Сэм покорно улегся на кровать и подставил руку, после чего уставился в потолок.

- А Брайель?

- Он сегодня в другом отделении, - ровным голос ответила доктор Шуст, подключив капельницу к катетеру.

Бенедикт в недоумении нахмурился, услышав имя разработчика рельефного шрифта для слепых. Неужели однофамилец?

Мальчик смолк и закрыл глаза. Бенедикт продолжал щелкать компьютерной мышкой, Сэм лежал сначала неподвижно, тихие шаги Роуз плавали по палате.

Минут через десять мальчик почувствовал, как голова закружилась и тошнота не заставила себя долго ждать. С трудом проглоченный ужин просился обратно и Сэм резко сел на кровати, его лоб покрылся бисеринками пота и это не укрылось от Бенедикта, который быстро сориентировался и успел подставить небольшую пластиковую емкость, которая стояла рядом с кроватью.

Запах полу переварившейся еды полез в нос и Нэд поздравил себя с тем, что ел давно. Роуз умудрилась вытащить влажную салфетку и с участливым видом протянула Сэму, держа Лулу другой рукой, на ее лице была лишь приободряющая улыбка — женщина даже не вздрогнула, не проявив даже малейшего удивления. Ну, конечно! Она проходила через подобное чуть ли не каждый день.

Сэм вытер хорошенько отплевался и вытер рот.

- Можно воды? - он старался не смотреть на своего ново знакомого, испытывая неловкость.- Нет, не убирай, я сейчас рот прополощу...

Нэд явно растерялся и слегка с ошарашенным видом оглянулся по сторонам напрочь забыв, где находится вода.

- Все в порядке? Или еще тошнит?

- Уже нормально, - мальчик откинулся на подушки и закрыл глаза, тихо добавив, - спасибо.

За окном стемнело.

Бенедикт забыл про фотошоп, про Викки и кажется, за тот факт, что ему доктор Ванмеер дала вольную на несколько дней, чтобы он оправился от шока. Но это состояние, похоже, не собиралось накрывать его резко и внезапно. Да, на сердце лежал камень и он сейчас немного потяжелел, но мысль о том, что есть возможность помочь уже подточила крамольную мысль Бенедикта, о том, что все кто здесь работают ненормальные люди.

***

«Не так все и страшно! Вполне себе решаемая проблема... А ты уже похоронила Грега, дура! Ой, дууура. Поесть бы чего-нибудь. Пиццу закажу! Куда я эту визитку дела? Как там Сэм?! Я же обещала ему, что весь вечер буду с ним. Как же есть хочется! Грег, вроде в безопасности... Отец поймет. Где эти проклятые таблетки?! Опять последняя, с ума сойти! Хоть бы никого не встретить! Только бы помолчать...Но, ка же так, Грег?!!! Как ты мог такое допустить?! Ох, еще истории болезни. Совсем из головы вылетело. Надо дополнительную порцию сыра попросить! Штуки четыре сегодня надо заполнить... Хотя, ладно — пусть будет три. И куда ты бабушка Уна едешь? Отец со мной теперь месяца два разговаривать не будет. Только не Энджи Гроуэр! Ну, что за ехидная улыбка? И для Сэму, для Сэму не забыть написать копию истории болезни, хоть бы давление опять не упало!»

Хоуп опустошенная шла по коридорам, то и дело поднималась и спускалась по лестницам. Голова буквально лопалась от мыслей, а чувства превратились в один сплошной кавардак, который грозил помутнением рассудка. Единственным средством избежать столь неприятной ситуации для Хоуп было набить, как следует желудок.

Двухчасовой разговор... Нет! Крик и брань в кабинете директора с ее отцом закончились полной капитуляцией последнего после утвердительных, и почти предынфарктных слов первого о том, что Бранд берет инцидент с Паундом под личный контроль. Реакцию директора можно было с легкость предугадать, но даже Хоуп опешила от того, с какой яростью он накинулся на ее отца.

Потому сейчас у Хоуп дрожали руки, а через раз сбивалось дыхание. В странном и нездоровом оцепенении она добралась до своего кабинета и судорожно отыскала в записной книжке номер телефона пиццерии, запросила двойную порцию сыра к «маргарите» и замкнувшись изнутри на ключ, отправилась в туалет, где с радостью сунула руки под холодную воду и простояла так с закрытыми глазами четверть часа.

Когда она вернулась за свой стол, в телефоне уже красовалась смс, что доставка будет не позже чем через пол часа.

«Вот и славно!».

Истории болезни сами себя не напишут. Хоуп покосилась на настенные час.

Почти десять!

Дети уже, наверняка, легли спать. После двенадцати можно будет пройтись тихонько по палатам, чтобы узнать не нужна ли кому помощь.

Тонкие пальцы женщины запорхали по клавиатуре, а сосредоточенный взгляд через некоторое время стал безмятежным и застывшим.

Словно и не было никаких проблем.

Зал затек до такой степени, что едва поднявшись с кресла, Хоуп чуть не рухнула на пол. Ягодицы неприятно закололо. Пицца в картонной коробке покоилась на диванчике, укутанная в термочехол, который не позволит ей остыть, потому что аппетит почил с миром и не собирался возвращаться в ближайшее время.

Половина первого!

