Письмо было в одной пачке, рядом с письмом Валериной мамы. Еще раз перечитав оба, я задумался. А что же все-таки такое человеческое мужество? Продукт общественного воспитания, черта характера или мировоззрение человека? Я думал об этом и когда читал следующее, необычное письмо.
«Уважаемый гражданин Титов!
Мы, осужденные 5-го отряда, прочитав вашу повесть, были глубоко тронуты патриотизмом ее содержания. Общественность нашего отряда с большим удовлетворением встретила включение в программу читательских конференций обсуждение вашей повести.
Ваша повесть вызвала у нас чувство жгучего стыда за наши преступления перед Родиной и советским народом. Мы еще с большей ясностью осознали, что, совершив преступления, сами втоптали себя в грязь, потеряли право носить гордое имя советских людей «товарищ». И теперь проводим свою молодость и жизнь за колючей проволокой. Горько сознавать, что мы свернули с дороги, по которой идет весь советский народ, совершили преступления, причинили людям горе, нанесли материальный ущерб государству. И теперь, когда весь советский народ трудится с огромным энтузиазмом, мы стремимся своим трудом и безупречным поведением внести свой посильный вклад во всеобщее дело торжества идей социализма и коммунизма. Мы хотим вернуться в дружную семью советских тружеников обновленными людьми, достойными гражданами страны Великого Октября.
Заверяем вас и в вашем лице весь советский народ, что к позорному и грязному прошлому возврата не будет, что честный труд и полезность нашей Отчизне станут отныне для нас путеводной звездой в жизни.
Мой отец Андрей Антонович Титов вернулся с фронта в конце лета 1945 года. Мама птицей спорхнула с лавки, и не успел я еще понять, что же произошло, как она со стоном повисла на шее у крепкого, широкоплечего сержанта с дюжиной блестящих медалей на груди.
— Андрюшенька, родной мой!..
Мы все четверо заревели в один голос и вцепились в материну юбку. Губы отца были тугие, соленые, борода и щеки колкими, от выгоревшей гимнастерки густо пахло табаком и потом. Война для нашей семьи кончилась.
А в тяжелом, голодном 1947.году я впервые видел, как плакал отец. Солдат Великой Отечественной, трижды раненный, не раз смотревший смерти в глаза, плакал не оттого, что было жалко тех семисот рублей, которые вор вытащил у него из кармана, и даже не оттого, что его четверо пухлых от голода детей опять останутся без крохи хлеба, а от какой-то жгучей, непонятной обиды. И он никак не мог понять, как это так можно — залезть в чужой карман и украсть.
— Андрюша, хватит. Андрюша, перестань, дети видят, — уговаривала его мама. А он только вздрагивал всем телом, мотал головой и срывающимся голосом выкрикивал:
— Ну как же так! Как же так!..
«Фашист — это понятно, — думал я. — На то он и фашист. Они не люди, их всех на войне постреляли. Ну, а как же это свой, русский? Кто же он?»
«Здравствуй, дорогой Слава!
Только что закончила со своим классом коллективное чтение твоей повести и сейчас вместе с учениками пишу письмо. Я хочу рассказать тебе о том впечатлении, которое произвела на меня и на ребят твоя повесть.
После того как я закончила читать, в классе стояла необыкновенная тишина. (А мой 8-й «Б» далеко не ангелы!) Они сидели, затаив дыхание, а потом разом наперебой стали высказывать свои мнения.
Н и н а Ж и г а н о в а. Спасибо за такую книгу. После того, как я ее прочла, мне хочется оглянуться назад и задать себе вопрос: правильно ли я поступаю? А смогла бы я быть такой, как Таня, Сергей? Я должна быть такой. Разве могут по-другому поступать наши советские юноши и девушки!
П е т я Б у г а н о в. Мне запомнился Егорыч. Это чудесный человек. С таким другом не пропадешь. Спасибо ему за то, что в трудную минуту он ободрял Сергея, не давал падать духом.
Л и д а Б у д а н ц е в а. К повести можно поставить эпиграф: «Я люблю тебя, жизнь!» Сергей Петров — это еще один Островский. Он очень близок нам и понятен. Повесть учит нас любить жизнь, никогда не унывать, все время стремиться вперед, искать лучшее, не останавливаться на достигнутом, до конца бороться с любыми трудностями. Несмотря на нечеловеческие муки и страдания Сережи и Тани, в каждой строке звучит победная музыка жизни.
А вот что говорит С а ш а Ф е д о р о в: «После прочтения книги у меня было очень много всяких желаний. Каких, я даже не мог как следует разобраться. Единственное, что я почувствовал ясно, — буду врачом и именно таким, как Григорий Васильевич Кузнецов. Я бы день и ночь колдовал у постели больного».
А мне лично хочется сказать много теплых слов в адрес Тани. Я надеюсь, что когда-нибудь увижу ее. Таня, милая, дорогая, какая же ты молодец!
Дорогой Слава! Я забыла представиться тебе. Г а л и н а Д м и т р и е в н а Л е б е д е н к о. Ты знаешь меня под фамилией Ярикова. Работала я библиотекарем в Добринской библиотеке и очень хорошо помню тебя.
