Сказав это, Роман поспешил добавить, что в «Элите» с подобной проблемой дело обстоит ничуть не лучше. Несмотря на дисциплину из-под палки, многочисленные табу и повсеместные запреты на то-другое-пятое-десятое, там тоже с избытком хватало уродов, плюющих на всё и вся, кроме собственной сиюминутной выгоды. По мнению сына Командора, это отлично доказывало изначальную порочность «элитной» идеологии. Именно полное отсутствие прогресса в глобальной программе улучшения человеческих душ как нельзя лучше говорило о придуманности этой заманчивой, но — увы — фантастической субстанции. Не помогали ни тысячелетние проповеди, ни моления, ни покаяния. Максимум, чего смогли добиться на отдельных планетах «Элиты» — это покорность населения, повсеместное одобрение любых действий правящих функционеров и жёсткая нетерпимость к инакомыслящим, которых в таких мирах практически и не осталось. Конечно, верховные жрецы «Элиты» громогласно на весь Космос вещали, что их общество и есть тот самый идеал, к которому необходимо стремиться всем заблудшим, чтобы обрести спасение, и, разумеется, правящие круги «Союза-Содружества» не менее истерично объявляли всё это фикцией и самым грандиозным жульничеством во времени и пространстве. Подобная идеологическая грызня не сулила скорого объединения человечества в единую семью мирным путём — тем более, что с обеих сторон фанатиков хватало. Но фанатики «Элиты» были опаснее, ибо они время от времени выбрасывали лозунг так называемой «священной войны» с применением всех имеющихся и засекреченных средств уничтожения противника. Подобная угроза была отнюдь не шуточной, так как к личной жертвенности во имя великих целей там приучали с детства. Справедливости ради стоило признать, что в большинстве поселений «Элиты» жили обыкновенные, в меру образованные и воспитанные люди, вот только взгляды на этот мир были у них, мягко говоря, странными, а если сказать грубее — надуманными и смешными.

Здесь Роман остановился и осторожно поинтересовался у Малинки, не задевает ли высказанное им суждение как-нибудь её лично? Девушка помотала головой и, улыбнувшись, сказала, что всё, не связанное с чрезмерной критикой её, Малинкиной, внешности, особого беспокойства ей не доставляет. Однако она тут же посерьёзнела и добавила, что не совсем понимает, как могут казаться смешными убеждения, основанные на вере.

Роман тихонько вздохнул, услышав этот вопрос дошкольницы, отвечать на который приходилось, тем не менее, самым ответственным образом. На всякий случай, извинившись, если придётся повторять уже известные Очень Красивой Королевне вещи, он напомнил, что краеугольным камнем всего официального образа жизни «Элиты» является строгая, а порой и догматическая вера в Творца, во Всевышнего, в некое загадочное всемогущее, верховное существо, которое было создателем всего сущего, и, как следствие этого — в конечность человеческого пути. Роман подробно рассказал о Свободе воли, о Страшном седьмом суде, об Истинных и мнимых перевоплощениях, о постулате Вечной любви и вытекающих из него совершенно неожиданных выводах. Он старался объяснять как можно более доходчиво и предупредил, что не станет касаться огромного количества всевозможных тонкостей, в которых до конца не разбирались и сами профессиональные проповедники. Разъясняя основные положения «Космического крестианства», «Надмирного язычества», «Великих истин пророка» и стараясь не запутаться в «Тайнах перевоплощений», Роман отметил, что когда-то представители этих учений были непримиримыми противниками и откровенно враждовали между собой. Достаточно серьёзные различия в текстах, символах и обрядах имелись и сейчас, но если раньше с угрозой допытывались: «Какой ты веры, человече?», то теперь более спокойно интересуются, веришь ли ты вообще — разумеется, во Всевышнего и Бессмертие души. Если «да» и искренне, то к вам с уважением отнесутся в «Элите» и почти нейтрально — на планетах «Союза». Если «нет», то лишь на последних вы сможете жить достойно и пользоваться всеми правами.

С любопытством выслушав несколько утомлённого Романа, Малинка заявила, что — подумать только! — теперь ей почти всё понятно и лишь по-прежнему вызывает недоумение пренебрежительное отношение собеседника к вопросу о Вечной душе. «Вполне очевидно, что природа человека тройственна, сочетая в себе животное, разумное и духовное, — не моргнув глазом, выдала она. — Я не берусь определить их процентное соотношение (это у каждого по-разному), однако в том, что Душа существует, мне сомневаться не приходится! И удивительно, почему такой умный и… и симпатичный мужчина, как Роман, находит это смешным».

