Долгий путь коридорами, узкими и извилистыми, продолжался. Кладка в стенах постепенно становилась совсем древней, местами свод обвалился и охотникам за сокровищами приходилось перелезать через каменные завалы, огибать глубокие, зловонные лужи, в которых что-то зловеще копошилось. Кое — где

слизь на стенах светилась неясным зеленоватым светом и тогда становилось чуть светлее, но подобные места встречались редко. В основном, коридоры были бесконечными, вонючими и унылыми.

Старик-вендиец весело постукивал своим самодельным посохом, шлепал ногами по лужам и жевал сухую корку беззубыми деснами.

«Старый хрыч» — с неприязнью взирал Рахмат на согнутую колесом спину — «Кочерыжка обсосанная. Знал ведь, куда идем. Может и нет никакого тайного прохода к сокровищнице. Так и будем ходить кругами, пока не издохнем.»

— Пришли! — «червь» неожиданно остановился и Рахмат оторопело взглянул себе под ноги. Стертый камень изчез, сменившись более новыми, мраморными плитами, вросшими в землю, но не такими истертыми от древности лет — Еще немного и начнется подземелье самого дворца. Держитесь правой стороны. Через десять поворотов упретесь в стену. Там есть лаз. Он выведет вас в маленький зал. Повернете щит на стене возле воина с трезубцем и все, вы в сокровищнице.

— И все? — варвар недоверчиво уставился на старика — Больше никаких чудищ, ям-ловушек, вооруженной до зубов стражи? И, ты, старый пень сам не попытался разбогатеть? Не пробовал пошарить по сундукам и зажить богато?

— Мне дальше нельзя — старик протестующее поднял руки- Я «червь», а не искатель богатств. Асура захотел, чтобы я прошел свой круг испытаний…Кто я такой, чтобы спорить с богами?!Идите, да пребудет с вами милость Асуры! Вы помогли мне, я помог вам. Мы квиты. И, он, развернувшись, побрел назад, вмиг утратив свою бодрость и прыть. Шаркающие шаги и постукивание посоха постепенно стихли в темноте.

— Карма..-передразнил старика северянин — Золото ему, видишь ли, боги брать не велят! А, видали мы этих богов!

— Пошли? — Рахмат вопросительно взглянул на киммерийца, словно опасаясь, что тот передумает и, подобно выжившему из ума старикашке, направится восвояси — Ну дедок и дает!

— Что-то не так? — северянин выставил перед собой меч. Ему послышался стон вдалеке. Конан замер и прислушался — неясный звук не повторялся, но инстинкт дикаря, не раз спасавший жизнь киммерийцу, так и кричал-Опасность! Опасность!

— Еще одна зверушка? — побледнел Рахмат, поспешно зажигая еще один факел-Такая. с зубами..

— Нет! — киммериец все так же настороженно вслушивался в тишину, выставив меч перед собой — Что-то другое.

Из темноты на приятелей надвигалось нечто громадное и очень быстрое. Неясная тень передвигалась бесшумно, точно призрак и от нее за лигу несло опасностью.

Воздух подземелья заполнил странный металлический запах, неуловимый и напоминающий что-то знакомое.

Киммериец дернулся — прямо в него летел небольшой, круглый предмет, разбрасывающий в стороны мелкие брызги.

С ужасом, не успевший отклониться, Рахмат, ощутил у себя в руках нечто теплое и липкое. С громким воплем туранец выронил зловещую ношу. Он узнал в ней голову старика, с широко распахнутым ртом, всю красную от крови.

— Свидились, варвар! — довольное урчание пророкотало под низкими сводами подземного хода — Не ждали? Сейчас я узнаю, наглый щенок, какого цвета у тебя ливер.

Слегка раскачиваясь на крепких ногах, из темноты прохода появился Нгото. В его длинных руках блестел кинжал, второй рукой темнокожий верзила сжимал массивную железную цепь.

Киммериец помрачнел. Ему стало жаль старика, погибшего от руки плосконосого убийцы, но еще больше он печалился о..

— Мальчишка тоже мертв? — бесцветным голосом спросил северянин, заранее зная ответ на свой вопрос.

— Они скоро встретятся — равнодушно подтвердил его самые страшные подозрения Нгото, размахивая окровавленным лезвием — Старый пень и его ублюдок — внук. Вернусь — придушу мамашу и весь сопливый выводок. Никто не смеет стоять на пути у Нгото.

— Ты глупец — глухо проговорил северянин — Сидел бы в своем трактире, мял баб и гонял всякую шваль, тогда, глядишь и пожил бы подольше. А, теперь, ты — покойник. — киммериец нехорошо усмехнулся, в душе жалея мальчишку — Нергал уже заждался твою черную душу.

— Это мы еще посмотрим, кто из нас отправится в гости к Нергалу, белокожий червяк! — оскалился плосконосый и Рахмат замер, различив блеск острых, треугольных, точно у акулы, зубов.

— Дарфарец! — выплюнул, точно ругательство, произнес киммериец — Так вот оно что! Мало я вас давил, как клопов!

Темнокожий верзила, оказавшийся вовсе не зембабвийцем, а уроженцем зловещего Дарфара, жестоким каннибалом и убийцей, довольно ухнул. Немало людей, пропадавших в бандитском городке нашли упокоение в его желудке. Никто, даже хозяин — вендиец, не знал об его истинной природе, считая Нгото лишь хорошим телохранителем, опасным и жестоким бойцом.

