Глава сорок третья

Если бы могла, Элви перенесла бы работу в другое место. Лучше всего в собственную лабораторию, но их с Фаизом комнаты тоже подошли бы. Однако данные находились в университете и Загоне, и потому она ходила туда. Сначала она сердилась из-за этого. Прорыв случился, когда она, наконец, отложила работу Кортасара по изменению Дуарте и вернулась к собственным данным.

Ее отчеты из мертвых систем казались письмами из прошлой жизни. Восторг, который она испытала, когда поняла, что на полупригодной для жизни планете в системе Харон в буквальном смысле идет стеклянный дождь, сейчас казался каким-то детским. Оглядываясь назад, она видела свое безграничное удивление и даже ощущала его отголоски. Огромный хрустальный цветок с жилками, пронизывающими лепестки, как вакуумные каналы, и собирающими энергию изменчивых радиационных и магнитных полей системы Харон как маргаритки собирают солнечный свет, если бы маргаритки имели тысячи километров в диаметре. Элви до сих пор считала, что хрустальные цветы могли быть какой-то естественной формой межзвездной жизни. А огромный зеленый алмаз...

Она долго смотрела на него, прежде чем поняла, о чем думает на самом деле, затем взяла планшет с данными в личную лабораторию Кортасара. Она ненавидела находиться там вместе с ним, ненавидела, когда он стоял у нее за спиной, но не имела альтернативы.

— Да, — сказала Кара, посмотрев на нее пустыми черными глазами. — Я знаю об этом.

Ксан спал. Или отдыхал с закрытыми глазами, с того места, где сидела Элви, не разобрать. Кортасар нахмурился, глядя из-за своего стола на Кару и Элви, прислонившихся с двух сторон к пластиковой стене клетки, как девушки, сравнивающие ланчи в университете, а затем с недовольным видом вернулся к своему сэндвичу.

— Можешь мне что-нибудь рассказать?

Кара нахмурилась, и даже в этом действии был момент дополнительной обработки. Будто девочке или существу, которое когда-то было девочкой, сначала требовалось вспомнить, как двигаться. Или это какая-то заминка в крупной моторике. Элви нужно при случае непременно вернуться к этой линии исследований.

— Оно... записывает? — сказала Кара. — Слово не совсем правильное. Это не похоже на запоминание. Больше похоже на все одновременно. Как фильм, который состоит из картинок, рассказывающих историю, и они все там, хотя вы смотрите их по-очереди. Я плохо объясняю.

— Гештальт, — сказала Элви.

— Я не знаю такого слова.

Ручной терминал Элви звякнул в то же время, как система Кортасара вывела на экран уведомление. Трехо через полчаса ждет в офисе на экстренное совещание.

— Проблемы? — спросила Кара.

— Слишком много начальников и мало времени. Вернусь сразу, как смогу.

Кортасар уже шел к двери, и Элви пришлось перейти на трусцу, чтобы его догнать. Ждавший снаружи водитель как-то умудрялся выглядеть одновременно угодливо и нетерпеливо. Холодный восточный вечер обжигал мочки ушей Элви. Она впервые проводила зиму на Лаконии и поняла, что станет еще намного холоднее, прежде чем вернется тепло.

На заднем сидении кара Кортасар хмуро глядел в окно, сложив руки на груди. Город сиял, в честь какого-то неизвестного Элви культурного события вывесили флаги. По улицам спешили люди в теплых куртках. Рядом с их каром недолго бежала пара смеющихся и держащихся за руки молодых людей, пока охранник в синей лаконийской форме не отогнал их.

Элви с трудом помнила, что по планете распределены миллионы людей, живущих в новой среде обитания, в то время как она напрягает мозг над кипами данных. В этом смысле город походил на любой другой, рядом с которым она проводила время.

— Я слышал, как вы говорили со старшим субъектом, — сказал Кортасар.

— Да? Это потрясающе, — Элви понизила голос и добавила марсианский акцент. — Мы считали, что это два разных дела, но это все время было одно и то же дело. — Когда Кортасар не ответил, она добавила: — Как инспектор Билгуун? Как они с Дороти всегда занимались разными расследованиями, но в итоге оказывалось, что те связаны?

— Никогда не смотрел, — сказал Кортасар. — Меня волнует, как вы обращаетесь с субъектами.

— С Карой и Ксаном?

— Вы относитесь к ним как к людям. А они не люди.

— И не крысы. Я работала с крысами, они совсем другие.

Он снова не понял шутку или не счел ее смешной.

— Они — механизмы, созданные из трупов детей. Они делают то же самое, что и дети, поскольку дроны-ремонтники работали с их частями. Эрос отличался лишь масштабом. Природа протомолекулы и всех связанных с ней технологий имеет ту же логику. На Эросе, если ей был нужен насос, она использовала сердце. Если требовалось чем-то манипулировать, приспосабливала руку. И здесь то же самое. Кара и Александр умерли, и дроны сделали нечто из мертвой плоти. Когда вы говорите с девочкой, ее там нет. Возможно, что-то есть. Нечто, сделанное из человеческих частей, как я могу собрать модель катапульты из куриных костей. Вы их антропоморфируете.

— Это проблема?

— Это неверно. Вот и все.

