Поступив в распоряжение доктора Уиттон, Бенедикт получил краткие и простые инструкции, после чего он с облегчением выдохнул, узнав, что ему не доверят «сохранять неподвижность» детей младше семи лет.

Напряжение читалось на лицах всех кто присутствовал в процедурной, но одинаковые переживание здесь ничуть не сыграли на то, чтобы Бенедикт унял дрожь в руках, только взглянув на Хоуп, он невольно проникся завистью к ее умиротворенному облику, от которого вдруг стало тошно. Словно почувствовав на себе пристальный взгляд, доктор Ванмеер резко подняла глаза на Купера и к его огромному удивлению подбадривающе кивнула.

Будто вечность отделяла Бенедикта от того мгновения и до надрывного детского крик, от которого кровь в жилах сворачивалась, заставляя мышцы деревенеть.

Пока Хоуп укладывала мальчика себе на сгиб локтя, облокотившись на процедурный стол, она все время что-что болтала на тарабарском детском языке, отвлекая внимание ребенка, темнокожая медсестра плотной, атлетической комплекции по имени Хэтти, ловко продела его ножку в стальной корсет, который изнутри был отделан чем-то мягким и зафиксировала конечность в неподвижном состоянии, широкими ремнями.

Со стороны казалось, что Ванмеер едва-едва касается малыша, но Бенедикт видел, в каком напряжении были натянуты мышцы на ее руках, а застыв в неудобной позе, она перекрывала собой вид для мальчика на доктора Уиттон, которая с поразительным хладнокровием и точностью, ощупала бедро, обработала участок кожи антисептиком и вооружившись большим шприцем с двухсантиметровой иглой, проткнула острием кожу и через секунду, добравшись до кости, стала совершать вращательные движения, пробираясь к костному мозгу.

Лицо малыша сначала покраснело, а потом от натужного вопля мимические мышцы, достигнув своего предела сжатия, стали бело-серыми, даже слезные каналы были сдавлены, перекрыв ход жидкости.

Завороженно наблюдая над тем, насколько все были сосредоточены, а лица женщин нельзя было назвать иначе чем непроницаемой маской, Бенедикту пришлось приложить усилия, чтобы не подойти ближе к ребенку и утешить. Каким чудом Гремелке удавалось и здесь сохранять бодрость в голосе и обещать каждую секунду, что все сейчас закончится — оставалось задагкой.

Быстро отобрав нужное количество жидкости, которая была очень похожа на кровь, доктор Уиттон вынула игру, передала материал второй медсестре и обработала место прокола, в то время как ребенок уже икал и судорожно хватал воздух ртом, захлебывался слезами. Истошные крики прекратились, Хоуп несколько раз выдала смешной звук, чем отвлекла мальчика и на секунду он замер в недоумении, чтобы с новыми силами обиженно поджать губы и продолжить жаловаться на жестокий мир бессловесно и громко, как умел.

Следующие двое детей были старше: четыре и пять лет. Девочка жалась к рукам Хоуп, плакала, невнимательно отвечала на отвлекающие вопросы и все норовила следить за тем, какие инструменты держит в руках доктор Уиттон. В свои четыре года она уже понимала, что надо терпеть, но пока не могла смириться с этой необходимостью и потому долго не отдавала свою ногу для заключения в подобие кандалов.

Только короткое «Ой» резко вылетело из ее рта, когда игла проткнула кожу, а на манипуляции с костью, она тихо заплакала и крепко держась за руки доктора Ванмеер, только и спрашивала: «Уже все?». Но едва девочка начинала приподниматься, к ней тут же осторожно, но торопливо подходила Хэтти и мягко придерживала за плечи, да так и оставалась стоять, пока доктор Уиттон ей не кивнула, что можно отпускать.

Впитывая в себя каждое действие и слово, Бенедикт замерев от шока, стоял с лицом, оттенок которого приближался к цвету маски, закрывавшей его лицо. Перед глазами мелькали шприцы, зажимы с ватными тампонами, пробирки, белая форма четырех женщин, короткие приказы доктора Уиттон и, как точка опоры для разума, спокойные, улыбчивые глаза Хоуп.

Присутствие Купера внесло в напряженную атмосферу некую непринужденность и в кратких перерывах между тем, как менялись маленькие пациенты, медсестры давали советы и шутливо подбадривали.

Но, вот, в двери процедурной появился мальчик, на вид которому было не больше шести, только рост и выдавал тот факт, что он был немного старше. Волосы на голове были обриты — первый признаки стремительного выпадения только так и маскировали, щуплый, но не затравленный, он заметно нервничал, но старался не подавать вида, только когда дверь за них мягко захлопнулась, он с опаской оглянулся и тут же прижался затылком к доктору Ванмеер, которая стояла за ним, обняв рукой за плечо.

- Алекс, помнишь, я тебя с Нэдом знакомила? Вот и пригодился его единственно ценный для нас талант, если ты меня понимаешь...

Но куда там, Алекс смотрела на высокую фигуру малознакомого мужчины с недоверием и страхом, подталкиваемый Хоуп к процедурному столу, он делал крохотные шаги.

