Внутри городской черты Лакония выглядела чище, новее, ярче и более упорядоченной, чем большинство станций, на которых бывал Холден. Сразу за этой чертой начиналась глушь, как из детских сказок. Древние заросли и руины чужой цивилизации, для исследования которых потребуются столетия. Холден слышал сплетни и россказни об остатках технологий, кое-как возвращённых к жизни с помощью ранних работ с протомолекулой — сверлильные черви размером с летательный аппарат, собакоподобные ремонтные дроны, не различавшие железо и плоть, кристаллические пещеры с пьезоэлектрическим эффектом, которые вызывают звуковые галлюцинации и головокружение. Несмотря на то, что столичный город стал символом всего человечества, планета вокруг него оставалась чужой. Одинокий и совершенно знакомый остров в море пока-непонятно-чего. В некотором смысле это показывало, что даже Дуарте, при всех его замашках верховного императора, так и не смог за несколько десятилетий добиться всего.

С другой стороны, это устрашало.

Приёмный зал был роскошным, но не чрезмерно. Если Лакония строилась по планам Дуарте, то в душе Первого консула присутствовала странная сдержанность. Как бы ни был величественен этот город, несмотря на непомерность амбиций Дуарте, его дом и дворцовый комплекс не выглядели ни безвкусными, ни даже чрезмерно украшенными. Чистые линии и сдержанная цветовая гамма банкетного зала оставляли впечатление элегантности и равнодушия к любому постороннему мнению. Тут и там размещались кушетки и кресла, гости могли их переставлять. Молодые люди в военных мундирах разносили вино и чай со специями. Дело не только во власти — Дуарте умел заставлять всё вокруг излучать уверенность. И вполне успешно — даже для Холдена, раскусившего этот трюк, он работал.

Холден принял от молодой женщины стакан вина и стал пробираться через движущуюся толпу. Нескольких человек он сразу же узнал. Кэрри Фиск из Ассоциации миров, восседающая за длинным столом в окружении полудюжины губернаторов-колонистов, состязающихся за право первым рассмеяться в ответ на её шутку. Торн Чао, лицо самого популярного канала новостей с Бара-Гаона. Эми-Мишель Ли в гладком зелёном платье, ставшем её фирменным знаком вне киноэкрана. И на каждого, кого Холден знал по имени, приходился десяток смутно знакомых лиц.

Он пробрался сквозь рой вежливых улыбок и приветственных кивков, имеющих мало общего с реальным участием. Он был здесь потому, что Первый консул хотел, чтобы Холдена видели, но подмножества людей, стремящихся выслужиться перед Дуарте, и тех, кто готов был общаться с важным государственным пленным, рискуя вызвать неудовольствие консула, почти не имели пересечений.

Но всё же имели.

— Я еще недостаточно напилась для этого.

Президент Транспортного профсоюза Камина Драммер облокотилась о барный столик, руки обнимали стакан. При личной встрече она выглядела старше: Холден видел морщины вокруг глаз и губ гораздо отчетливее, чем, когда его с ней разделяли камера, экран и миллиарды километров. Она слегка подвинулась, освободив место за столом, и он принял приглашение.

— Не уверен, до какой степени нужно напиться в этом случае, — произнес он, — в хлам? До состояния «всех порву»? Или до состояния я-поплачу-в-уголке?

— Да у тебя вообще ни в одном глазу.

— Точно. В последнее время я в основном вообще не пью.

— Сохраняешь ясность ума?

— И берегу желудок.

Драммер невесело рассмеялась.

— Почётному пленнику разрешают бывать на людях. Это заставляет меня думать, что ты им уже не особо полезен. Что, выжали из тебя все соки?

Она поддразнивала Холдена, как могли бы общаться двое бывших коллег, сброшенных с вершин власти и выживающих в сумраке политического приспособленчества. Возможно, было в тоне Драммер и нечто большее. Попытка спросить, вынудили его сдать подполье Медины или пока ещё нет. Намерены ли они его сломать. Драммер так же хорошо, как и он, понимала, кто слушает их разговор, даже здесь.

