И последняя трогательная прелесть нежнейших роз, что цветут, несмотря на заморозки.
Лес золотого царского великолепия — и лось.
Сава-пчельник пчел провожает…
Утром просыпаюсь, а в памяти царственное золото леса и возникший из него лось.
Первое, что вижу за окном, — багряные, прозрачные на свету листья винограда. Дивная осень. А с полудня дождь.
«…надо иметь ясное представление о том, что из всего этого получится, и надо иметь совесть, такую же абсолютно неизменную, как метр-эталон в Париже, для того, чтобы уберечься от подделки…» (Хемингуэй).
Совесть, если она неподкупна, скажет одно: делай! Не ищи оправдания в равнодушии других, в клевете врагов, в изнурительной болезни, в слабости друзей.
Делай! Украшай землю и жизнь! Сей хлеб, если ты агроном, строй ракеты, если ты ракетчик, борись за большую правду, за добро и справедливость, если ты писатель!
Делай!
И ни в чем не ищи себе оправдания, если делаешь плохо.
Еще горят и белеют гладиолусы. Несколько отважных роз еще силятся раскрыть бутоны. Еще стоят доцветающие флоксы, табаки, космеи… Еще в полную силу цветут георгины.
А над всем этим туман, туман… На столе гладиолус «Наша любовь».
Прощай, лето!
Ушло лето.
А хотелось бы сказать ему:
«Остановись! Ты так прекрасно».
Потемнели от дождя милые мои сосны, все стоят так же они в круговой охране, но вместе с летом отлетает и спокойствие…
Тревоги, тревоги, печали. И боль в сердце…
Снова на пороге болезнь с невозможностью двигаться, действовать. А как много могла бы я, и как я хочу много сделать.
Прохладный, кристально ясный день. Весь в живом золоте берез.
В лесу все переливы желто-багряных тонов. От орешника, жасмина, светлого золота берез до каленого багрянца вишен. Прелестнее всего молодые березки — не потеряли ни одного листа, полнолиственные и насквозь позолота. Это сквозное, трепетное живое золото оттеснило все. Даже сосны, мои неизменно прекрасные великаны как бы отошли в сторону.
В саду листопад… Листья золотые, багровые, багряные, с выгнутыми спинками, шуршащие…
Под ярким теплым солнцем рдеют гладиолусы, доцветают флоксы, царят махровые, полные силы георгины и вовсю цветут нежнейшие космеи.
Кое-где время от времени неторопливый полет отживших листьев.
И всюду — в высоте, в воздухе, на земле — переливы золотых, багряных, рыжих красок.
…Золотой, бронзовый, багряный мир под тихой синевой.
В лесу вспыхнули березовые костры. Всегда березы сливались с зеленью леса, а сейчас вдруг выступили вперед — насквозь золотые, полнолиственные, белоствольные. Сосны, неизменно прекрасные, отступили перед их золотой красотой. Багрянец вишен, желтизна орешника — все меркнет перед их светлым-светлым, новорожденным золотом.
Молодое золото берез. Молодой день, полный бодрой, солнечной свежести, тепла, живительного кислорода.
Вьются, поблескивая в нитях, паутинки. Кружат пчелы, тяжело взлетают коричневые, лакированные божьи коровки.
Ночью вызвездило, а к утру лег первый иней.
В полдень снова почти горячее солнце, и тишь, и синь… а цветов уже нет.
Сразу поникли вчера еще пышные, живые, упругие, а сегодня тряпично-вялые космеи. В нераскрывшихся колосьях гладиолусов появилась мертвенная прозрачность подтаявшего льда. Сразу повяли, одрябли, сникли вчера еще царственные георгины.
За одну холодную ночь сник и отцвел наш сад.
А деревья, побитые морозом, теряют листву… Всюду палые листья. Еще живо сквозное, светлое золото берез, еще жив каленый багрянец вишневой листвы, еще красноваты резные листья рябины. Но все гуще бурый шуршащий ковер под ногами и больше черных ветвей в высоте.
И весь день под ярким и теплым солнцем опадают, летят неторопливо, легко ложатся на землю осенние листья.
Падали сочные, зеленые, без желтизны огромные каштановые листья.
…Лесная опаль…
На столе последние розы — нежно-розовые, словно дремлющие на листе, белая и черно-красная…
В вазах хризантемы, подобно георгинам, гладиолусы, космеи…
Туманит…
На «Мосфильме» нам сказали про наш фильм:[18] «Вы сами не знаете, что вы сделали!»
Воображают, что это интуиция! Я знаю всю азбуку этого от «а» до «я», до твердых и мягких знаков.
Я еще плохо ее использую, но я ее знаю всю, а некоторые режиссеры не в силах отличить «а» от «б», как я не в силах отличить «до» от «ре».
Искусство правды — это искусство сперва анализа, а потом такого синтеза, чтобы в привычном открылось и прекрасное и страшное.
Весь день летят и летят в синеве тихие, золотые листья. Вчерашние заморозки сбили их, не дав им ни побуреть, ни съежиться.