Очень просим прислать нам свои фотографии. Мы оформляем альбом, а у нас ничего нет. И еще просим приехать к нам в гости, встретиться с моими мальчишками и девчонками».
Родина… Дурманящим запахом донника пахнуло от строк обратного адреса, степным разнотравьем плеснуло в глаза, и не поднять головы от письма, и сердце застучало где-то у самого горла. Вот она, как живая, стоит перед глазами, Галина Дмитриевна, и деревянное здание районной библиотеки, и двухэтажная школа, и шум и гам класса, и голоса друзей, и огромное синее небо над бескрайними полями хлебов…
— Ну что ты, дурачок, — треплет мой чуб Рита. — Летом поедем в Добринку, прогони ты свою ностальгию. Ну хочешь, завтра соберемся и поедем?
— Надо работать. Видишь, какой завал писем. На каждое хочется ответить. А время с каждым днем — как шагреневая кожа. И новая повесть стоит на месте. Черт!.. Думал, что после первой пойдет все как по маслу, а оно наоборот. Будто и писать никогда не писал.
«Дорогие мои земляки! Дорогая Галина Дмитриевна!
Огромное вам спасибо за ваше письмо, за добрые, теплые слова, которые вы нашли для меня. Мало сказать — я рад. Я счастлив оттого, что моя повесть и ее герои понравились вам. Туда, откуда более четырнадцати лет назад ушел я, теперь пришел герой моей книжки Сережа Петров. По-моему, он неплохой парень. Мне бы очень хотелось, чтобы вы взяли его себе в друзья. И если кому-нибудь из вас когда-нибудь на дальних или ближних жизненных тропах станет трудно, позовите его, вспомните его, он поможет. Когда повесть выйдет отдельной книжкой, я обязательно пришлю ее вам, а пока примите журнал с моим автографом. Как поживает наша старенькая школа? Сад, наверное, уже оброс листвой и скоро зацветет. Как здоровье Клавдии Алексеевны Чеботаревой? Зои Николаевны Париновой?
От всего сердца желаю вам отличных успехов в учебе, веселых игр, хорошего настроения, доброго здоровья и самого большого, самого настоящего счастья, борьбы и побед».
«Дорогой Владислав Титов!
Мы живем в маленьком городке Игрень, Днепропетровской области. Сейчас нам по 15—16 лет. Это прекрасное и трудное время, это время, когда особенно много думаешь о том, как жить, что значит правильно жить, что значит быть настоящим человеком. Все эти вопросы волнуют нас, и мы ищем на них ответы в жизни, у друзей, в книгах.
Совсем недавно мы прочитали вашу повесть «Всем смертям назло…». Ее читали все ребята нашего 8-го «А» класса, и каждый из нас не только высказывал свое отношение к героям произведения, но и написал отзыв об этой повести. Вот о чем в основном написали ребята в своих сочинениях:
«Повесть заставила о многом задуматься. Мы задаем сами себе вопросы: «А смогли бы мы пережить все то, что пережили эти люди? Хватило бы у нас столько мужества? Как бы поступил каждый из нас, очутись он на месте Сергея Петрова?»
Не все однозначно ответили на эти вопросы.
Всем без исключения понравились прекрасные образы Сергея и Тани. Их воля, стойкость, мужество, верность достойны подражания. Они навсегда останутся в наших сердцах, потому что учат нас честности, стойкости, настойчивости в достижении намеченной цели.
Мы обращаемся к вам с большой просьбой. Понимаем, что теперь у вас очень много работы, много забот, что каждая ваша минута на учете, но все равно очень просим вас ответить нам. Расскажите о своих мечтах, дальнейших творческих планах. Вы даже не представляете, как это нужно нам».
«Здравствуйте, Слава!
Я понимаю, у вас много работы, много таких писем, но, может быть, найдется время прочесть и мое. Достать журнал «Юность» очень трудно, еще трудней было читать вашу повесть. На глаза наворачиваются слезы, но это вовсе не слезы жалости, нет-нет, это слезы гордости за человека, за его силу духа, за то, что есть на земле всепобеждающая сила любви.
Мои мальчишки и девчонки сидели как-то необычно тихо. И в спальне перед отбоем стояла непривычная тишина. Только изредка: «Вот это любовь!»; «Здорово! Значит, есть такие люди в жизни!» — это наш скептик Саша. Задумались мои сорванцы. И как знать, возможно, вы придете им на помощь в трудную минуту их жизни (а впереди у них немало испытаний).
Закончила повесть и вот уже который день хожу под ее впечатлением. Спасибо вам, Слава и Рита, за то, что вы есть. Узнаешь таких, как вы, и стыдно становится за свои минутные слабости, малодушие, задумываешься над своей жизнью, переосмысливаешь ее. Да, нет смысла жить, если на земле после тебя не остается доброго следа. Так хочется быть нужной людям. Вы счастливый человек, Слава. Вы нужны не только Рите, Танюшке. Ваша повесть и будущие книги (а они будут, я уверена в этом) нужны людям. Ведь если вы сумели помочь одному человеку стать человеком — это немало. Ваша повесть заставила задуматься о жизни многих. Новых вам творческих удач, Слава!