«Дело дрянь!» - пронеслась неутешительная мысль в голове Хоуп.

Они вышли из часовни и направились в кабинет Альберта, около которого нервно металась Сандра Веласкес — неприлично красивая девушка-мексиканка, которая была закреплена за доктором Ванмеером на посылках.

- Доктор Ванмеер, Вас разыскивает профессор Локерри. Консилиум на семь вечера, - девушка встревоженно осмотрела мужчину с ног до головы, подобострастно замерев перед ним.

Более двух лет работы на доктора Ванмеера не прошли бесследно и Сандра из пустоголовой вертихвостки взрастила в себе то, что у людей принято называть чувством собственного достоинства, а привычки и поведение доктора знала лучше чем свои.

Резко развернувшись к девушке лицом, Альберт, к удивлению своей дочери, не пылал гневом, ведь позволять вмешиваться в сумрачное настроение, он крайне не любил, а тут внезапно смягчившееся лицо и странная нежность в глазах.

- Спасибо, Сандра. Если можно, дай мне минут пятнадцать отсидеться в кабинете, а потом излагай расписание. Хорошо? - вкрадчивый голос, в конец сразили Хоуп и она даже на мгновенье забыла о ужасающей проблеме, которая нависла над Грегом Паундом дамокловым мечом.

К этой Сандре стоило присмотреться.

- Конечно, доктор. Как скажете! - девушка расцвела от столь обходительного обращения и скрылась за прозрачной дверью своего крохотного, но кабинета.

Мгновенно мышцы лица Альберта Ванмеера схлопнулись обратно в «я мир не уничтожу, он катится туда сам», едва дверь за спиной Хоуп мягко щелкнула замком. Она наблюдала за тем, как отец спокойно подошел к компьютеру и ввел свой пароль, после чего нажал кнопку, и через секунду послушно выкатился дисковод, куда Альберт вставил зеркально-серебристый диск.

Отойдя к окну, он сцепил руки за спиной, тем самым негласно давая Хоуп возможность просмотреть внимательно запись, и полностью погрузился в собственные мысли.

- Четыре часа шестнадцать минут, - только и подсказал он время, когда, по его мнению, была совершена фатальная ошибка.

Вглядываясь в простор, который представал перед глазами Альберта из окна его кабинета, он знал, что буквально через пару минут, Хоуп увидит это неуловимое движение скальпеля и то, как торопливо она щелкнула мышкой, чтобы перемотать этот момент, чтобы посмотреть еще раз, только подкрепило его уверенность.

От увиденного у Хоуп все похолодело внутри, но она никогда не забывала, что из любой ситуации можно найти выход. Цепочка событий, которые последуют друг за другом в подобных случаях, тут выстроилась во всей красе и женщина с ужасом искала прореху, чтобы разорвать ее.

Как же хотелось, чтобы сейчас отец повернулся и тем же мягким, утешающим тоном, что он говорил с Сандрой, пообещал не рубить с плеча карьеру Грега из-за этого случая, который мог быть первым и последним.

В конце концов Элоиз Верхойзен была еще жива.

Прокрутив в шестой раз на одно и то же место видео, Хоуп чувствовала, как ее подмывает отчаяние, но старалась не подавать вида. Абсолютную тишину, царившую в кабинете, нарушало только тиканье часов, но даже этого звука было достаточным, чтобы закипеть от негодования и испытать неодолимое желание запустить ими в стену. Сдерживая сотню сформировавшихся оправданий и предостережений, Хоуп прикусила фалангу пальца и наконец оставила запись операции в покое.

- Это еще ничего не значит!

- Ты бы спустила подобное кому-нибудь из персонала, кто подчиняется тебе? - прозвучал голос отца, пронизанный стальными нотками.

Ставить себя на место других, было очень полезно, но объективность Хоуп в коем то веке дала слабину.

- То есть, случить такое со мной, ты бы не моргнув глазом вынес это суд?

Вопросом на вопрос дочь давно научилась отвечать у своего отца, что не могло не вызвать у него слабую, печальную улыбку.

- На этот суд, ты бы сама побежала..., - горько усмехнулся Альберт. - Но если тебе интересно мое мнение.

Он устремил на нее настолько пронзительный взгляд, что Хоуп почувствовала, как сердце сжалось.

- Почему ты думаешь, я взял Грега пять лет назад, а не тебя? - прозвучал голос, полный отеческой заботы.

- Значит ты не советоваться меня сюда позвал? Распирает груз ответственности? Решил переложить это и на мои плечи? - Хоуп подскочила со стула не скрывая своего возмущения. - Почему тогда Грега ты не поставил в известность в первую очередь о своих намерениях?!

- Ты сама не преемлешь жалости, вот и я не собираюсь ее проявлять даже к нему. Просто хотел, чтобы ты узнала все от меня.

Голос отца зазвучал тверже и он продолжал буравить ее взглядом, в котором она прочла на нем те же эмоции, что разрывали ее саму.

- Хорошо... Тогда можешь мне кое-что пообещать?

- Что именно?

Хоуп пронзила догадка, что отец не только ради совета рассказал ей о случившемся, каким-тот образом, подсознательно, он и сам хотел, чтобы его остановили, чтобы карьера Грега, несомненно блестящая, не оборвалась от одной роковой ошибки.

