Антонов съязвил:

— Значит, немецкая армия грабила не только в этой войне, но и раньше?

...Много лет спустя все это, только с некоторыми подробностями, я услышал в Севастополе, когда перед матросами выступал бывший командир 2-го батальона 1050-го стрелкового полка майор Ф. К. Шаповалов.

...Возвращался я с проводником через те же проломы и лазы. Прокурор дивизии остался в штабе. Улицы сотрясались от ударов артиллерии. Я никак не мог разобраться, кто и где наступает. Стоял невообразимый грохот, то и дело появлялись наши танки, круша стены домов, производили несколько залпов и тут же исчезали.

Только вечером я добрался до прокуратуры. Товарищи, не ужиная, ожидали моего возвращения. На хорошо [94] сервированном столе стояло вино... Давно не видел я таких закусок и такого стола. Юристы поздравили меня с днем рождения, а потом я объявил, что на рассвете следственной группой в составе Я. Е. Гурвича, В. Ф. Иванова, Н. С. Варлыгина, В. С. Шафира и А. П. Никиенко направляемся в дивизию В. С. Антонова — возможно, удастся с его частями ворваться в рейхсканцелярию. Я. Е. Гурвичу поручил связаться с оперативным отделом штаба и уточнить обстановку.

...Обычно начальник отдела «Смерш» присылал материалы на арест с начальником следственного отдела. На этот раз он пришел сам. Речь шла об аресте руководителей отделов СД, гестапо, полицейского управления, штурмовиков. Часть из них была пленена, часть захвачена в своих квартирах, некоторые пытались эвакуироваться с беженцами, пристроившись к бельгийцам, голландцам, французам. Большинство не отрицало своей причастности к общим злодеяниям гитлеровского рейха, к убийствам, грабежам, насилиям, но оправдывало свои действия тем, что, мол, выполнялись приказы высшего командования или фюрера.

Уже занимался рассвет, когда я закончил чтение материалов. Пока канцелярия регистрировала и оформляла санкции на арест, я снова вернулся к судьбе Гитлера. Работники «Смерш» всегда были проинформированы более широко, чем мы, прокуроры. Я спросил:

— Вам что-нибудь новое известно о Гитлере?

— Мало, — ответил начальник отдела, — я слышал от командира 10-го корпуса, будто бы вчера на рассвете заместитель маршала Жукова генерал армии Соколовский принял гитлеровского парламентера генерала Кребса. Кребс сообщил, что Гитлер 30 апреля покончил самоубийством, что в Германии создано новое правительство, которое просит перемирия. Сегодня нами допрошен взятый в районе рейхсканцелярии немецкий майор из группы «Вилли-1»{12}. Он показал, что слышал сам из уст смотрителя здания рейхсканцелярии, что Гитлер застрелился и труп его сожгли.

В начале седьмого я, следователи и помощники В. Ф. Иванов, Я. Е. Гурвич, Н. С. Варлыгин, В. С. Шафир, А. П. Никиенко и два автоматчика направились к [95] рейхсканцелярии. До этого я позвонил начальнику оперативного отдела штаба армии и спросил:

— Как там обстановка на 153-м объекте?

— Вроде бы неплохо, в надземной части помещения полностью наши, сейчас бой переместился в подземелье. А вы хотите туда?

— Конечно.

— Будьте осмотрительны. В подвалы не лезьте, да и в объект не спешите. Если что случится, Первый{13} будет недоволен. И без того большие потери.

К канцелярии мы подъехали со стороны Фоссштрассе. На повороте нас обстреляли гитлеровские автоматчики, но не пострадал никто. «Виллис» загнали под арку полуразрушенного дома и, прикрываясь стеной, пробрались к штабу полка И. И. Гумерова. Бой гремел справа, слева, сзади. Не было ни криков «ура», ни команд. Настойчиво и методично ухали пушки, стучали немецкие крупнокалиберные пулеметы, с треском и грохотом рвались мины.

Прижимаясь к стенам домов, мы добрались до улицы Вильгельмштрассе. Навстречу стали попадаться раненые. Остановив одного из них, мы спросили:

— Где ранены?

— В логове...

— В рейхсканцелярии?

— А дьявол ее знает, как она зовется. Все говорят: логово.

— Ну и как там?

— С ночи наши бьются... Огрызаются, гады, крепко. Засели в подвалы и лупят...

— Вы из какой части?

— Галаевские мы...

Шофер с автоматчиками пошли искать проход. В это время нас окликнули:

— Эй, что вы там столпились? Хотите стать мишенями для фрицев?

Мы оглянулись и увидели капитана. Я подошел к офицеру.

— Капитан Аксенов, командир артдивизиона, — представился он. — Тут вы не проберетесь, бьют из соседних зданий.

— Но нам бы хотелось поближе к канцелярии... [96]

— Нам тоже здорово хочется, да пока не получается. Но Гумеров и Радаев уже сели им на голову, заняли все верхние помещения, но из подземелья, кажется, еще не выкурили. Попробуйте пройти. Я дам вам связного, кстати, туда только что отправился Антонов.

Невысокий пожилой боец с автоматом на груди и гранатами за поясом повел нас сначала назад, затем через пролом вывел на другую улицу и, покружив, подвел почти вплотную к большому зданию рейхсканцелярии. В окнах, над дверьми, на крышах полыхали красные флажки и флаги.

