В войну ночевальщик оставался и в тех домах, в которые приходили «похоронки». Не зря Гутя спросила, не прислать ли Матвея. И она бы прислала, не появись Щербинин. Осталась довольна Гутя, когда уходила, это Алексей заметил по ее глазам. Щербинин хоть и не слыл ночевальщиком, мужиков на такие дела редко допускали, но разговором был силен.

— Так вот, к разговору нашему, — начал Щербинин. — Есть у нас шофер — самый лучший шофер по хозяйству, таким и идет из года в год. План ежедневно — на двести процентов, а то и более. Когда появился, машинешку мы ему дали старющую. У меня и надежды на этот самокат никакой не было, собирались списывать. А завгар возьми да и в шутку предложи: «Бери, мол, дорогой товарищ, этого ихтиозавра, коль побольше хочешь денег заработать». В смех сказанул, какие на старье деньги! Думал, сплюнет через левое плечо да и откажется. А он, нет, не отказался. Со слесарями помороковал два месяца, и вышел наш ЗИСок из ремонта, будто новый гривенник. Правда, запчастей на него ухлопали порядком, мне завгар потом докладывал, но машину на ход поставили. Начал наш шоферок на ней работать. Месяц — худо, на другой — получше, на третий — сносно, на двенадцатый, смотрим, он по показателям в перваки, вышел! В непогодь кто в гараже стоит, кто в кювете сидит, а наш груздок знай грузы подергивает. Ну, точно на рыбалке: у всех неклев, а он за милую душу потаскивает. Шутят водители: ему нечистая сила помогает, обводит худые места. Шутки шутками, а вот не обойдешь по нашим дорогам худь, хотя, конечно, как обходить будешь. Вышел я как-то вместе с ним в рейс, ну, скажу тебе, мастак парень, так ведет машину — залюбуешься. И молодой, немного разве тебя постарше. Да ты его должен знать… Об имени скажу позже… Так вот, хваткий этот паренек выдался. Чуть поломка, другой стоит без дела неделю, а у этого нужная запчасть, как у фокусника, в руке! И не с нашего склада. На нашем складе, к примеру, сальников днем с огнем не сыщешь, а у него целый набор. Или прокладку головки блока, будь она неладна, пятикопеешная тварь, по всему району не найдешь, а у этого фокусника целый десяток. А я, грешным делом, люблю работников, у которых горит все в руках. Какой ты шофер, если у тебя каша во рту застыла! На щит парня подняли. Чуть что — в президиум. На доске Почета фото. Потом чувствую: что-то не то. По настроению людей чувствую… Слушай, Алексей, а может, эту часть разговора пока опустим, я ведь что задумал: стажировку, если не против, будешь проходить с ним… У него и вправду можно поучиться кое-чему в вождении, в уходе за машиной, вообще — шоферской науке. А тебе это не лишнее, так мне кажется. А то получается нехорошо, за глаза вроде бы хаю, а в глаза — другое, в почет ввожу, коль стажера назначаю. Не каждому ведь я могу доверить стажера. Может, не стоит, поездишь, приглядишься, сам определишь…

— Ну почему же не стоит, — проговорил Алексей тихо, — нам с ним в одной кабине сидеть, одну баранку крутить…

