Изменить стиль страницы

Глава 28

Иган лег на спину, глядя в серое, лишенное каких-либо ориентиров небо. Его пальцы задумчиво теребили рваные края дыр в комбинезоне.

Все кончено. Все, что было, да и все, что могло бы быть – все бесследно сгинуло в туманной дали прошлого. Будущее, как скальпелем отсеченное зарядом дроби, выскользнуло из его рук и умчалось дальше. Остался только сухой серый песок чужих вероятностей, тонкими струйками утекающий между пальцев.

Иган выудил из памяти два самых свежих воспоминания под именами «Орана» и «Кехшавад» и мысленно поставил их перед собой. Разбуженная горечь сожаления больно заколола в груди. Любовь и ненависть – два крайних полюса человеческих чувств. Как два последних гвоздя в крышке гроба накрепко засели они в его душе. Как два ангела на мраморном надгробии застыли они перед ним с немым укором в глазах.

- Кербер!

- Я слушаю.

- Если я соглашусь… если стану тобой… - Иган никак не мог толком сформулировать свой вопрос, - я останусь… ну, я буду что-нибудь помнить?

- К сожалению ли, или к счастью, но да, поскольку твои знания и твой опыт по сути сотканы из совокупности всех событий, что происходили с тобой в течение жизни. Начисто стерев твою память, мы лишимся и твоих профессиональных навыков. Так что, в отличие от остальных, кто поднимается на Другой Берег, ты свои воспоминания сохранишь. Но не волнуйся, они более не будут восприниматься как нечто личное. Скорее как еще одна страница в бесстрастном учебнике истории. Эмоции в нашей работе – плохой советчик.

- А другие, выходит, начинают следующий этап «с чистого листа»?

- Да, таковы правила.

- И Орана?

- Разумеется, поэтому не сожалей о ней. Она уже забыла тебя. Отпусти ее и ты.

- Тебе легко говорить… - Иган подбросил в воздух горсть песка и следил, как неторопливо оседает серебристая пыль.

- Я тебя не тороплю. До тех пор, пока твоя душа отягощена думами о былом, ты не сможешь стать полноценным Стражем.

- Но ты же сам сказал, что прошлые чувства и эмоции более не будут меня беспокоить!

- Но ты все еще цепляешься за некоторые из них, как за якоря, не желая расставаться со своей прежней жизнью. Пока ты сам с ними не разберешься, дальнейший путь тебе закрыт.

- Какие еще якоря?

- Любовь к Оране, Ненависть к ее убийце и Сожаление о Проклятии, что вы навлекли на земли Восточного Предела.

- Терпеть не могу неоплаченные долги! – согласился Иган.

- Я тебя прекрасно понимаю. То, как мы после себя наследили, меня также изрядно огорчает. И маленький осколок моей тени все еще остается там. И это как-то… неопрятно.

- Осколок шипа? Он наверняка сейчас у Саира. Что тебе мешает его забрать?

- Увы, моя тень остается в Мире Живых лишь до тех пор, пока я не сражусь с теми, кто меня призвал, - Иган почти видел, как при этих словах Кербер, извиняясь, пожал плечами… или что там у него вместо них, - Ты был последним из вашей группы, и теперь ты здесь. Я смогу вернуться в ваш мир только если меня снова кто-нибудь вызовет на поединок.

- Что же делать?

- Думаю, в этой ситуации мы с тобой можем помочь друг другу.

- Каким образом?

- Путь в Мир живых для меня закрыт, но ты еще можешь туда вернуться.

- Что!? – Иган рывком сел, вытрясая из волос набившийся в них песок, - Вернуться!? Как!? Ты же сам говорил, что это невозможно!

- У любого правила есть исключения.

- А поподробнее?

- Душа Стража должна быть абсолютно чиста от терзаний и сомнений, поэтому Преемнику даруется право Последней Охоты. Ты можешь один-единственный раз пересечь Реку Мертвых в обратном направлении, чтобы попрощаться с теми, кто тебе дорог и отдать последние долги.

- Вот как, значит! – нахмурился Иган, - почему же ты мне сразу об этом не сказал?

- Потому что к исключениям следует прибегать только в самом крайнем случае. Иначе от правил ничего не останется.

- А ты, брат, оказывается, жулик! - Иган поднялся на ноги и повернулся к водной глади, - что от меня требуется?

- Ты знаешь, где осколок?

- Догадываюсь.

- Верни его мне, и с Проклятием будет покончено навсегда. Сожалеть тебе будет более не о чем.

- Хорошо, но как быть с Любовью и Ненавистью?

- Я буду тебе крайне признателен, если ты заодно уладишь и эти два момента. Другой возможности тебе уже не представится.

- Постараюсь.

- Хорошо, - удовлетворенно сказал Кербер, - но нам все же следует соблюсти ритуал.

- Какой?

- Несложный. Я задам тебе традиционные вопросы, ты ответишь на них и все.

- Давай.

- Что ж, - Страж беззвучно прокашлялся, и его голос обрел вдруг удивительную глубину, и отрешенность, загремев новыми гармониками, от которых хотелось то вытянуться по стойке «смирно», то в благоговейном ужасе рухнуть на колени, - Иган-Охотник, отрекаешься ли ты от страстей и страхов, что присущи живым?