К нам подошел майор с очень усталым небритым лицом. Шинель его в двух местах была прорвана.

— Кто такие? — строго спросил он.

Я назвал себя и своих работников. Майор предложил нам спуститься на несколько ступенек в подвал и сказал:

— Я из оперативного отдела Рослого. Рекомендую туда пока не ходить, немножко подождите. Рано, только зря будете подвергать себя опасности.

— Но у меня свои задачи...

— Понимаю, товарищ полковник, но зачем по-пустому рисковать в последние минуты войны... Переждать надо час-два, и никто не будет мешать вам и вашим работникам заниматься своими делами. Генерал Рослый строго приказал — без нужды в здание никого не пускать.

Только около 10 часов утра 2 мая всей группой мы вошли в рейхсканцелярию. Встретив незнакомого подполковника, я спросил:

— Не нашли Гитлера?

— Да черт их там разберет. Весь подвал завален трупами... Я перевернул около десятка, и все они похожи на фюрера...

Мы сунулись в подвал. Запах крови, пороха и еще чего-то тяжелого ударил в лицо. На лестницах темно. Доносились частые автоматные и пистолетные выстрелы. Навстречу поднимался старшина с окровавленной рукой. Увидев нас, он остановился, сказал сердито:

— Сами себя уничтожают, паразиты... Не ходите туда. Простреливается весь коридор...

Мы вернулись и направились в кабинеты и залы рейхсканцелярии. Почти в каждом помещении сидели и лежали красноармейцы, старшины, офицеры. Вид у всех был усталый, измученный... Многие с повязками на голове [97] и на руках. Кругом валялись бумаги, немецкие деньги, разбитая мебель, осколки стекол, фашистские ордена. В большом зале без окон на полу лежала огромная люстра. Это и был кабинет фюрера. Возле люстры, заложив руки за спину, молча стоял среднего роста, уже немолодой, с виду давно не отдыхавший полковник. Увидев меня в сопровождении целой группы следователей и солдат, он представился, назвал себя Шевцовым и сообщил, что комдив Антонов назначил его комендантом здания{14}.

Я раньше не встречался с В. Е. Шевцовым, поэтому представился ему и попросил рассказать, не знает ли он что-нибудь о Гитлере.

— Абсолютно ничего. Солдаты обшарили все кабинеты, обыскали всю часть освобожденного подвала, каждую нишу и нашли не менее трех трупов, которые только в темноте были похожи на Гитлера...

— Может, вы нас проведете в подвал?

— Не могу, товарищ прокурор. Берзарин строго приказал Антонову: пока саперы не проверят подвалы, никого туда не пускать. Да и все равно ничего в темноте не найдете — везде трупы, а те, кто еще жив, пытаются стрелять... Не стоит рисковать. Если Гитлер там — не уйдет.

Во дворе мы обшарили все уголки, несколько раз осмотрели сухой бассейн, о котором позже писалось, что он чуть ли не был завален трупами двойников фюрера, но никого похожего на Гитлера не нашли. Я до сих пор недоумеваю, почему так много говорилось о двойниках? Неужели наш следственный глаз был настолько близорук, что мы не заметили бы эту подтасовку? Да и для чего Гитлеру в последние часы жизни нужны были двойники, для какой легенды?

Не обнаружили мы, хотя и тщательно осмотрели двор, что-нибудь похожее на костер, на котором сжигали трупы Гитлера и Евы Браун. Правда, весь двор рейхсканцелярии и сад были словно перепаханы разрывами снарядов и все следы могли быть уничтожены.

Мы уже собрались покинуть последнее убежище Гитлера, как увидели Н. Э. Берзарина, Ф. Е. Бокова и В. С. Антонова. Так же, как и мы, они тщательно осматривали помещения рейхсканцелярии, двор, сад. [98]

Я поделился своим огорчением:

— Ни бесноватого, ни его трупа...

Берзарин сказал:

— Может, действительно сожгли? А в общем, не огорчайтесь. Время у нас теперь есть, чтобы разобраться, а пока советую: поезжайте в город. Началась всеобщая капитуляция.

* * *

...Еще удушливо тянуло пороховыми газами, едким дымом пожарищ, еще где-то далеко и глухо стучал пулемет и ухала одинокая пушка, а на улицах шумел, плясал, торжествовал военный люд.

Посередине улицы, у парадных подъездов, а то и прямо на грудах камней, на опрокинутых исковерканных колоннах, на обломках стен кучками стояли и сидели запыленные, закопченные, неумытые рядовые, сержанты, офицеры. Все они что-то оживленно рассказывали друг другу, кричали, взрывно и дружно хохотали. Потихоньку пробираясь между ними, мы двинулись к рейхстагу. За поворотом, образовав большой круг и загромоздив широкую площадь, стояли танки. В центре круга — большой, крытый сукном стол, а на нем под гармонику кто-то лихо отплясывал.

— Объезжай, — подсказали мы водителю.

Он осторожно обогнул круг, но из него выбежали несколько лихих, вспотевших, с озорными глазами танкистов и преградили нам дорогу. Расталкивая толпу, подбежал совсем еще юный лейтенант:

— Товарищ полковник, просим к нам! Мы из бригады полковника Наруцкого{15}...