Спустившись в библиотеку, Дейзи обнаружила, что Себастьян явился раньше и уже трудился не покладая рук. С бешеной скоростью он отбивал на печатной машинке слова, и Дейзи замешкалась в дверях, сомневаясь, входить ли, ибо не хотела его отвлечь.

С этого места ей хорошо было видно лицо Эвермора. Хотя брови его были сосредоточенно сдвинуты, печатая, он едва заметно улыбался, и Дейзи ощутила чувство глубокого удовлетворения. Впервые со дня их встречи, он выглядел довольным. Будучи писателем, она поняла, что это значит. Работа спорилась.

Она уже было хотела уйти, но вновь замерла при звуках его голоса.

– И куда это вы решили улизнуть? – не отрываясь от своего занятия, спросил он.

– Не хотела мешать вашему приступу творчества.

– Хм, по мне, звучит, как отговорка.

Перестав печатать, он окинул ее притворно суровым взглядом, постукивая указательным пальцем по верхушке печатной машинки.

– Если уж я вынужден работать, то и вам придется.

– Это и есть первое правило?

– Нет, цветочек. – Показная строгость исчезла без следа. Его взор прошествовал вниз по ее телу и вернулся назад к лицу так медленно, что почти смахивал на ласку. – Я приберегу свои правила для более важных вещей.

По спине Дейзи пробежала дрожь, восхитительная дрожь предвкушения. Дабы не выдать себя, она притворилась оскорбленной.

– Полагаете, убедиться в том, что я пишу свою книгу, – неважно? – спросила она, входя в библиотеку и направляясь к своему столу.

– Такого я не говорил, – возразил Себастьян, когда она уселась напротив. Он наклонился ближе, грудью задев верх печатной машинки. – Но в этой игре, есть вещи, для меня более ценные, нежели ваша книга.

– Что же это?

Он рассмеялся.

– Поживем – увидим.

Следующие две недели Дейзи только и оставалось, что ждать и гадать, но она была рада видеть, что ее возмутительная игра, по всей видимости, все же оказала на графа желаемое действие.

Себастьян ясно дал понять тетушке и слугам, чтобы те не беспокоили их за работой. Закрыв двери и исключив всяческое вмешательство, они каждое утро и почти всегда после обеда работали засучив рукава.

По крайней мере, Себастьян. Удивительно, но теперь Дейзи писательство вдруг показалось нелегким подвигом. Ей все же удалось убить собаку и, как и предсказывал Себастьян, эта перемена сделала историю сильнее. Но потянула за собой ряд прочих поправок и привнесла целую уйму новых и непредвиденных обстоятельств, обстоятельств с которыми она совершенно не готова была иметь дело, особенно теперь, когда ей, кажется, не удавалось сосредоточиться дольше, чем на пять минут.

Она обнаружила, что ее мысли дюжины раз на дню возвращаются к их сделке, всякий раз распаляя в ней предвкушение. Она частенько наблюдала за ним в их совместные часы в библиотеке, и хотя рада была видеть его за работой, гораздо приятнее оказалось то, что он старается ради ее поцелуя. Ничего более романтичного нельзя и вообразить.

Проведя столько часов вместе и украдкой наблюдая за графом, Дейзи начала видеть его в ином, нежели прежде, свете. Когда он останавливался, чтобы перечитать написанное, поставив локоть на стол и положив подбородок на руку, она замечала линии сухожилий и мышц его сильной руки ниже закатанных манжет рукава. Видя, как он барабанит пальцами по столу, он вспоминала, как эти самые кончики пальцев касались ее лица. Когда он задумчиво глядел в окно, чувственная линии его рта пробуждала воспоминания о том волнующем поцелуе, заставляя жаждать его снова. Но все это было бесполезно для ее работы. Дейзи попыталась заставить себя вернуться к ней, но, прочитав последнее написанное предложение, поняла, что оно бессмысленно. Зачеркнув его, она увидела, что целая страница уже заполнена зачеркнутыми предложениями. Перевернув ее, она обнаружила на обороте то же самое – ни единой пригодной строчки на всем листе.

С разочарованным вздохом, Дейзи скомкала исписанный лист и закинула его в мусорную корзину рядом с креслом. Окунув перо в чернила, она начала снова.

Написала два предложения, остановилась, недовольная, и вновь все зачеркнула.

Написав еще немного, остановилась опять, с ужасом осознав, что Далтон только что сгреб Ингрид в свои сильные мужские объятия и поцеловал.

Такое недопустимо в ее книге! Далтон с Ингрид даже не женаты. В любом случае, наберись она смелости описать столь эротичный момент, использовать столь недвусмысленные выражения определенно непозволительно. Боже, она ведь так и написала – «страстный поцелуй». Что сказали бы леди с Литтл- Рассел-стрит, прочитай они это.

Издав раздраженный вздох, Дейзи перечеркнула целый абзац и начала опасаться, что совершила серьезную ошибку. В то время как их с Себастьяном поцелуй, казалось, подстегнул его творческие инстинкты, ей он не помог нисколько. Она хотела научиться лучше, правдоподобнее описывать романтические моменты, но ведь она не собиралась писать порнографию!

Вздох над очередным перечеркнутым абзацем прозвучал столь тоскливо, что, подняв глаза, Дейзи обнаружила, что Себастьян смотрит на нее.

