3 МУЖ

Такое, наверное, бывает только в кино. Когда оно случается в жизни, этому не верят. Говорят: не может быть! Еще утром в тот сентябрьский день Юна даже и предположить не могла, что в ее жизни могут произойти какие-то изменения. Но раздался звонок в дверь, и молодой человек спортивного сложения появился на пороге.

— Вот я вас и отыскал, — сказал он, стоя в дверях и простодушно улыбаясь.

Он держал в руках огромный арбуз. Еще только минуту назад Юна мечтала об арбузе! И вот он неожиданно вырос перед ней. Чудеса!

— Арбуз?! — удивленно воскликнула она, словно не веря своим глазам.

Нет, ей не привиделось.

— Вы, наверно, меня не помните, — напористо продолжал говорить молодой человек. — Я однажды был у вас в больнице, вернее, у товарища. Вы сидели тогда на подоконнике и так отрешенно смотрели на посетителей… Не знаю почему, но у меня появилось неодолимое желание прижать вас к себе и погладить…

«Ничего себе, — подумала Юна, — какой речистый».

— А вы вдруг соскочили с подоконника и ушли. Потом я хотел вас навестить, но пришлось мне уехать надолго… Господи, неужели я вас нашел?

Ничего не понимая, Юна недоуменно глядела на него да и на арбуз тоже. Молодой человек перехватил ее взгляд.

— Давайте съедим арбуз! — радостно предложил он.

От молодого человека исходил жизнеутверждающий импульс. Парень заинтересовал Юну. А он протянул ей арбуз. И тогда-то она увидела его руки, вернее, пальцы. Ей показалось, что их изваял скульптор, вложив в них свое понимание красоты и мужественности. Настолько они были пластичны и сильны. Его руки показались ей надежными!

Известно — и это можно наблюдать нередко, — как человек от жалости к самому себе вдруг совершает поступки, которые ранее казались ему не только невероятными, но и бессмысленными! В такой момент жалость к себе как бы подавляет другие чувства, и человек, как говорится, бросается очертя голову в омут.

Что-то похожее произошло и с Юной. Не представляя своей жизни без Корнеева и не помышляя ни о ком другом, она неожиданно почувствовала в молодом человеке необъяснимую силу, которой ей не хватало.

И Юна пригласила его войти.

— Входите. Как вас зовут?

— Иван.

— А меня.. — Юна замялась, не зная, как ей представиться. Она видела, что Иван моложе ее, и ей захотелось выглядеть в его глазах значительной, серьезной. Захотелось показать ему, что не было легкомыслия в ее поспешном приглашении. — Меня зовут… Юнона Васильевна.

— Ваше имя и фамилию мне в больнице сказали… и что арбузы вам надо есть, — проговорил Иван, разрезая арбуз, который трещал от спелости под нажимом ножа.

— Правда?! — кокетливая удивленность прозвучала в ее голосе. Она искоса посмотрела на него.

Юну поразило признание Ивана и в глубине души очень обрадовало: оказывается, он ее не только запомнил, но и побеспокоился достать то, что ей необходимо!

— Когда я вас увидел, — продолжал Иван, — вы какая-то пустая были, неземная. На людей смотрели, а их не видели. Мой товарищ тогда в вашем отделении лежал. Потом он мне и ваш адресок презентовал. У сестры выпросил по моей просьбе. Я хотел в больницу прийти, навестить вас. Уж больно вы жалкая, никудышная были, а пришлось к маме уехать.

Тут Иван назвал южную область на Украине. Слово «мама» он произнес очень нежно, и что-то детское появилось в выражении его лица.

— Моя мама тоже все хворает. А я, негодяй, даже письмеца ей не накропаю. Нет мне, конечно, в этом никаких оправданий. — Он мягко улыбнулся. А Юна отметила про себя, что его речь звучит тяжело и несуразно. — Юнона Васильевна, у вас вечер не ангажирован? На заводе билеты давали в театр. Я на всякий случай взял два. Вот, — Иван вытащил билеты на спектакль, о котором Юна давно слышала как об очень интересном. Но Корнеев театры не любил, поэтому она даже и не пыталась попасть на эту постановку. При воспоминании о Корнееве у Юны застучало сердце. Иван вопросительно посмотрел на Юну и добавил: — Может, культурно просветимся?

Она вдруг ощутила огромную разницу между Иваном и Корнеевым — Корнеев излагал свои мысли легко, непринужденно, красиво.

В то же время неуклюжая речь Ивана возвышала ее, Юну, в собственных глазах! Она видела, что он завороженно смотрит ей в рот, когда она рассказывает об актерах, занятых в этом спектакле. Различные пикантные истории из их жизни — возможно, и сплетни — она сама еще совсем недавно слышала от Корнеева.

— Эх, жаль! Сдаваться мне надо, — вдруг изрек Иван. — Пойдемте сегодня в театр, Юнона Васильевна, — он просительно заглянул ей в глаза. — Потом мне будет что вспомнить.

— Как — сдаваться? — удивилась Юна.

— Милиции сдаваться. Я, можно сказать, из-под конвоя убежал. Паспорт у них остался. А я прямехонько к вам. Арбуз по дороге купил — и к вам. Дело такое — одному типу по уху врезал. Задирался. Чуть побольше сверчка, а туда же, в ораторы, полез. Но — он утек, а меня повязали. Могут пятнадцать суток влепить. Не знаете, там наголо бреют?

