Воспоминание о том ощущении, об объятиях Скотта и не давало Райлану спать. Это было приятно — более, чем приятно, — и теперь, осознав, что его влечет к сводному брату, он лежал и сражался с чувством вины.

Все не так, яростно сказал себе Райлан. Ты не какой-то там извращенец, которого заводит табу. Но, по сути, Скотт был для него почти незнакомцем, фантастически привлекательным незнакомцем. Вот у него и возникли подобные чувства. Это было вполне естественно, а не странно. Должно было быть.

Скотт застонал во сне. Этот глухой, хриплый звук отскочил Райлану прямо в пах, и его яйца поджались. Неожиданно Скотт пинком сбросил с себя одеяло и встал, и Райлан поспешно лег на живот и притворился, что спит. Скотт открыл дверь и вышел. Вскоре зашумевший в туалете слив подсказал Райлану, что потревожило его сон.

Не открывая глаза и стараясь дышать ровно и глубоко, Райлан слушал приближающиеся шаги. Они ненадолго остановились возле матраса, словно Скотт проверял, как он спит. Скрипнула кровать. Скотт снова лег, но вместо похрапывания Райлан услышал шорох и сдавленный вздох. А затем ритмичные звуки — знакомые звуки того самого акта, которым Райлан побаловал себя, когда перед сном ходил в душ. О боже.

Дыхание Скотта стало сиплым, неровным. С его губ срывались короткие стоны, которые он явно старался сдержать. Райлан крепко зажмурился и вжался в подушку, слушая, как его сводный брат самым доступным из способов снимает стресс последних часов. Он начал тереться бедрами о матрас, толкаясь в него своей до боли твердой эрекцией и ускоряясь в такт движениями Скотта.

Набравшись смелости, он приоткрыл глаза и поблагодарил лунный свет, струящийся сквозь открытые жалюзи и падающий на кровать, где лежал, выгнувшись, Скотт. Одной рукой он щипал себя за сосок, а второй работал между поднятыми и раздвинутыми коленями.

Внезапно Скотт, запрокинув голову, замер, и Райлан всем своим существом пожалел, что не видит сливочно-белые струи, которые выплескивались сейчас на великолепную кожу его живота и груди. Райлан слизал бы все подчистую, до капли, и скормил бы Скотту своим языком…

Мысль толкнула его через край, и он, вжавшись членом в матрас, бурно кончил в пижамные штаны, изливаясь резкими, агонизирующими толчками. По его животу распространилось тепло. Чтобы не закричать, он изо всех сил вцепился зубами в подушку, скручивая в кулаках простыню около головы.

Пока он лежал, не смея пошевелиться, Скотт встал и вытерся чем-то — скорее всего, полотенцем, которое сохло на спинке стула в углу. Райлан услышал, как он лег обратно в кровать. Потом до его ушей долетел полувздох-полустон и наконец тихое похрапывание, сообщившее о том, что Скотт снова заснул.

Райлан встал и стащил холодные, липкие трусы и штаны, после чего забрался голым под одеяло, решив, что поиск чистых вещей в темноте наделает много шума.

Пока он засыпал, его опять затопило чувство вины. Он вторгся в самый интимный момент… мало того, получил от него удовольствие. Райлан не знал, сможет ли в будущем смотреть Скотту в лицо, вспоминать, как он стонал, как выгибался в оргазме, и не выдать себя стояком.

Пропади оно все.

Глава 4

Как оказалось, Райлан зря волновался, что нечаянно выдаст себя. После стычки с матерью Скотт стал возвращаться домой не раньше ночи. Он проникал в спальню через окно, исчезал в душе, а потом заваливался в кровать.

Каждое утро Лиза забирала его на автобусной остановке, и Райлан подозревал, что по вечерам Скотт пропадает либо у нее, либо в спортзале. В спортзале так точно, потому что проходили недели, и его тело становилось все более крепким, мускулистым, скульптурным.

В пятницу после скандала Боб предпринял попытку наладить атмосферу в семье — устроил «собрание», во время которого Скотт молча сверлил Хизер взглядом, пока та, поерзав, не выдавила из себя извинения, сказав, что «была в плохом настроении» и «сорвалась». Скотт ничего не ответил, только презрительно фыркнул в своем излюбленном стиле. Малыши все «собрание» ныли и баловались, из-за чего получили от матери нагоняй, а когда оно кончилось, Боб сделал всем по молочному коктейлю с мороженым и попытался притвориться, что все хорошо.