В Доме правительства их проводили в конференц-зал, где уже сидели Ильич и Трехо. Ильич выглядел хуже обычного, и, учитывая обстоятельства, это о чем-то говорило. С другой стороны, Трехо казался почти расслабленным. Он жестом пригласил их сесть, и Элви с Кортасаром послушались. Экран на стене показывал карту системы — солнце, планеты, спутники планет и корабли. Элви показалось, что кораблей как-то многовато.

— Как продвигается исследование? — коротко спросил Трехо.

— Прогрессируем. Мы уверенно прогрессируем, — ответил Кортасар.

— Вы согласны, майор Окойе?

— Мы обнаруживаем новые связи, — ответила Элви. — Нельзя заранее с уверенностью сказать, что важно, а что ерунда, но прогресс налицо.

— У нас новые обстоятельства, — сказал Трехо.

— Что случилось? — спросила Элви.

Так она узнала, что подполье развернуло полномасштабное вторжение. Трехо быстро ввел их в курс дела, а затем предоставил всем слово.

— Меня волнует, что такого они знают, чего не знаем мы, — сказал Ильич. — В этом проблема.

— Мне понятна ваша озабоченность. — Поднятая ладонь Трехо означала «Пожалуйста, прекратите скулёж».

— Во-первых, они видели «Бурю» в противостоянии со своим флотом. Знают, на что она способна. А мы увидели, как они уничтожили неубиваемый корабль. Мы не знаем, на что еще они способны.

— Данные из Сола подтверждают, что был использован весь отправленный нами запас антивещества, — сказал Кортасар.

— И больше его не пропадало, — сказал Трехо. — Все имеющееся либо изолировано на строительных платформах, либо отправлено на кораблях-бомбах в другие системы. Возможно, их прибрал к рукам наш враг, поскольку «Тайфун» потерян, но мы не слышали, чтобы какой-то из кораблей пропал.

— В таком случае, — продолжил Ильич, — что же у них в рукаве, если они бросают на нас триста...

— Четыреста, — прервал его Трехо. — Еще сотня на подходе.

— Бросают на нас четыреста кораблей? Если только они вдруг не решили дружно совершить самоубийство, надо полагать, они что-то знают.

Элви была склонна согласиться с мыслью Ильича, если не с его тоном. Также она поняла, почему так расслаблен Трехо. После всех этих инопланетных странностей и политических интриг старая добрая войнушка возвращала его в зону комфорта. Но не её.

— Предоставьте это мне, — сказал Трехо. — Я уже связался с адмиралом Гуджарат. «Вихрь» готов не на сто процентов, но она не против вывести его, пока он остается внутри системы. А я в любом случае не желаю проводить наш последний «Магнетар» сквозь врата. К этому мы готовы. А вот к чему мы не готовы, так это к молчанию Первого консула.

— Это покажется странным, — вставил Кортасар.

— Командование секретным подразделением, направленным против того, что убило Медину, вполне правдоподобно, — сказал Трехо. — И даже успокаивающе. А вот молчание перед лицом вторжения — нет. Нам нужно его лицо. Без вариантов.

— Не уверена, что это возможно, — сказала Элви. — Он не приходил в себя с...

— Мы все сделаем сами, — перебил Трехо. — Понимаю, работа не соответствует вашим высоким окладам, но у меня нет желания вовлекать сюда прессу. Мы сосканируем Первого консула, запишем его голос и сгенерируем послание врагам и империи. У вас ведь есть опыт работы с изображениями?

— Я в своей жизни препарировала кучу животных, — ответила Элви. — Это не совсем то, что нужно.

— У нас получится, — сказал Ильич.

— Хорошо, — сказал Трехо и встал. Элви подумала, что встреча окончена, и тоже направилась к двери. — Доктор Окойе. Мы не будем ждать, а займемся этим прямо сейчас.

Сканер был не особенно массивным, но комната Дуарте для него не предназначалась. Келли обрядил Первого консула в официальный мундир и помог ему сесть в кресло. Как поняла Элви, задумка заключалась в том, что, если сканировать мундир в том же ракурсе, что и человека, создать фальшивую версию будет проще.

— Останутся следы, — сказал Кортасар. — Так всегда бывает.

— У нас очень хорошие программы, — возразил Трехо, пытавшийся установить освещение.

— У других тоже. Я не критикую план, просто будьте готовы опровергать тех, кто скажет, что видео поддельное.

— Уже работаю над этим, — ответил Трехо и встал.

Осветительная аппаратура приготовилась улавливать тончайшие оттенки кожи и волос Дуарте. Он похудел, скулы резче выступили на лице. В расфокусированном взгляде еще светился ум. Элви показалось, что она видит под кожей череп, раньше такого не было. Келли причесал консула, пытаясь придать ему обычный официальный вид, но Дуарте не сиделось спокойно. Его руки стали тонкими, серыми и какими-то пыльными, и он беспрестанно ими размахивал, а глаза двигались, будто он следит за невидимыми бабочками.

— Нельзя ли его как-то заставить посидеть смирно хоть минуту? — спросил Трехо.

— Иногда такое бывает, — ответил Келли. — Он приходит в волнение в присутствии людей. Дайте ему время успокоиться.