И тут-то Юна почувствовала, что какой-то своей детской незащищенностью он трогает ее.

«Мальчик, оказавшийся без мамы», — подумала она и не заметила, как обратилась к нему на «ты»:

— Вот что, Ванечка! Мы с тобой обязательно пойдем в театр. Я сейчас быстренько соберусь. И сама с тобой пойду в отделение. Как же так — пятнадцать суток?! — ей уже не хотелось с ним расставаться.

— Неужели правда?! — он радостно захлопал в ладоши. Глаза его сияли. — А вы настоящая девчонка. То есть ты! Ты действительно настоящая девчонка! Знаешь, все-таки одному противно в милицию идти. Вдвоем легче.

— Мне ведь тоже надо будет сдаваться. Только несколько позже. И не милиции, а врачам, — грустно проговорила Юна.

— Зачем? — он обеспокоенно заерзал на стуле.

— Надо вторично оперироваться.

— Ладно, ты подожди сдаваться. Вот освобожусь — что-нибудь придумаем. Со мной не пропадешь. — Он опять стал взрослым. — Я тебя вытащу!

К тридцати двум своим годам Юна в любовь с первого взгляда уже не верила. Но желание Ивана помочь показалось ей искренним, и это было для нее приятным откровением. Юна понимала, что на какой-то период болезнь, предстоящая операция выливаются в ее слабость, которая, в свою очередь, может явиться проверкой великодушия Ивана. В тот вечер Юне также показалось, что Ивану самому необходимо ощутить себя сильным. И она неожиданно утвердилась в мысли, что может на него опереться.

После спектакля, когда они шли в отделение милиции, Иван спросил:

— Ты замужем?

— Нет. А что? — Юна и сама не поняла, почему она так ответила. Ведь еще утром она считала себя замужней женщиной.

— Освобожусь. Поженимся. Я позвоню тебе. Встретимся и поедем в загс, — решительно, в такт словам взмахивая рукой, сказал Иван.

— А ты знаешь, сколько мне лет? И сколько тебе? И куда ты собираешься звонить?

— Какое это имеет значение? Я знаю, что ты мне нужна, еще с тех пор, с больницы. Когда увидел несчастной и жалкой. И я хочу…

— Прямо вот так, сразу полюбил? С первого взгляда?

— Да. И хочу, чтобы ты была моей женой. А сейчас, чтобы дала мне свои опознавательные знаки… и свое согласие. И еще я знаю, что я могу тебя и должен вытащить!

— Ты представляешь, что значит тридцать два? А ведь тебе меньше? О какой любви ты говоришь? Мы с тобой знакомы всего несколько часов. И что ты знаешь обо мне, а я о тебе? Неизвестно, увидимся ли еще когда-нибудь. Может быть, у меня есть человек, без которого я не могу жить.

Они подошли к зданию милиции. Иван взял руку Юны и нежно ее поцеловал.

— Просто сейчас мне надо идти сюда сдаваться. Выйду. Позвоню. А его ты разлюбишь… Я постараюсь, чтобы от него даже воспоминаний не осталось в твоей душе. Это я тебе говорю точно! У меня хватка есть.

— Ты еще мальчик и ничего не понимаешь!

— Я взрослый мужчина. Мне двадцать шесть. И у меня есть хватка. Будь спок.

И Юне захотелось остаться с Иваном, остаться навсегда. Хотя она еще любила и ждала Корнеева. Но Юна уже поняла, что, если Иван за время отсидки не передумает и сделает ей предложение вновь, она согласится! Согласится потому, что он ей увиделся надежным. А разве не надежность — первое качество рыцаря, о котором она мечтала с детства.

Ивана отпустили на пятые сутки. Вероятно, в том, что срок «скосили», немаловажную роль сыграл приход Юны в милицию на следующее утро. Она защищала Ивана с такой убежденностью, что не заметила, как соврала: убедила дежурного, что видела драку своими глазами и что Иван просто защищался!

Сразу после освобождения Иван позвонил Юне в редакцию. Они встретились и подали заявление в загс. Он не хотел переселяться к ней из общежития до регистрации.

— Зачем торопиться? — сказал он Юне, когда она предложила ему забрать вещи из общежития и переехать к ней. — Я не хочу, чтобы на тебя смотрели как на легкомысленную женщину. Пусть будет все, как положено. Моя мамочка тоже делает все, как положено.

Юну рассмешило его представление о браке. Уже давно никто не удивляется тому, что и молодые люди сходятся задолго до регистрации. А она ведь взрослая женщина… На соседей к тому времени Юна уже вообще не обращала внимания.

Ей шел тридцать третий год, когда в ее жизни появился Иван. Рядом с ним она почувствовала себя увереннее. От Ивана Юна ничего не скрыла: ни своей болезни, ни своих связей с Корнеевым и Серафимом. Почему-то при упоминании имени Симки перед ней всплыло лицо директорши — в тот день, когда она ссорилась с Тамарой Владимировной у телефона.

— Представляешь, — сказала Юна, — эта одноклеточная директорша надо мной смеялась! Видите ли, Симка шел с девушкой, у которой в ушах были серьги. На взгляд директорши, они рублей пятьсот стоили. Где уж, мол, мне с ней тягаться!.. Как раз в тот день я и познакомилась с Корнеевым.

И Юну охватило безумное желание увидеть Корнеева, уколоть его! Пусть бы он пришел к ней, и она, представляя Ивана, ему сказала бы всего три слова: «Познакомься. Мой жених».