- Пообещай не торопиться. Пациент жив и …

- Пока...жив.

- Тем не менее! Сохрани статус «кво». Договорились?

С видимым облегчением, Альберт кивнул, давая дочери обещание, которое могло отсрочить одно из самых трудных решений в его жизни. И, да! Он не зря все рассказал! Ведь после короткого, торопливого «спасибо», доктор Ванмеер, знал, что под наспех надетой маской смирения, его дочь, едва скрывшись за дверью, тут же схватится за телефон и приложит все усилия, чтобы встретиться с Джимом Брандом — единственным человеком, которому шумиха, вокруг одного из лучших нейрохирургов, принесет только сотни часов консультаций с юристами и шквал проверок.

Странное оцепенение защитным колпаком накрыло Хоуп с головой, она даже смогла улыбнуться, знакомым врачам, которые проходили по коридору. Спокойно достав телефон, она набрала номер, и нырнув в один из тупиков, уперла левую руку в бок, пока другой держала телефон. После второго!!! гудка, ей ответил немного сонный голос.

- Да, доктор Ванмеер! - Микки Дьюри изо всех сил старался справиться с зевотой и не спалиться перед своим грозным полуначальством, что бесстыдно уснул в половине седьмого вечера в преддверии ночного дежурства.

- Мик, сию же секунду ноги в руки и дуй к мистеру Бранду, чтобы тот не покинул центр. Мне надо с ним переговорить. Срочно!

Логичное «а что же Вам самой мешает сделать то же самое?» Дьюри проглотил мгновенно и послушно кивнул в трубку, потому что еще ни разу в жизни не слышал такого спокойного и ужасающе холодного голоса Хоуп Ванмеер.

- Я подойду максимум через пятнадцать минут.

Эта женщина могла спокойно прожить жизнь в бесконечном «дне сурка», пробиваясь сквозь гущу почти неразрешимых задач, в виде сложных случаев заболеваний. Да, это были именно задачи, а не проблемы. Сложные, но решаемые с четко определенным конечным результатом. Это для всех остальных «рак» был сродни «чуме», не даром его так прозвали в двадцать первом веке, но ужас остался тот, средневековый, мистический и сковывающий.

Но там, где другие видели только смерть, боль и страдания, Хоуп, отмахиваясь от этих неотъемлемых спутников онкологии, сразу смотрела в корень, а со временем и вовсе перестала воспринимать трагичность своей профессии и специализации.

Другое дело, что из-за нелепой ошибки, которая непременно приведет к смерти пациента, под вопрос становится деятельность блестящего хирурга — это была проблема. Повторится в будущем этот печальный опыт или нет, ее не волновало. Непоколебимая уверенность в том, что отец, как всегда будет отсекать и давить людей, не давая скидку на человеческий фактор - будили в Хоуп гуманность, которую она редко проявляла к тем кому перевалило за восемнадцать.

Хотя, положа руку на сердце, стоило признать, что она делала это только из-за чувства вины, осознавая, что их разрыв мог настолько сильно повлиять на Грега.

Это была настоящая проблема! Именно она внесла коррективы в реальность, а на фоне подсознания, противно, монотонно и назойливо, словно вода, капающая из крана, пульсировала, словно заноза, которую хотелось вытащить сразу, но с каждым ударом сердца, она протискивалась в тело только глубже, подгоняемая током крови.

***

Роуз Финдлоу боялась дышать и почти умоляюще следила за аккуратными передвижениями Сэма по палате.

Лулу уснула. Впервые за восемнадцать часов. У девочки весь день скакала температура, а желтуха, которой доктор Ванмеер пророчила короткий срок, никуда не делась. И едой дело обстояло еще хуже. Чудом проглоченные несколько ложек картофельного пюре, Лулу через несколько минут вырвала. Благо, что с обезболиванием проблем не было, но пичкать ребенка сильными препаратами было нельзя. Даже доктор Шуст не могла с уверенностью сказать, что вызывает рвоту — химиотерапия, новый препарат или транквилизаторы. Печень ребенка, просто не справлялась с таким потоком лекарств.

Терпеливая и улыбчивая малышка не плакала, но канючила и не слезала с рук матери.

Все это время Сэм с любопытством наблюдал за метаниями Роуз, проникаясь пониманием. Он вел себя все тише и тише, вплоть до того момента, когда Лулу не уснула. Тогда мальчик, чуть пошатываясь слез с кровати, взял с тумбочки толстый журнал и вышел из палаты, практически, бесшумно.

Роуз и хотела бы расплакаться от облегчения и благодарности. Сколь стыдно бы ей не было за такие низкие желания, но понимание того, что придется неизбежно хлюпать носом тогда, когда ее дочурка, прижавшись к боку матери спит, было непростительным эгоизмом.

Слезы откладывались. Впереди была длинная ночь, такая же, как сотни предыдущих. Самое страшное, непредсказуемое и длинное время суток. Ведь ночью обостряется все. Изнуренный бессонницей и отсутствием свежего воздуха организм, мог легко сорваться до банальной истерики, которая тут же, мгновенно передавалась ребенку.