Райлан до боли в сердце переживал за отца. Он не переносил ругани дома и не понимал, почему люди не могут жить дружно. Сам Райлан втайне считал, что семейный психолог помог бы им больше, чем мороженое или притворство.

Практически все свое время Райлан проводил с Габриэлем. Они вместе сидели в автобусе, вместе обедали в школе. В знак солидарности Райлан потратил часть своих сбережений на то, чтобы проколоть себе уши и вставить броские «гвоздики» из циркония. Еще он побывал в парикмахерской, где попросил выбрить ему виски, а оставшиеся волосы покрасить в цвет лаванды. Мастер покрутила головой, но все-таки выполнила его просьбу. Боб отреагировал на его новый облик разинутым ртом. Хизер ничего не сказала, но отвращение в ее взгляде говорило само за себя. Райлан сохранил непроницаемое выражение на лице и решил, что ему все равно.

Когда утром он зашел с серьгами и с новой прической в автобус, там воцарилась мертвая тишина. Застыл даже Лестер, водитель. Райлан расправил плечи, сглотнул и, являя собой картину непринужденности и великолепия, пошел на свое обычное место около Габриэля.

— Педик!

Райлан вытянул шею в сторону автора этого глубокомысленного комментария и усмехнулся.

— Угадал с первого раза, Брэдли, — откликнулся он. — Но скажи, что меня выдало? У тебя отличный гейдар, я впечатлен. — Он с насмешливым одобрением поднял большой палец вверх.

— Иди соси член!

— М-м… с удовольствием. Предлагаешь свой?

Все вокруг зашумели. Лестеру пришлось даже прикрикнуть, пока дело не зашло далеко, но Райлан понял, что теперь его жизнь станет по-настоящему интересной.

Габриэль подтолкнул его локтем.

— Большущие яйца, чувак. Большущие яйца.

Райлан соврал бы, если б назвал свою жизнь распрекрасной. И в школе, где он терпел унижения, и дома все было паршиво. Боб после нескольких месяцев снова стал возить грузы, сославшись на то, что местная подработка не приносит достаточно денег.

— Помогай Хизер время от времени, ладно? Я сказал ей, что она может рассчитывать на тебя.

Райлан, который сидел в окружении своих младших братьев и качал на коленях Кару, кивнул. Скоро он понял, что «помогать Хизер» означало следить за тем, чтобы дети были накормлены, и укладывать их спать, потому что сама она к семи вечера уже была в стельку. Пьяная, она не вела себя как стереотипные алкоголики, не буянила, а впадала в какое-то апатичное оцепенение. Садилась со стаканом спиртного в старое кресло-качалку, стоявшее на крыльце, и, бормоча что-то под нос, курила одну за другой, после чего добредала до дивана в гостиной и вырубалась.

Райлан накрывал ее пледом и уводил детей спать, затем делал уроки, какие успевал, и засыпал усталым сном у себя на матрасе.

Однажды вечером, ближе к ночи, когда он доделывал задание по английскому, Скотт залез в спальню через окно и при виде Райлана, который сидел со скрещенными ногами, держа на коленях тетрадь, резко остановился.

— Привет, — тихо произнес Райлан, стараясь не смотреть, как Скотт раздевается и бросает одежду в маленькую корзину возле кровати. Когда он, оставшись в одних черных боксерах, начал копаться в комоде, доставая перед душем белье, Райлан не выдержал и обвел жадным взглядом одно из самых прекрасных тел, на которые ему когда-либо доводилось смотреть. Широкие плечи, узкая талия, длинные, мускулистые ноги, а задница… при виде округлых, подтянутых ягодиц у Райлана совершенно пересохло во рту.

Он порадовался, что у него на коленях раскрыта тетрадь. Скотт подошел к нему и — Райлан вздрогнул от неожиданности — развалился рядом с ним на матрасе. От него пахло потом, но то был чистый запах, очень мужской, и он не успокоил, а только раззадорил его бурлящие чувства.

Он закусил губу, когда Скотт, протянув руку, взъерошил его сиреневые волосы и пощелкал ногтем по кубику циркония в ухе.

— Ну ты и навел шороха в школе, — лениво промолвил он. — Объявил себя геем, спелся с Лезбухой Грейси.

Райлан повел плечом.