домой, а потом и вовсе забросил письма. Я знаю, произошло нечто ужасное, но не понимаю, что именно. Конечно, все эти годы из Италии до меня доходили некоторые слухи, но… − Она умолкла. – Неважно. Вы просите совета? Мой совет: всегда говорите ему то, что действительно думаете. Не пытайтесь быть доброй и подсластить пилюлю. Он тут же видит насквозь подобный вздор.

− У меня имеются недостатки, мэм, − печально ответила Дейзи, − но лесть не в их числе.

Пожилая дама окинула ее проницательным взором.

− Несомненно, поэтому Марлоу и выбрал для этой работы вас. Если мой племянник уважает ваши суждения, он прислушается к ним, даже если станет спорить до хрипоты. Так что, если считаете, что правы, стойте на своем до конца. Не позволяйте запугать себя или спровадить вон.

− Он уже попытался это сделать. Но безуспешно.

− Хорошо. А вы, я вижу, крепкий орешек. Что ж, в таком случае следует подготовиться к неприятностям, дорогая. Чувствую, грядет буря.

Дейзи вспомнила взгляд Эвермора – как от негодования глаза его темнели до стального цвета грозовых облаков − и не смогла с ней не согласиться.

Любопытство – опасная вещь. Оно сгубило кошку. Вероятно, это оно побуждает мотыльков лететь к огню, и из-за него падают в колодцы дети. Движимый им, любой здравомыслящий писатель идет на безумные поступки: к примеру, читает отзывы на свои пьесы и письма с поправками к книгам.

Себастьян уставился на перетянутую бечевкой рукопись на траве неподалеку, зная, что пожалеет, если поддастся любопытству. И тем не менее, страстно желая узнать, что же там написала мисс Меррик.

Граф нагнулся вперед, отчего гамак, в котором он лежал, опасно накренился, но с такого расстояния все равно не смог прочитать письмо. Он вытянул шею и скосил глаза, но и так не смог разобрать напечатанные слова. Не выдержав, он вновь сел.

Как бы там ни было, какое дело ему до ее мнения? Несостоявшаяся писательница, разъяренный критик… может, и редактор из нее никакой. Его ни капли не интересует, что она имеет ему сказать.

Себастьян вновь склонился, опершись локтями о колени. Она заявила, что у истории впечатляющий замысел, но едва ли ее слова пролили хоть какой-то свет. Черт, да он написал роман двадцать лет назад. Он уже даже не помнил, какой там был замысел. И все же ему безудержно хотелось выяснить, что она решила изменить.

Эвермор уставился на рукопись, покусывая ноготь большого пальца, любопытство в нем боролось со здравым смыслом.

Как ни крути, лучше было бы выбросить письмо в пруд, велеть ей убираться ко всем чертям и телеграфировать Гарри в Торки, что он не станет менять ни слова.

Но что делать, если Гарри заупрямится и продолжит поддерживать мисс Меррик в ее бессмысленных попытках? Себастьян подумал обо всех письмах с замечаниями, отправленных Гарри в Италию, обо всех редакторских правках, что он тогда отказался внести и обо всех опасениях, выказанных Гарри касательно ухудшающегося качества его работ. Он вспомнил тот день в «Марлоу Паблишинг», когда Гарри осыпал его упреками, и понял, что терпение издателя подошло к концу.

Себастьян уставился на рукопись, его начинало мутить. Он не мог позволить себе юридическую битву с «Марлоу Паблишинг», но и выполнить то, что от него требовали, тоже не мог.. Не в его силах вернуться назад. Невозможно создавать книги исключительно силой воли. Это слишком тяжело, слишком болезненно и изматывающее.

Но какой у него выбор? В Италии, в наркотическом тумане его тамошнего существования, так просто было забыть об обязательствах. В отдаленной части швейцарских Альп несложно было отрицать ответственность. Но здесь, в доме предков, рядом с любимой тетушкой все это было непросто и нелегко. Он загнан в угол, не в состоянии дальше убегать от суровых реалий своего положения, жалеет, что вообще вернулся домой.

Что вы собираетесь теперь делать? Треклятый вопрос Дейзи Меррик вновь эхом раздался в голове, и Себастьян поднял глаза, вперив невидящий взгляд сквозь воды пруда, мельницу и лес позади.

Его пьесу закрыли. Если и Марлоу решит не платить за книгу, он еще больше погрязнет в долгах. Опустится до того, что начнет занимать у друзей. У Филиппа, к примеру, или Сент-Сайреса. Его гордость взбунтовалась при мысли о жизни за их счет, подобно какому-то жалкому дальнему родственнику.

Должен же быть иной выход.

Себастьян вновь обратил внимание на пачку бумаги. И предположил, что с него не убудет, если он по крайней мере прочитает письмо. Возможно, изменения, что она хочет внести, не стоят потраченной на их описание бумаги. Возможно, невзирая на все заверения в краткости, ее письмо вовсе не было сжатым, а напротив, расписывало на десяти страницах несколько мелких, легко поправимых недостатков.