— Я никогда... — начала она, пытаясь понять, действительно ли он испугался, что она от злости швырнет в него тарелкой, или просто дразнит ее для поднятия настроения. Даже после проведенных вместе десятилетий она не всегда понимала, что происходит у него в голове.

— Бермуды. Сразу после того, как Рик уехал учиться в университет, мы отправились в первый за много лет отпуск, и ты...

— Там был таракан! На моей тарелке сидел таракан!

— Ты мне чуть голову не снесла.

— Ну, я испугалась.

Она засмеялась, и Фаиз расцвел, будто выиграл приз. Значит, он хотел ее рассмешить. Элви поставила тарелку.

— Слушай, я знаю, что, получая ученую степень, мы не планировали отдавать честь и выполнять приказы, — сказал Фаиз. — Но такова новая реальность, пока Лакония стоит у руля. Так что...

То, что ее занесло в Директорат по науке — лишь ее собственная вина. Лакония в целом предоставила людей самим себе. Планеты выбирали себе губернаторов и представителей в Ассоциацию миров. Они могли устанавливать собственные законы, если те прямо не противоречили законам империи. И, в отличие от большинства диктатур, Лакония не ограничивала высшее образование. По всей галактике университеты работали так же, как раньше. А порой и немного лучше.

Но Элви совершила ошибку, став ведущим экспертом по протомолекуле и по создавшей ее исчезнувшей цивилизации. В молодости ее отправили с научной экспедицией на Илос, исследовать инопланетную биосферу. До того ее специализация в экзобиологии оставалась теоретической, в основном сфокусированной на жизни в толще льда и подводных глубинах, на бактериях, которые могли быть найдены под поверхностью Европы.

Бактерий на Европе так и не нашли, но открылась сеть врат, и внезапно экзобиология стала реальной и получила тысячу триста биомов, требующих исследования. Элви отправилась на Илос, собираясь изучать аналог ящериц, а вместо этого оказалась лицом к лицу с артефактами галактической войны древнЕе, чем ее подопытные. Ее охватила одержимость познания. И неудивительно. Дом размером с галактику, комнаты которого набиты удивительными вещами, чьи хозяева мертвы уже тысячи лет. Остаток профессиональной жизни она посвятила их изучению. И потому, когда Уинстон Дуарте пригласил ее возглавить команду по исследованию этой тайны и выделил бездонный грант, она не могла отказаться.

На тот момент она имела представление о Лаконии только из новостей. Невероятно могущественная, непобедимая империя, но при этом не заинтересованная в этнических чистках и геноциде. Возможно, даже пекущаяся об интересах человечества. Элви не сильно сомневалась, принимая деньги Лаконии для науки, тем более, что другие варианты отсутствовали. Когда король призывает тебя служить ему, не так много возможностей сказать «нет».

Сомнения пришли позже, когда она оказалась в их армии и узнала, откуда у Лаконии такое ошеломительное технологическое превосходство.

Когда встретилась с катализаторами.

— Нужно возвращаться, — сказал Фаиз, заканчивая убирать посуду. — Часики тикают.

— Одну минуту, — ответила она, скрываясь в крошечной ванной, которую они делили друг с другом. Одна из привилегий ее статуса. Из зеркала над раковиной на нее смотрела пожилая женщина. В глазах женщины застыла тревога из-за того, что она собиралась сделать.

— Ты скоро? — крикнул Фаиз.

— Иди, я догоню.

— Боже, Эл, ты же не собираешься снова на это смотреть?

Это. Катализатор.

— Это не твоя вина, — сказал Фаиз. — Не ты планировала это исследование.

— Я согласилась его курировать.

— Милая. Дорогая моя. Свет моей жизни. Как бы мы ни называли Лаконию на публике, под оберткой это диктатура. У нас не было выбора.

— Я знаю.

— Тогда зачем себя мучаешь?

Она не ответила, поскольку не могла объяснить, даже если бы хотела.

— Я догоню.