— Ну, да ладно, — согласился Щербинин. — Только учти, что разговор этот не к тому ведется, чтобы парня в чем-то очернить. Кто знает, может, и не «черный» он вовсе… Я повторяю, хочу в нем разобраться, понимаешь, во всем… Подмогнешь — хорошо, нет — еще лучше, — пошутил Щербинин. — Слушай дальше… Вижу — сторонятся люди его, даже в курилке. Обыкновенное дело, думаю, завидки берут — его-то заработок повыше моего, командирского. У лодыря всегда причина найдется для зависти. Рекомендуем как-то нашего передовика в местком избрать. Начинаем голосовать. «Кто за»? Никто. «Кто против?» Ни одной руки. Понимаешь, все воздержались. А худо это, когда за тебя ни за, ни против, когда воздерживаются люди… Вроде как не живой ты человек, а пустое место, коль не хватает силы товарищам твоим ни поцеловать тебя, ни морду тебе набить… Разговариваю после с Борисом, да, Борисом его зовут, он плечами пожимает, не знаю, мол, отчего такое положение, да и не очень-де интересуюсь мнением других, не выбрали в местком, ну и ладно — с возу баба, кобыле легче. И мысль мою вроде подтвердил: «От зависти! Удачникам всегда завидуют». На второй раз выдвигаем кандидатуру Бориса, в смысле — на второй год. Опять все воздержались. «Почему, — задаю вопрос, — товарищи, так голосуете? Может кто-нибудь слово сказать?» Поднялся старый наш водитель, Ефим Колесов: «Этому шоферу я могу сказать. И одно, большего он не заробил — себялюб!» Такие вот пироги. Пояснил мне позже Ефим Колесов: «Вы, Николай Ермилович, в ограде Бориса видите: складный, ладный он. А посмотрите в дороге; он ведь не единожды никому не подмогнул!»

Щербинин замолчал. Сразу ощутимей стала темнота.

— Ну и что дальше? — спросил Алексей.

— А так оно и было, лично удостоверился.

— Ну и что?

— Чего ты расштокался, я историю тебе о человеке рассказал, а ты сам кумекай. Не раз я о фронтовых дорогах с Борисом заводил разговор. Будто от стенки горох, ответ один: «Там была война, а здесь — другое дело: от каждого по способностям, каждому — по табельной книге». Так-то! Дорога шоферская под колесами хоть и кажется одинаковой, но разная она, ой как разнится!

— А как же с Борисом?

— Чего — как? Работает он. В конце недели за сверхплановый пробег резины награждать будем. По экономии бензина опять же на первом месте, так что у него есть чему поучиться. Фамилия его — Барабин, Борис Барабин. Принимаешь предложение?

Алексей молчал.

— Чего затих, не по нутру? Скажи — подберем другого…

— Думаю.

Алексею не хотелось идти в стажеры к Барабину.

— Ну, надумал? — спросил Щербинин, слезая с печки. — Воды, однако, забыли мы с тобой поставить, чтобы утречком на бритье было. И в радиатор.

Он загремел ковшиком, сначала напился с поговоркой «Надулся чаю, водой запиваю», потом в небольшом чугунке поставил воду в печь, предварительно расшевелив затухшие угли в загнетке.

— Все равно стажировку надо проходить, — ответил Алексей. — А после можно рассчитывать на машину? На права я сдам и в местной инспекции, экстерном… До зимы хочу поработать, с долгами надо расплатиться…

— На права-то сдашь, надобно сдать на человека! — резко сказал Щербинин. — Если будет затруднение с деньгами, помогу. Насчет машины не обещаю. Сначала тебя примерим, посмотрим, а то, может, у тебя способней будет выходить с метлой по авторотовскому двору гужевать, чем за баранкой.

— Ну уж, скажете!

— А что, всякое бывает.

В дверь торкнули.

— Не заперто! — громко сказал Алексей. — Входите! Вошла Тоня.

Алексей не обернулся, он знал, что вошла она, Тоня. Теплой водой мыл посуду.

— Папа, ты что же, ночевальщиком определился? — спросила Тоня.

Щербинин сказал Тоне, что она его не родная дочь, когда ей было тринадцать лет.

— А почему бы и нет, — ответил Щербинин. — Алеше тяжело, а я вот подъехал. Иди, Тоня, не беспокойся.

— Воду утром в радиатор приносить?

— Нет. Мы с Алешей поставили чугунок.

— Алеша, здравствуй! — сказала Тоня.

— Привет! — ответил Алексей. — Проводить тебя, к сожалению, не могу. Утром мне на стажировку к… Борису Барабину.

— Стажируйся! — резко сказала Тоня. — А я обойдусь без провожатых.