- Бенедикт смелее, - доктор Уиттон пресекла замешательство и он, отлепившись от стены, решительно подошел к мальчику, приспустив маску с лица.

- Алекс, ты не поверишь, но для меня это впервые и я уже такого страху натерпелся, так что я рассчитываю на твою помощь и сотрудничество, - не в меру серьезный тон и разговор на равных возымел свое действие и мальчонка просиял.

- Бывает, я в первый раз тут так кричал, что меня в палатах было слышно.

- Покажешь, как мне лучше тебя держать?

Бенедикт растеряно протянул ему руки, а Алекс и не заметил, как уже сидел на столе и укладывал широкие лапищи Бенедикта, строго на строго наказывая, чтобы нога не двигалась, старательно повторяя слова врачей и по-детски коверкая термины. Доктор Уиттон не могла сдержать улыбки, в то время, как Купер ощущал животный ужас от того, что это дите дало себе труд запомнить трудные слова и не подавлять свой страх, чтобы только чувствовать себя задействованным в чем-то большем, чем страшные, болючие уколы.

Неожиданная бравада и готовность, с которой мальчик откликнулся на хитрый прием Купера, выбили уверенность в том, что он все же переживет эти три часа, проглатывая подступающий к горлу ком.

Хоуп стала у изголовья стола и осторожно гладила Алекса по голове, распрашивая какие мультики он будет смотреть вечером и что давали на завтрак, но вот он поморщился, когда игла вошла в кость и глубоко вздохнул. Нэд почувствовал, как напряглись слабые детские мышцы по его пальцами, но Алекс не позволил себе шевельнуться больше.

- Ну, вот! Не больнее же, чем в прошлый раз?

- Нет, скоро уже привыкну.

Ногой дергать, а тем более вырываться мальчик даже не собирался, а потому буравя взглядом тонкую конечность, которую Бенедикт удерживал без особого труда, возник закономерный вопрос о том, настолько ли нужна его помощь. Словно прочитав его мысли, доктор Уиттон, вытягивая поршень шприца кивнула:

- Это ты у нас такой храбрый, Алекс, не все могут похвастаться такой смелостью. Молодец!

Бенедикт метнул на нее взгляд и на секунду встретившись с проницательными глазами доктора Уиттон, почувствовал, как его грызанула совесть.

Прозаичное отступление от вполне сформировавшейся мысли, на которую подтолкнула безобидная фраза Алекса о том, что он готовился привыкать к столь неприятной процедуре, тем не менее заставило, Бенедикта поразиться тому, что ребенок в девять лет не надеялся на скорое выздоровление. В нем чувствовалось больше мужества и стойкости, чем в тридцатипятилетнем, зажравшемся куске мяса по фамилии Купер, который не желал постигать глубину трагедии каждого, кто проходил здесь лечения, или того, кто собственно говоря, боролся за жизнь пациентов, ведь это не его проблемы!

Когда доктор Уиттон незаметно кивнула Хоуп, давая понять, что с Алексом она закончила, та осторожно прикоснулась к запястью Бенедикта, чтобы он отпустил ногу мальчика.

- Не надейся, что так легко будет и дальше, - едва слышно прошептала она, когда Нэд пересадил мальчонку в кресло-каталку и вернувшись, занял свой наблюдательный пост. - Но ты молодец! Правда, не ожидала!

И как на это реагировать?!

Но Хоуп оказалась права, едва доктор Уиттон спросила, кто следующий, медсестра обреченно выдохнула:

- Кирби.

Уже в слезах в процедурную въехала каталка с худющей девочкой, у которой была абсолютно лысая голоса, отсутствовали даже брови, образ завершала мертвенно-бледная кожа и мешком висевшая на тщедушном тельце больничная рубашка на завязках.

- Я не хочу! Не хочууууу! Пустите меня, все равно не помогает. Доктор Уиттон, два дня назад только анализы брали.

- Кирби, детка, успокойся, это были не анализы, мы брали кровь на обработку, вот сейчас обратно вернем, ты же знаешь, это твои клетки, чистые и здоровые. По-другому никак..., - полный сочувствия голос доктора Уиттон, ни чуть не замедлил действий медсестер.

Одна из женщин махнула рукой Бенедикту, чтобы тот подошел и пересадил девочку из каталки на стол.

- А это кто? Хоуп лучше ты меня держи! - слезы катились градом по лицу Кирби и она лихо спрыгнула со стола, но тут же была на удивление ловко перехвачена руками доктора Ванмеер и эта непродолжительная борьба произвела на Бенедикта огромное впечатление. Он тут же захотел прервать этот кошмар и метнуться к двери, но словно завороженный подошел к Хоуп и помог усадить девочку обратно на стол.

- Хитрюга! В прошлый раз ты меня укусила за плечо, а мне оперировать скоро, - и снова звонкий голос Хоуп, лишенный тягостных ноток жалости, словно девочке предстояла обыкновенная прививка. - Это Бенедикт, помнишь, я его представила всем, как волонтера, он то и будет тебя держать. Оцени! Все же лучше чем со мной обниматься?

Каким-то чудом Кирби хохотнула, немного истерично и кажется притихла, когда Хоуп показывала Бенедикту, как правильно удерживать ребенка: