Глава двадцать пятая

Наоми долго жила на свете и не раз видела, как менялась история. В том мире, где она родилась, Земля и Марс заключили союз, чтобы держать тяжёлый сапог на шее у астеров вроде неё. Идея инопланетной жизни была чем-то из области научных домыслов и ужастиков с развлекательных каналов.

Некоторые перемены происходили так медленно, что их легко было пропустить. Изменение положения астеров от низшего слоя до фактически правящего — в десятилетия, когда окреп Транспортный профсоюз. Восстановление Ганимеда после коллапса. Другие перемены случались внезапно или казались такими. Когда улетел Эрос. Когда открылись врата. Когда на Землю обрушились метеориты. И когда вернулась Лакония.

Все внезапные изменения, пусть и разные, всегда шли по одинаковому шаблону. После того как что-то — неважно, что именно — происходило, люди впадали в состояние шока. Не только сама Наоми и те, кто вокруг неё, но весь человеческий род, огромный и разнообразный. И ненадолго могло показаться, что это всё те же приматы в африканской саванне, впадающие в ступор от рыка льва. Все правила, по которым они до сих пор жили, внезапно подвергались сомнению. Внутренние планеты всегда были моими врагами, но так ли это теперь? Дальние пределы системы Сол по-прежнему не освоены, но можно ведь пойти дальше? Земля это выдержит, разве нет?

Наоми не нравилось это чувство, но оно ей знакомо. И больше того, она видела его силу. Подобные моменты давали возможности, могли привести к новым союзам, новому сопереживанию, новому и захватывающему единению в общем человеческом племени. Или могли стать ядом, который десятилетиями отравлял разум людей, и войны древности вспыхивали новыми кровавыми битвами.

Оберон затаил дыхание, боясь, что хищники придут и за ним. Наоми видела это в лентах внутренних новостей, которые стали теперь единственными. Это читалось во взгляде лаконийского губернатора. И, нужно признать, это было в её собственном сердце.

«Тайфун» был символом абсолютного доминирования. Лаконийское правление окончательно установилось после жестокого захвата «Бурей» системы Сол. И не только потому, что Лакония нашла способ разом защитить пространство колец от атаки со стороны любых или даже всех врат, хотя это немаловажно. Но ещё теперь всем понятно, что «Тайфун», находящийся в медленной зоне, уже на полпути к дому каждого. И когда он пойдёт вперёд, то не остановится ни перед чем, кроме прихоти империи.

Теперь он исчез.

Станция Медина, бывшая одним из первых кораблей, прошедших через врата системы Сол, с самого начала стала частью пространства колец и заняла своё место ещё до того, как открылись другие врата. Медина была самым дальним торговым постом в новой гонке за землями, а после — регулировщиком трафика между колониальными мирами. Её история религиозного корабля поколений, а потом боевого корабля АВП, сложна и богата событиями, как и жизни её жителей. Станция служила подтверждением прохода человечества через кольца, устойчивым и постоянным, как само пространство колец.

Медина тоже исчезла.

Случись только одно или другое — было бы проще. Но одновременное бесследное исчезновение и молота, нависшего над каждой головой в империи, и самого давнего и обжитого людьми объекта у врат вызывало противоречивые чувства. Наоми испытывала и радость, и скорбь. А ещё — глубокое беспокойство от напоминания о том, что быть с чем-то знакомым и понимать — совсем не одно и то же.

— Ты какие яйца предпочитаешь? — спросила Чава.

Наоми, сидевшая за стойкой для завтрака, потёрла заспанные глаза.

— Обычно восстановленные, из дозатора.

— Значит... омлет?

— Было бы здорово.

Квартира Чавы располагалась в фешенебельной части станции (предположительно, имелась и нефешенебельная). Оберон существовал ещё не настолько давно, чтобы иметь историю, выстроенную на костях. Нет пока ничего повторно используемого, перестроенного или сменившего назначение. И агрессивно-промышленный белый цвет кухни Чавы остался точно таким, как задумал дизайнер.

Папоротники в гидропонных вазах, демонстрирующие белизну корней и зелень крон, располагались именно там, где лучше смотрелись бы на фотографии. Окна, достигая желаемого эффекта, выходили на общественную площадку тремя этажами ниже, совсем как в городских апартаментах Земли, разве только почище. Спустя поколение, а может, и через четыре, здесь выработаются и свой стиль, и характер, но пока их нет.

А может, Наоми просто стоило попить кофе и успокоиться. Такое тоже возможно.

— Ты хорошо спала? — спросила у неё Чава сквозь шкворчание яиц на раскалённой сковороде. — Обычно у меня гостей не бывает. Ты первая осталась в гостевой комнате дольше, чем на ночь.

— Там очень уютно, — сказала Наоми. — Есть новости?

Чава поставила белую керамическую чашку на стойку возле локтя Наоми, потом прямо перед ней — маленький стеклянный кофейник, уже наполненный чёрным кофе.

— Военный комиссар пересадочной станции заявил, что всё движение через врата запрещается до тех пор, пока не придут указания из Лаконии. А это непросто, учитывая, что ретрансляторы по-прежнему не работают. Один грузовик подошёл, как раз когда случилось это дерьмо, и Транспортный профсоюз говорит, что если он не отвезёт свой груз в систему Далекий дом, там через год люди начнут умирать от голода.

Наоми налила себе кофе. Чёрный цвет смешался с ядовито-белым, над чашкой поднялся пар. Запах казался слабее привычного. Она подумала — понравится ли бы он Джиму?

— Что слышно от губернатора?

— Тишина в эфире, — ответила Чава. — Болтают, что губернатор давно берёт взятки. Непонятно, на чьей стороне он играет.

— Отлично бодрит, даже странно, — сказала Наоми. На вкус кофе был лучше, чем казался по запаху. Долой ещё один покров сна, который она даже не замечала. И запах яиц стал казаться куда привлекательнее.

Чава заметила это и улыбнулась.

— Проголодалась?

— Похоже, да, — согласилась Наоми. — Насчёт местного подполья. Какое оно? Какими ресурсами располагает?

— В точности я не знаю, — пожала плечами Чава. — Саба старается держать нас в неведении. Я даже не могу сказать, сколько ему самому известно, только то, что он знает, к кому обратиться. — Она поняла ошибочность сказанного и сжала губы в тонкую линию. — Я хотела сказать, он знал. Не могу поверить, что он...

— Понимаю, — сказала Наоми. — На самом деле, без координации мы теперь не подполье. Мы — тринадцать сотен рассыпанных групп, которые не могут договориться.

«Связь, — подумала она, допивая кофе, — это всегда проблема».

Чава встряхнула сковородку с яйцами и выложила пышное жёлтое облачко на тарелку.

— Но с другой стороны, теперь появилось тринадцать сотен новых Лаконий. Ну, меньше, конечно. У многих мелких колоний пока нет губернаторов на местах, и они, по сути, свободны.

— И им грозит опасность вымереть без поддержки. Я не уверена, что умереть свободным так уж приятно, когда это уже не фигура речи.

— Верно, — согласилась Чава.

Вкус у яиц был странный. Насыщеннее и гуще тех, что готовил «Роси», и с другим послевкусием — Наоми сразу не поняла, нравится ей или нет. Но всё равно замечательно, когда живот набит. И с кофе зашло неплохо.

Чава не поднимала тему будущего Наоми. Обе знали, что неопределённости сейчас чересчур много, чтобы какие-то планы хоть что-то значили. Даже если бы нашёлся корабль, который можно вовлечь в напёрсточную игру — нет Сабы, некому присылать Наоми информацию для анализа или рассматривать её рекомендации. Её роль в подполье, способность подполья выжить — всё теперь совершенно неопределённо. Чава и Наоми прикрыли эти провалы гостеприимством и доброжелательностью. Наоми осталась у Чавы. Спала в её гостевой комнате. Питалась её запасами и пила её кофе, как будто они сёстры.

Странно думать, что можно так жить. Не только простым горожанам. Люди из подполья — в отличной квартире, со старательно подобранным видом из окон, с кофе и свежими фруктами. Это было настолько преувеличенно обыкновенно, что ощущалось как сыр в мышеловке. Способна ли Чава уйти от этого, всё бросить, как Наоми оставила «Роси», Бобби и Алекса? Или, если что-то пойдёт не так, этот комфорт перевесит? А может, что-то уже не так?

— Проблемы? — спросила Чава, и Наоми осознала, что хмурится.

— Я думала о... — она перешла к другой теме, менее грубой, чем «подсознательное неприятие твоего образа жизни», — о контроле трафика в пространстве колец. Если тот грузовик всё же повезёт груз, он пойдёт вслепую. Как и все прочие. — Теперь, сказав вслух, она всерьёз над этим задумалась. — И будет давление с той стороны. Все те колонии, которые не могут себя полностью обеспечивать, какое-то время они подождут, потерпят. Но рано или поздно сознание, что они погибают, перевесит риск перехода.

— Всё так. — Чава разбила на сковороду ещё яйцо. — Но не вижу я и восстановления инфраструктуры в пространстве колец. Не раньше, чем мы выясним, что произошло, и есть ли способ не допустить такого ещё раз. Понимаешь? Лакония может отправить ещё один из линкоров-убийц и снова припарковать здесь. Но только если готова рискнуть его потерять.

— Похоже, это плата за риск, — Наоми старалась, чтобы это звучало небрежно. Не получилось. Пока.

— Можно только гадать, — ответила Чава, и на сковороде зашипело и запузырилось от жара новое яйцо. — Может, это было разовое явление. Или случается раз в тысячу лет. Или теперь каждый четверг такое будет происходить. Мы до сих пор даже не знаем, чем это вызвано.

— К тому времени как наберётся достаточно точек на хорошую диаграмму, погибнет ещё куча кораблей.

— Если в принципе существует способ узнать, когда корабль превратится в летучий голландец. Никто не наблюдает, так кому вести записи? В данный момент вся коммуникационная сеть разрушена. Если кто-то и знает, надо ещё найти способ сообщить нам. Никто этим не управляет. Хочешь ещё кофе?