Летят, как большие, плавные птицы, не тронутые желтизной, сочно-зеленые листья каштана.
За день навалило под каштаном целую перину — пышную, зеленую. Все гуще шуршащая опаль под ногами. Все больше обнаженных ветвей.
Солнце. Синева.
Золотой полет — листопад.
Тишина.
«Пал пан на воду, сам не потонул, воды не помутил».
Праздник берез!
День назад еще тонули в багрянце и золоте лесной купины. Сейчас облетели деревья, и среди зелени сосен лишь одни березы полнолиственны и ярко, молодо, светло-золотые. И, освещенные сквозным золотом листвы, необыкновенно белы стволы. Белее снега, белее бумаги, белее белого цвета, белее всего на свете!
Золотые и белостволые разгорелись сигнальными кострами, разметили, украсили сосновую чащу. И как вокруг костров все меркнет, уходит в темь — так померк, отступил вокруг березовых костров весь лес!
Молодое, чистое, дивно светлое золото берез!
Что весна! Весной березы только трогательны. Сейчас царственно прекрасны.
В октябре их царственная юность — северное чудо в лесу!
Как украсили и зажгли лес березы! Зеленые, они сливались с лесом, а сейчас горят среди сосен золотыми кострами, видные далеко, далеко!
И не гаснут, а день ото дня все чище, все ярче их золото, все белее невиданные стволы.
А день такой непередаваемой прелести, что хочется крикнуть: «Не уходи!»
Остановить, запечатлеть хотя бы словами.
Весной не то. Весной влага, тревога, зов. А сейчас — отдых. Сама природа сложила натруженные руки и улыбнулась лицо в лицо.
…Блаженный отдых, золотое успокоенье… Молодое пламя берез.
Редеют березовые листья, проступают ветви и поветья, меняется, буреет цвет. Уже не молодое, густое, дивно светлое золото, а буроватая, томленая позолота.
Лоснятся странно голые ветви.
Нет цветов. Только табак держится, не сдаваясь. Да крупные желтые ромашки не признают заморозков.
А день золот, тих, полон паутинок и чуть слышного журчания осенней опали.
Как пахнет ноябрем!
Птичья стая, закрывшая все небо, кружилась над садом с гомоном и тревогой. Прощалась с нами? Потом постепенно в кружении и гаме сместилась на запад.
Птицы ватажились перед отлетом.
Березы побурели, нет той светлой красы.
Палый лист на земле. Лесная опаль…
Солнце. Поредевшее, побуревшее полистье берез еще оживляет зелень сосен.
Остальные деревья оголены, и лоснятся на солнце нагие поветья.
…В зеленой траве не цветы — лесная опаль…
В длинной вазе на подзеркальнике последняя роза, по-октябрьски золотиста… Гаснущая, блеклого цвета.
Кончилось наше доброе лето.
Началась злая, беспощадная осень.
Надо стерпеть еще одну боль, еще одно разочарование…
…То, чем жили зиму, то, чему… так бесконечно радовались весной, рухнуло. Ничего не осталось, кроме боли.
Неужели милая тетрадка этого светлого лета кончится болью?
Сколько разочарования — и как мужественно Максим переносит. Сегодня ни звука об этом, слушая мои новеллы, говорил о них.
Грустно в тумане под зеленым тусклым небом.
Я боялась осени. Она пришла как раз такая, как я боялась, — жестокая!
День туманный, холодный.
Бурые березы. Темные сосны.
Цветут желтые ромашки.
Расцветают два бутона на розах. Наливается много бутонов.
Страшный душевный спад.
Душевное отупение.
Первая пороша!.. Первый зазимок. «С вечера пороша выпадала хороша…»
Вчера еще огромное соцветие анютиных глазок на влажной, черной земле. А утром за прихваченными сухим морозцем окнами по-зимнему холодно. Розоватое небо и… белый сад…
В саду все запорошило, все выбелило.
Все бело, свежо, принаряжено.
Неторопливо, негусто, красуясь на лету и давая собой полюбоваться, каждая сама по себе, спускаются белые мухи. Первая пороша! Первозимье! Нарядный денек!
Белая падь в воздухе.
Лежачок, первый спорый снежок на земле.
Еще не зима, первый зазимок.
Зима еще только выглянула, покрасовалась, поманила — глядите, какой я бываю красавицей!.. И что-то поет в самом сердце: «Ах, с вечера пороша выпадала хороша».
Рассталась с бабушкой Василисой — «пустила в люди…». И гаснут покой и радость… Отчего это — пойдет по редакции, — и конец радости?
Дивные слова Ленина:
«Обычное представление схватывает различие и противоречие, но не переход от одного к другому, а это самое важное.
…Мыслящий разум (ум) заостривает притупившееся различие различного, простое разнообразие представлений, до существенного различия, до противоположности. Лишь поднятые на вершину противоречия, разнообразия становятся подвижными и живыми по отношению одного к другому, — приобретают ту негативность, которая является внутренней пульсацией самодвижения и жизненности»[19].
Вот и взаправдашняя зима.
Снегопад. День, как гнездышко, весь пуховый, мягкий, свежий.