Ответом ей был сокрушённый вздох «умного и симпатичного мужчины», который вяло поблагодарил за столь лестное суждение о его внешних данных и умственных способностях, но не преминул заметить, что если его настойчиво призывают поверить в нечто несуществующее — например, в запасное сердце или третью почку — то он может только улыбнуться. «У меня есть тело, есть такая странная штука как мозг, — сказал он, — а вот что касается души, то, извини, такого органа я не имею. И при этом не считаю, что раз нет, то непременно нужно придумать».

Произнеся эти слова, Роман и не подозревал, что подставился и что им придётся на некоторое время поменяться ролями. Быстро перекинув ногу, устроившись поперёк седла и повернувшись всем корпусом к молодому человеку, Малинка предоставила своему коню возможность идти, как ему вздумается, а сама с жаром принялась растолковывать фон Хётцену-младшему, что к чему. В основе её рассуждений лежало древнее и принципиально не опровергаемое предположение об ответственности конструкции типа «мозг» и за рациональное, и за иррациональное в поведении человека. Младшая Королевна довольно бойко оперировала научными, теологическими и философскими терминами, причём в дебри не лезла, а выражала свои мысли вполне доходчиво. Роман не собирался как-то запутывать девушку, но было трудно удержаться от проверки, когда в одном из своих пассажей она проглядела очевидную дуаль, никак её не прокомментировав. Вежливо прервав энергичную речь Королевны, он заметил, что для телесной и духовной сущностей толкование понятий «разумность, рациональность» может совпадать, а может и различаться до полной несовместимости; следовательно, имеется треугольник с устойчивой вершиной, но имеющий два основания, которые к тому же располагаются в разных плоскостях… Как она это объяснит?

Объяснить удавалось либо начав бесконечное философско-мистическое словоблудие, к чему надо было обладать определённой склонностью, неопределённой начитанностью и отличной памятью, либо доказав известную самостоятельность мышления. Малинка продемонстрировала нечто третье — её толкование было настолько решительным и бойким, что Роман заподозрил девушку в распевании чужой и хорошо заученной песни. Первым делом она разрушила гипотетическую конструкцию собеседника, отломав и отбросив одну из плоскостей, а оставшийся треугольник разделила горизонтальной чертой посередине, мимоходом предупредив несколько озадаченного Романа, что эта воображаемая линия есть обозначение нашей мыслительной субстанции. Её движение между вершиной треугольника (Душой) и его основанием (Телесной природой) и определяет степень эволюции человечества вообще или уровень развития данной конкретной личности. У пещерного существа с его каменными топорами и полуплеменной организацией праобщества линия мозга очень мала — она фактически сведена к точке, в которой зачатки духовности почти не просматриваются. Тело и его чисто физиологические потребности контролируют всё поведение, которое устремлено исключительно на выживание или на его идеал, то есть выживание как можно более комфортное. Если же взять другую крайность — современную творчески организованную индивидуальность типа, скажем, Кристофера Эйми («…я видела фильм о нём и его личной жизни…»), то здесь получается обратная картина: духовное развитие приняло гипертрофированные формы, планка застыла у самого основания, и груз возвышенно-чувственного намертво задавил почти все естественные желания живого организма («…Эйми сутками находится за музыкальными инструментами или дирижёрским пультом, плохо питается, не выходит на прогулку… дальше я не буду…»). «Предположим, в этом что-то есть, — многозначительно заметил Роман, — однако схема получилась уж больно простая! Построен странный аморфный «лифт», в котором разместились, постоянно тесня друг друга, Тело и Душа; на заданной вертикали имеется пункт «А» и пункт «Б», определён вектор движения, а дальнейшие выводы напрашиваются сами собой…» — «Разумеется, направление движения вектора не может быть подвержено сомнению, — очень важно подтвердила Малинка с чуть ли не профессорскими интонациями в голосе, — однако обязательная поступательность развития должна сочетаться с «принципом маятника». Важно не только местонахождение «лифта», но и наличие у него свободного хода, сглаживающего неизбежные перекосы!» — «Говоря другими словами, — лукаво осведомился Роман, — достопочтенному Кристоферу Эйми не мешает регулярно совершать продолжительные пешие прогулки, наслаждаться природой, устраивать традиционные застолья с обильной закуской и выпивкой, завести многочисленных друзей, которые эти застолья будут с охотой посещать; начать интересоваться хорошенькими женщинами, а может, и создать собственную семью, пока ещё позволяет возраст, да? А когда появится желание поработать, то «маятник» послушно даст обратный ход, и всё будет в порядке!» — «А почему нет? — Малинка недоумённо приподняла брови. — У него тогда будет более счастливая, уравновешенная жизнь, и здоровье обязательно поправится…»