Конан, встречавшийся с этими отродьями Сэта, поклоняющимися Дамбаллаху — кровавому божеству, жрущему человечину, знал, как могут быть опасны эти монстры, для которых всякий слабый законная добыча и еда. Знал и ненавидел, как мог. В Черных королевствах целые деревни и народы изчезали в закопченных котлах каннибалов, рекою лилась кровь жертв на алтарях жестокого бога.

— Сдохни, скотина! — рыкнул киммериец и ринулся в бой.

В воздухе взвилась тяжелая цепь, метнувшись навстречу северянину. Без малейшего усилия чернокожий вращал ею над своей лысой головой, удерживая противника на расстоянии. Точно острый клык мерцал в темноте длинный клинок кинжала.

Кружась словно в безумном танце, изрыгая страшные проклятия, противники передвигались по узкому коридору, отдаляясь от Рахмата, застывшего, точно кролик перед пастью питона

Два бойца то сближались, то расходились, не решаясь сцепиться, ибо оба были слишком опытными поединщиками для безрассудных атак.

Взвизгнув, очнувшийся Рахмат предупредил киммерийца об опасности, но тот уже и сам увидел, как рука плосконосого метнула что-то в воздух, на мгновение роняя кинжал и сам дарфарец, точно ужаленный метнулся в сторону.

Конан, ожидавший подлости от противника, сделал вид, что попался на коварную уловку. Задержав дыхание, выронив из рук тяжелый меч, он схватился руками за грудь и начал кашлять, хватая распахнутым ртом воздух. Глаза северянин прикрыл, но сквозь ресницы продолжал следить за врагом.

Рахмат закричал, протяжно и отчаянно, понимая, что сейчас это чудовище пустит в ход длинный кинжал и снесет киммерийцу голову. В слепом отчаянье, стремясь спасти жизнь северянина или хотя бы отсрочить его гибель, туранец бросился вперед, прямо на сверкающее жало клинка, не устрашась даже острых зубов каннибала. Почти не смотря на юношу и не считая его достойным противником, дарфарец рванул цепь и ее тяжелый конец ударил Рахмата прямо в висок.

Туранец рухнул как подкошенный, а, Нгото, подтянув к себе свое страшное оружие, приблизился к Конану. Тот, родолжая кашлять и задыхаться, тер глаза, словно слепой тычась в разные стороны и тяжело дыша.

— Что, варвар, худо тебе? — зло скалился каннибал и его акульи зубы зловеще клацнули — Пыльца черного лотоса для непривычного к нему, точно яд гремучей змеи. Ты беспомощен, как ребенок… Я убью тебя, северянин, сожру твою плоть, а из зубов сделаю ожерелье. Я заставлю твоего приятеля, этого трусливого недоноска, пить твою кровь и жрать твою печень, а, затем убью его, вырежу на коже свое имя и повешу ее у себя в комнате…

Глаза дарфарца заполнило безумие, с губ сорвалась тяжелая, тягучая нить слюны, он совсем ничего не соображал от захлестнувшей его волны ненависти.

Киммериец, удачно притворившийся беспомощным, все же сильно пострадал от зловещего порошка. Пыльца черного лотоса, произрастающего на болотах Вендии, смертельный яд. В этом Нгото, ужасный в своей черной злобе, оказался прав. Но, влажный воздух подземелья, смягчил действие отравы. Частицы порошка, напитавшись влагой, осели на каменные плиты, а со жгучей болью в глазах и першением в горле, северянин сумел справиться.

Потерявший всякий страх Нгото, приблизился к кашляющему, полуослепшему Конану и взмахнул кинжалом, намереваясь поразить противника прямо в сердце, но киммериец, внезапно прозрев и позабыв о боли, раздирающей горло и легкие, в огромном прыжке дотянулся до своего тяжелого меча. Острая сталь честного, чуждого коварства оружия, взметнулась в полумраке и вонзилась в темную плоть. Нгото замер, точно наткнувшись на непреодолимое препятствие, удивленно таращась на собственный живот, из которого медленно вываливались сизые, дымящиеся внутренности.

— Ты… — страшно закричал дарфарец и сделал шаг вперед, разбрызгивая кровь и тяня к Конану огромные руки — Ты…

— Печень, говоришь, жрать буду? — злоба душила северянина, и он был страшен в этот момент — Так, получи же! Одним движением, киммериец подхватил скользкие кишки и, рванув их, с усилием вопхнул в распахнутый рот каннибала — Подавись, собака…

Нгото еще живой, но уже шагнувший одной ногой на Серые равнины продолжал тянуть к северянину, скрюченные в агонии руки. Его сильное тело тряслось и билось, не желая умирать.

— Да пошел ты! — киммериец зло отпихнул мечом тяжелую тушу и обтер окровавленные руки о грязные штаны. Нгото хрипел, царапая пальцами каменные плиты, а, Конан, пошатываясь, отходил в сторону — Сдохни, мерзкая тварь! Пусть демоны в подземельях Нергала пожрут твою черную душу..

— Ты… — последний раз прохрипел дарфарец и, дернувшись, замер. Глаза его подкатились и из распахнутого рта медленно закапала черная кровь.

— Вот же мерзость — Конан брезгливо ткнул мечом тело, убеждаясь, что оно окончательно мертво и возраждаться не собирается. Отступив подальше он сплюнул горькую слюну, еще сохранившую сладковатый привкус лотоса — Находятся же дурни, готовые платить золотом за подобную дрянь.