Катализатор содержали в самом сердце «Сокола», окружив со всех сторон толстым слоем обедненного урана и самой замысловатой клеткой Фарадея в Галактике. Довольно быстро выяснилось, что протомолекула общается со скоростью выше световой. Главной теорией стало квантовое сплетение, но каков бы ни был механизм, протомолекула побеждала пространство примерно так же, как созданная ей система врат. Кортасару с командой понадобились годы, чтобы понять, как предотвратить общение образца протомолекулы с остальными, и за десятилетия они в конце концов придумали комбинацию материалов и полей, заставлявшую звено протомолекулы потерять связь с другими.

Звено. Оно. Катализатор.

Дверь охраняли двое морпехов Сагале в синей силовой броне, скрипевшей и щелкавшей при движении. У каждого имелся огнемет. Просто на всякий случай.

— Мы собираемся использовать катализатор, я хочу его проверить, — сказала Элви в пространство между двумя охранниками. Несмотря на полученное воинское звание, она зачастую не могла определить старшего офицера среди присутствующих. Ей не хватало курса молодого бойца и практики длиной в целую жизнь, имевшейся у всех лаконийцев.

— Конечно, майор, — сказала та, что слева. Слишком молода, чтобы быть старшим офицером, но среди лаконийцев такое встречалось часто. Большинство из них выглядело слишком молодо для своих званий. — Вам требуется сопровождение?

— Нет, — ответила Элви. — Нет, я всегда делаю это в одиночестве.

Женщина тронула что-то на запястье своей брони, и дверь скользнула вбок.

— Дайте знать, когда соберетесь выходить.

Комнатой катализатору служил куб. Четыре метра в каждом измерении. Ни кровати, ни раковины, ни туалета. Только цельный металл и решетка стока. Один раз в день помещение заливали растворителем, а затем жидкость откачивали и сжигали. Лаконийцы одержимо соблюдали протоколы обеззараживания, когда дело касалось протомолекулы.

Катализатор когда-то был женщиной под шестьдесят. В официальных записях, доступных Элви, отсутствовали сведения о ее имени и причине, по которой ее отобрали для заражения протомолекулой. Но, оказавшись в лаконийской армии, Элви быстро узнала о Загоне — месте, куда отправляли приговоренных преступников для намеренного заражения, чтобы у империи был неограниченный запас протомолекулы.

Этот катализатор оказался особенным. Благодаря действиям Кортасара или какой-то особенности генетики, женщина была только носителем. Она демонстрировала ранние признаки заражения — изменения в коже и скелете — но за месяцы, проведенные на «Соколе», эти изменения нисколько не прогрессировали. И она так и не дошла до фазы, которую все называли «блюющий зомби», когда инфицированного тошнило протомолекулой в попытках распространить инфекцию.

Элви знала, что находиться в одном помещении с катализатором абсолютно безопасно, но все равно каждый раз содрогалась, входя туда.

Зараженная женщина посмотрела на нее пустыми глазами и пошевелила губами в беззвучном шепоте. Пахла она в основном ежедневной ванной из растворителя, но к этому примешивалось кое-что еще. Запах гниющей плоти, как в морге.

Нормально приносить в жертву животных. Крыс, голубей, свиней. Собак. Шимпанзе. Биология всегда страдала когнитивной двойственностью, доказывая, что люди лишь подвид животных, и в то же время заявляя о моральных отличиях. Нормально убить шимпанзе во имя науки. Но ненормально убить человека.

Очевидно, за некоторым исключением.

Может, катализаторы сами соглашались. Может, перед ними стоял выбор — либо это, либо более жестокая смерть. Если таковая существует.

— Мне жаль, — сказала Элви, как делала каждый раз, когда приходила в эту комнату. — Мне так жаль. Я не знала, чем они занимаются. Я бы никогда не согласилась.

Голова женщины качнулась, будто карикатурно выражая согласие.

— Я не забуду, что они с тобой сотворили. Если я когда-нибудь смогу это исправить, я это сделаю.

Женщина оттолкнулась руками от пола, будто хотела встать, но в руках не хватало силы, и они безвольно повисли. Просто рефлексы, сказала себе Элви. Инстинкт. Мозг женщины умер или превратился в нечто, что нельзя назвать мозгом. Под этой кожей по-настоящему нет жизни. Больше нет.

Но была.

Элви вытерла глаза. Вселенная всегда причудливее, чем вам кажется. Порой она полна чудес. А порой — ужасов.

— Я не забуду.