— Нет, спасибо, — сказала Наоми, её мысли уже неслись дальше.

Такие разговоры сейчас ведут не только она и Чава. Тысячи других людей на Обероне рассуждают о том же в ресторанах и барах, на кораблях, идущих сквозь бескрайнюю пустоту между местным солнцем и вратами. Именно так начинает отступать шок. Люди постепенно приходят в себя.

И не только на Обероне. Все системы вокруг кольца врат задаются теми же вопросами, опасаясь того же возможного будущего. Все системы. Включая Лаконию.

Эта мысль её захватила. Горе от потери Сабы и Медины, внезапная надежда увидеть гибель «Тайфуна». Боязнь таинственного врага и растущий счётчик потерь. Всё вело к единому выводу.

Как ночной кошмар, когда всю ночь бежишь от чего-то страшного, а оно всё равно тебя догоняет. Никто этим не управляет.

— Извини? — переспросила Чава, выкладывая яйцо с золотистым желтком к себе на тарелку. — Ты что-то сказала?

— Нам придётся нарушить некоторые протоколы, — сказала Наоми. — И мне нужен доступ к верфи. Ты не знаешь, где бы я могла получить пару торпед? Боеголовок не надо. Только движки и корпуса. Дальнего действия, если можно.

— Я могу поискать, — ответила Чава. — Тебе сколько нужно?

— В идеале — тринадцать-четырнадцать сотен.

Чава рассмеялась и тут же посерьезнела, взглянув на лицо Наоми.

— И, — продолжала Наоми, — если предложение пока в силе, я бы выпила ещё чашечку.

Верфь, которую нашла Чава, дома, в системе Сол, сочли бы мелкой. По Поясу таких разбросано тысячи. Импровизированные судоремонтные мастерские, обслуживавшие горнодобытчиков и частников, которые не могли позволить себе платить парковочный сбор на Каллисто или Церере, или в другом крупном центре. Такая верфь могла найтись где угодно — за исключением того, что на этой не было ничего, произведённого более пятнадцати лет назад.

Управляющего мастерской звали Зеп, и на шее у него виднелась полустёртая татуировка — разомкнутый круг. Он говорил на английском, китайском и португальском, а также на астерском диалекте, выдававшем в нём выходца с марсианских точек Лагранжа. Зеп устроил Наоми экскурсию по всей верфи. В высокой тусклой полусфере из керамики и металла, освещённой льющимся сверху жёстким белым светом, каждое утро распыляли масло, чтобы уловить лунную пыль. Всё здесь было немного липким от масла и воняло порохом. Здесь, впервые на Обероне, она хоть чуточку ощутила себя как дома.

Но даже несмотря на масло, крошечные, меньше пылинок, частички камня, не сглаженные эрозией, были опасны настолько, что Наоми приходилось надевать маску и защиту для глаз. Она шла сквозь ряды списанных кораблей, изъятых за неплатежи, повреждённых в результате несчастного случая или злого умысла до такой степени, что разумнее было бы продать их как лом. В основном — орбитальные шаттлы и полуавтоматические разведчики. Шаттлы были ей ни к чему, но на некоторых разведчиках имелись зонды. Ни дальности, ни скорости реальных торпед, но попытаться стоит. За одно длинное, полное тяжёлой работы утро Наоми отобрала полдюжины таких, на которые стоило поглядеть внимательнее.

Идея ненамного отличалась от её прежнего использования бутылок. Дело только в масштабе. И в ставках. Она может начинить зонды передатчиками и взрывчаткой и отправить их через разные врата. При этом никто не подвергнется опасности перехода сквозь недавно потревоженную медленную зону, а сообщения не отследить. Услышит любой, кто слушает — как и те «бутылки», что она раньше бросала. Нужно продумать точную формулировку. После Медины это будет первый голос подполья. Важно сделать всё правильно. Но ещё важнее — сделать быстро.