Где-то недалеко завыла сирена и вскоре растворилась в раскаленной ночи. Кондиционер работал бесшумно, наполняя кабинет прохладой, очевидная разница температур стала понятной Хоуп, когда она немного приоткрыла окно. Душный, тяжелый воздух облепил ее лицо и створка окна тут же с шумом закрылась.

Голова немного прояснилась от обилия узкоспециализированной медицинской терминологии и латыни, тревога отошла даже не на второй план и дрожь покинула тело.

Гулкие шаги раздавались в длинном коридоре и практически полное отсутствие людей дарило странную уверенность и спокойствие. Хоуп добралась до палат со своими пациентами, начал по традиции с Питера.

Двигаясь почти бесшумно, Хоуп подошла к кровати мальчика. Он безмятежно спал. Датчики давления и температуры, балансировали на грани нормы — значит на обезболивающих.

На кровати рядом дремала миссис Леттерман. В палате не витало ни одного постороннего запаха и царила идеальная чистота.

Хоуп знала, как чутко спит эта женщина и медленно выудила планшет с данными дневных анализов, который был прикреплен к кровати. Пробежав глазами оп цифрам, Хоуп так же аккуратно вернула записи на место и мягко ступая, вышла в коридор, не догадываясь, что Сара провожает ее задумчивым, благодарным взглядом.

В палате Сэма и Лулу все было не так безмятежно.

С измученным видом, Роуз сидела в раскладном мягком кресле, а сверху нее на животе лежала Лулу — девочка не спала, но практически не двигалась, найдя удобную позу. Женщина приоткрыла глаза и Хоуп прочитала в них мольбу о помощи, которую вслух никто не произнесет. Едва двинув головой Роуз поморщилась и сделала глубокий вдох.

- Опять шея? - прошептала Хоуп, забирая на руки Лулу.

Девочка подняла лицо и вопросительно уставилась на того, кто потревожил ее, после чего положила голову на плечо своей благодетельницы и намертво вцепилась левой рукой в один из значков, приколотых к форме доктора.

Потом она посмотрела на Сэма.

Простынь на кровати мальчика была вся сбита, он явно долго ворочался, оттягивая прием обезболивающего, как она и советовала, чтобы потом спокойно поспать до самого утра.

Монитор с показателями давления мигал непрерывно, указывая на то, что оно ниже нормы, но не критично.

Просмотрев записи за целый день, Хоуп выпятила челюсть, когда перед ней предстала схема с ползущей вниз стрелкой.

«Да, что же это такое?!»

Через две недели у Сэма назначена операция, с которой тянуть не стоило и главной задачей медиков в данным момент было стабилизировать состояние мальчика. Низкое давление было основной сложностью.

Вспомнился диалог, который случился у нее с Сэмом совсем недавно, основным зерном которого, была просьба о прогулке к вертолетам.

- «Никакой свободы!» - внезапно вздохнул он прервав тогда невеселые мысли Хоуп.

- «Ты это о чем?»

- «Погулять бы. На улицу хочется.»

- «Ты знаешь правила.»

- «Знаю, потому и говорю, что никакой свободы.»

- «Таков удел взрослых, нам приходится выбирать между желаниями и необходимым. «

- «Мне семь...»

- «Возраст не только количеством лет измеряется.»

- «А чем еще?»

- «Тем, что ты успел пережить. Радости не в счет, тут скорее всякие испытания засчитываются.»

- «Почему?»

- «Они делают нас сильнее, заставляют задуматься над вечным и искать смысл даже в боли и страдании.»

- «Да какой в этом смысл? Таблетку выпил и все! Чего думать?»

- «С таблеткой каждый может, но в то же время это закаляет характер.»

- «И куда мне потом девать эту закалку? Все равно свободы хочется! Когда гулять можно?»

- «Пусть хоть жара немного спадет и обещаю отвести тебя на вертолетную площадку на пять минут.»

- «И вертолет посмотрим?»

- «Издалека — да.»

- «Эх, стать бы пилотом, когда вырасту! Вот это свобода!»

- «Далась тебе эта свобода. Обычно, люди не знают что с ней делают и такое творят, что в психбольницах потом свободных палат не сыщещь! Дома тебе тоже свободы нет?»

- «Папа говорит, я когда маленький был, не мог заснуть до тех пор, пока меня в пеленку не закрутят. Потом он боялся, что я упаду, когда начинал ходить и ударюсь сильно. Это он тоже мне рассказывал. Показывал прядь седых полос, когда я с лестницы чуть не упал по его недосмотру. Потом болезнь эта началась: дома и учеба и игры, сон, завтрак, обед, ужин. Ни детского сада, вот и школа под вопросом. А в больнице, так вообще, я молчу! Даже лампочки повесить нельзя!»

- «Какие лампочки?»

- «Такие, как на Рождество вешают.»

- «Лето же!»

- «А хочется чтобы они тут мерцали и Луизе понравится. Я точно знаю, когда они так медленно гаснут и медленно загораются. Я быстро под такое засыпаю. Нельзя в палату лампочки?»

- «Костьми лягу, но будут тебе лампочки, обещаю! Пойду даже на нарушение должностных инструкций!»

- «И вертолет?»

- «И вертолет!»

- «Ну, хоть так, - печаль тут же улетучилась их глаз Сэма и прикладывая титанические усилия, он приподнял уголки губ, после чего блаженно закрыл глаза. - Спасибо, Хоуп!»