- Да, - в воображении Игана его прошлая жизнь откололась и дрейфующей льдиной заскользила во тьму.

- Иган-Охотник, обязуешься ли ты блюсти чистоту и праведность путей, по которым ступают мертвые?

- Да, - падающей звездой промелькнула и погасла мысль о том, что по-прежнему любимая, но уже забывшая его Орана тоже где-то там, на этих самых путях.

- Иган-Охотник, станешь ли ты Стражем недремлющим, что хладным лезвием отсекает одно от другого?

- Да.

- Иган-Охотник, тебе предоставляется право Последней Охоты. Воспользуешься ли ты им?

- Разумеется! – Иган почувствовал, как его губы сами собой изгибаются в недоброй ухмылке, - только, боюсь, это будет не охота. Это будет бойня!

- Как пожелаешь.

- Осталось понять, как мне теперь туда вернуться, - Иган неопределенно махнул рукой в сторону маслянистых волн Ахерона.

- Не волнуйся, я провожу тебя. Держись крепче!

- Держаться…? – Иган резко умолк, поскольку в этот миг земля под его ногами внезапно содрогнулась.

Пустыня вокруг пришла в движение. По пескам в стороны побежали большие пологие волны, словно это и не песок был вовсе, а густой кисель. Откуда-то из глубины донесся нарастающий глухой гул как от приближающегося извержения вулкана. Склон дюны, на которой стоял Иган, дрогнул и заскользил вниз, освобождая дорогу рвущимся на поверхность песчаным струям. Игану приходилось лихорадочно перебирать ногами, чтобы не оказаться засыпанным и унесенным этим шипящим потоком.

Неожиданно в нескольких десятках метров перед ним земля буквально взорвалась пыльным фонтаном, выбросив вверх угольно-черную клиновидную колонну. Ее острый, постепенно расширяющийся к основанию пик взлетел на многоэтажную высоту и продолжал подниматься. Мгновение спустя песок вспорола вторая колонна, за ней третья… Цепочка стремительно растущих обсидиановых лезвий пулеметной лентой протянулась к Игану. Он даже не успел пошевелиться, завороженный невероятным зрелищем, как почти одновременно еще два клина взметнулись к небу – один прямо перед ним, а второй – за спиной. На голову ему посыпался песок.

Колонны продолжали расти, становясь все толще и грозя зажать Игана меж собой. Когда между бегущими вверх черными чуть уплощенными столбами оставалось всего несколько шагов, он уже собрался отпрыгнуть в сторону, но не успел.

Что-то сильно ударило его по ногам, и Иган упал, с изумлением взирая на поднимающийся из-под земли и увлекающий его с собой громадный, тускло поблескивающий в бледном свете черный монолит.

Он обернулся. Цепь острых клинков, каждый из которых имел в высоту по сотне метров как минимум, тянулась далеко в пустыню, постепенно загибаясь в сторону и продолжая прирастать все новыми и новыми иглами.

Понимание того, что происходит, наконец, смогло пробить себе дорогу в голову Игана. Он смотрел на поднимающуюся из дюн черную скалу, на срывающиеся с ее склонов песчаные водопады и никак не мог уместить это понимание в своем мозгу. На его глазах небольшая дюна впереди словно лопнула, выпуская из себя еще один горный хребет поменьше. Поднявшись вверх, тот оторвался от поверхности, расщепляясь внизу на несколько отростков, и снова обрушился на землю, породив небольшое землетрясение.

Кербер восставал из своей песчаной купели.

За правой лапой последовала левая, а потом, подобно Атлантиде, решившей вновь подняться из морских глубин, из песчаного плена вырвалась и огромная голова, увенчанная короной из черных блестящих рогов и развевающихся змеями антрацитовых полотнищ.

Иган утратил дар речи, да и не нашлось бы в человеческом языке слов, способных описать то, что он видел и чувствовал. По мере того, как бока Стража очищались от сыплющегося с них песка, становились видны все новые и новые детали его исполинского и совершенного тела. Плотно пригнанные друг к другу чешуйки, каждая размером с футбольное поле, скальные отроги суставов, небоскребы вздымающихся ввысь шипов, извивающиеся и переплетающиеся, словно змеи, шлейфы черного тумана… Каждый элемент, каждая деталь несла в себе куда больше, чем удавалось различить обычным зрением. В зависимости от угла освещения они то рассыпались на мельчайшие составляющие, вплоть до игл и волосков, толщиной в один атом, то вновь собирались вместе, но уже в других комбинациях. Очертания Стража мерцали и переливались, словно в раскаленном воздухе, творя с глазами Игана что-то непонятное. Он, не мигая, смотрел вперед на его поднимающуюся голову и, одновременно, будто затылком, наблюдал, как многокилометровый хвост, раскинувшийся по пустыне, лениво перекатывается из стороны в сторону, разравнивая дюны, словно целая дивизия бульдозеров.

Все, что Иган видел до сих пор, казалось теперь не более чем акварельными рисунками трехлетнего ребенка. Подобно тому, как тень способна воспроизвести только общие контуры оригинала, Эрамонт, которого он когда-то поймал, оказался лишь жалким и примитивным подобием настоящего Хранителя Путей Мертвых. Мир живых попросту не смог бы вместить в себя оригинал, что выходил за пределы всех известных законов природы.