– Проблемы? – с невинным видом поинтересовался он, но Дейзи безошибочно сумела разглядеть в его глазах проблеск юмора.

Дейзи почувствовала, как щеки заливает предательский румянец. Напомнив себе, что он никоим образом не мог догадаться о содержании только что написанного ею, она заправила за ухо выбившийся завиток и приняла благочестивый вид.

– Никаких, – заверила она.

– Рад слышать.

Он вернулся к работе, и Дейзи попыталась последовать его примеру, но спустя час скомкала очередной исписанный лист.

Себастьян воспринял это, как крик о помощи.

– Хорошо, – произнес он, перестав печатать. – Очевидно, у вас все же проблемы. Давайте поглядим, сумею ли я помочь.

Он начал подниматься, словно собирался обойти стол и прочитать, что она написала, поэтому Дейзи его опередила, подняв одну руку в предупреждающем жесте, другой стиснула, защищая, скомканные листы.

– Нет-нет, все в порядке, правда.

К ее облегчению, он вновь опустился на свое место, но не позволил ей отойти от темы.

– Дейзи, за это утро вы исписали по меньшей мере дюжину страниц. И если вы не зачеркиваете предложения и не комкаете бумагу, то вздыхаете, постукиваете пальцами, вертитесь в кресле или же хмуро пялитесь в рукопись. Очевидно, у вас возникли сложности. Позвольте помочь вам.

– Нет-нет, в этом нет необходимости, – заверила она его, заталкивая главу, над которой работала, в папку. – Я просто не привыкла писать так подолгу, целыми днями напролет. Полагаю, мне просто требуется передышка.

Он уставился на часы, затем с сомнением вновь на нее.

– Но ведь еще даже не подошло время обеда, – заметил он, когда она встала. – Вы собираетесь пропустить день? Вы? Настоящий деспот?

Она состроила гримаску.

– Я бы хотела, чтобы вы перестали меня так называть. Я не деспот. – Дейзи выглянула в окно. – Чудесный день. Думаю, я отправлюсь на прогулку.

– Если вы не деспот, докажите это, позволив мне сопровождать вас.

– Отлично. Но только если вы покажете мне самые красивые места.

Раздобыв на кухне корзину для пикника, Себастьян вывел спутницу наружу через огород, мимо обнесенного стенами сада по бескрайним полянам зеленого дерна.

Преодолев ступени изгороди, они направились по тропинке, ведущей к густой березо-дубовой роще. Стояло погожее летнее утро, приятно в такой день не думать о работе.

– Как же замечательно в деревне, – заметила во время прогулки Дейзи. – Лондонский воздух так грязен.

– Верно, и с каждым годом становится еще грязнее. Я был несколько потрясен, вернувшись из Италии: такое ощущение, что в Лондоне стало вдвое больше угольной пыли, чем когда я уезжал.

– А в Италии нет угольной пыли?

Себастьян покачал головой.

– Видите ли, там гораздо теплее. И в угле нет особой нужды. И разумеется, там не бывает проклятой английской сырости, из-за которой сажа черным облаком висит над головой.

– Я бы очень хотела увидеть Италию. Моя подруга Эмма – жена лорда Марлоу, они ездили в Италию в свадебное путешествие, и она привезла оттуда несколько прелестных фотографий и рисунков. Наверное, они навещали вас там?

– Нет. Мы не виделись. – Помолчав, Себастьян добавил: – К тому времени я уже был в Швейцарии. Я и не знал, что виконтесса ваша подруга.

– О, да. Я познакомилась с Эммой, когда мне было шестнадцать. – И вот она уже обнаружила, что рассказывает ему о меблированных комнатах на Литтл- Рассел-стрит и обо всех тамошних друзьях.

– Не думал, что у нас есть общие знакомые, – отметил Себастьян. – Трое из ваших подруг замужем за людьми из моего круга. Марлоу, маркиз Кейн и герцог Сент-Сайрес – все они мои друзья.

Дейзи рассмеялась.

– Миссис Моррис говорит, что Литтл-Рассел-стрит – просто магнит для потенциальных мужей. Моя лучшая подруга Миранда искренне надеется, что это так. Больше всего на свете ей хочется стать замужней дамой с целом выводком детишек. На ее глазах столько наших подруг вышли замуж, а она до сих пор одна, и это приводит ее в ужас.

Себастьян расхохотался.

– А вы? Не используете свои связи, чтобы заполучить мужа? Любая на вашем месте именно так бы и поступила.

– Подруги, разумеется, предлагали представить меня обществу. Но… – Дейзи замолчала, подбирая слова. – Но мы, Меррики, слишком гордые и независимые.

Моя сестра, – добавила она, – стала настоящей деловой женщиной. Она владеет агентством по найму, подбирает прислугу для зажиточных матрон, машинисток для солиситорских контор и прочее в этом духе. Она весьма успешна.

Казалось, он видел ее насквозь.

– Вы ей завидуете, верно?

Споткнувшись, она остановилась.

– Да, – призналась она прежде, чем Себастьян успел ее остановить. – Это делает меня ужасной?

– Нет, цветочек, – мягко произнес он, остановившись рядом. – Это делает вас человеком.