В нео-нуарных фильмах, которые всегда смотрел Алекс, был момент, который повторялся так часто, что превратился в клише. За годы она это видела не меньше десятка раз и не обращала внимания. Сражение могло начаться с боевой хореографии, с немыслимо скорострельного вооружения. Герой и злодей по сценарию преодолевали кучу препятствий, какие только мог изобрести режиссёр, чтобы сделать свой фильм отличающимся от других. И вот, наконец, в кульминации два врага встречались лицом к лицу, и у обоих закончились боеприпасы. И все героические усилия в итоге сводились к тому, кто сумеет быстрее перезарядить оружие.

У этого рубежа сейчас стоят и империя, и подполье. Оба дезорганизованы. Выживет тот, кто первым сумеет собраться. На стороне Лаконии по-прежнему огневая мощь и новейшие технологии. Но если подполье быстрее восстановит коммуникационную сеть, оно сможет изменить неизбежное течение истории. Тут преимуществ Лаконии будет мало.

Скорость имела значение. Будь Саба до сих пор жив, если бы уцелела Медина, это дало бы ему время подняться, заявить о себе, стать публичным лицом оппозиции. Возможность собрать вмести тринадцать сотен подпольных организаций, теперь отрезанных друг от друга, и использовать замешательство во вражеском стане, пока Дуарте опять не встал на ноги. Использовать этот кризис, сделать его поворотным моментом, даже если это будет означать усиление давления на Драммер и профсоюз. Наоми сказала бы Сабе, что это необходимо сделать. Она уверена.

Звякнул ручной терминал. Она сняла защитные очки и воздушный фильтр и приняла вызов от единственно возможного адресата. Чава находилась у себя в офисе, волосы идеально уложены, блузка безукоризненна, а манеры так вежливы и профессиональны, как будто по-другому она не умеет.

— У меня есть защищённое соединение, которое ты просила, — сказала она. — Но из-за световой задержки диалог не получится.

— Насколько? — спросила Наоми.

— Примерно пятьдесят минут в одну сторону.

Наоми нарисовала в воображении систему Оберона. Его три газовых гиганта, большой и малый пояса. «Бхикаджи Кама» ещё довольно далеко от кольца. У неё есть время.

— Спасибо, — сказала она.

— Без проблем, — ответила Чава. — Сейчас вышлю тебе маршрут и шифр. Придёшь сегодня на ужин?

— Не хочу тебе надоедать.

— Ты не надоедаешь, — сказала Чава. — И так безопаснее, чем в любом другом месте.

— Тогда да, спасибо, — согласилась Наоми.

Чава улыбнулась и разорвала соединение. Наоми просмотрела присланные конфигурационные данные и подключилась. Если сработает, сообщение проскользнёт незамеченным в систему связи Транспортного профсоюза и дойдёт до Эммы Зомороди.

Наоми рассмотрела себя в окне предварительного просмотра. Пыльная, липкая от пота кожа. Волосы скорее тусклые, чем чёрные. Женщина, отклонившая приглашение Первого консула Уинстона Дуарте жить в мире и покое во дворце и с любимым мужчиной, ради того чтобы взвалить на себя работу, которую никогда не хотела. Она улыбнулась, и женщина на экране показалась счастливой. Усталой, да. Потрёпанной жизнью. Но всё же — счастливой. Она начала запись.

«Эмма, я вынуждена попросить тебя нарушить протокол. Пришли мне всё, что тебе известно о состоянии и работе подполья. Контакты. Названия кораблей. Процедуры безопасности. Скажи мне всё, что ты знаешь. И если ты можешь передать сообщения своим оперативникам, скажи им, пусть тоже скоро ждут от меня такого же сообщения.

Я понимаю, это именно то, что раньше я тебе категорически запрещала, но ситуация изменилась. Медина вышла из игры, Сабу мы потеряли. Нам нужно перегруппироваться и реорганизовать подполье. И кто-то должен взять инициативу в свои руки».

С виска сбежала тонкая струйка пота и начала свой медленный путь к брови. Наоми смахнула её, откинув волосы с глаз.

«Пока ты не услышишь от меня иного, подпольем буду руководить я».