— Я как мог помогал разобраться с опасной инопланетной угрозой. А мои ответы на всё прочее, о чём он меня спрашивал, в любом случае — уже вчерашние новости. И думаю, я здесь сейчас потому, что Дуарте считает, что я ему здесь пригожусь.

— Это просто часть цирка с ослами.

— С конями, — ответил Холден и, видя её удивление, добавил: — Говорят «цирк с конями».

— Ну конечно, — сказала она.

— Ну, а ты? Как идёт демонтаж Транспортного профсоюза?

У Драммер загорелись глаза, улыбка сделалась шире. Она отвечала хорошо поставленным, как для ленты новостей, голосом, звонким и чётким — и совершенно фальшивым.

— Я полностью удовлетворена плавным переходом к более полному надзору лаконийских властей и Ассоциации миров. Наша задача — продолжать использовать выработанные нами старые методы работы, модернизируя их, и интегрировать новые процедуры, чтобы обрезать сухие ветки. Мы поддерживаем на прежнем уровне и даже повысили эффективность торговли без ущерба для безопасности, как того требует великая судьба человечества.

— Всё так плохо?

— Мне не стоит скулить. Могло быть и хуже. До тех пор, пока я — послушный солдатик, и Дуарте считает, что с моей помощью может выманить Сабу, в загоне я не окажусь.

По толпе от главного входа разнёсся ропот волнения. Внимание ползло через зал, как железные опилки, притягиваемые магнитом. Холдену не требовалось оборачиваться, чтобы понять — прибыл Уинстон Дуарте, но он всё-таки обернулся.

Мундир на Дуарте был почти такой же, как у Холдена. От него, как всегда, исходило приветливое спокойствие. Но его охрана была куда заметнее, чем любая слежка за Холденом. Двое крепких телохранителей с оружием и поблёскивающими в глазах имплантами. Кортасар тоже прибыл с Дуарте, но держался в сторонке, как подросток, оторванный от игры ради семейного ужина. Настоящий подросток, дочь Дуарте Тереза, скользила рядом с отцом, словно тень.

Бросив круг своих губернаторов, Кэрри Фиск метнулась к Дуарте, пожала руку. Они минуту поговорили, потом Фиск обернулась к Терезе и тоже пожала девочке руку. За спиной Фиск начала уплотняться небольшая толпа — люди старались незаметно маневрировать, занимая позицию для встречи великого человека.

— Жуткий он, этот сукин сын, да? — сказала Драммер.

Холден что-то пробормотал. Он не знал, о чём она говорит. Может, просто о том, как окружение консула выдрессировано повиноваться. Достаточно, чтобы счесть его жутким. Но возможно, она видела и то, что заметил Холден — подёргивание глаз, жемчужную тень под кожей. Холден видел протомолекулу в действии — насколько это возможно для того, кто не был в лаборатории Кортасара. Может быть, поэтому для него более очевидны побочные эффекты терапии Дуарте.

Он вдруг понял, что не сводит глаз с консула. Больше того, на него смотрят все, и Холдена затягивал этот общий поток внимания. Он взглянул на Драммер, сознавая, что старается отвернуться. Это оказалось труднее, чем Холден готов был признать.

Он хотел спросить, есть ли новости о подполье или на просторах вакуума между мирами царство Дуарте оказалось столь же неотвратимо, как и здесь, в его доме.

— Слышно что-нибудь о подполье? — спросил он.

— Всегда есть какие-нибудь оппозиционеры, — сказала она, стараясь держаться в безопасных границах. — Как насчёт тебя? Как проводит здесь дни знаменитый капитан Холден? Ходит на вечеринки? Машет крошечными кулачками в бессильной ярости?

— Ничего подобного. Замышляет и ждёт момента, чтобы ударить, — ответил Холден.

Оба заулыбались, словно это была просто шутка.