Я ехал на метро впервые за пять лет.

Пять долгих лет.

Я чувствую себя грязным, лишь при одной мысли об этом.

— Можешь немного притормозить! — Паркер подходит сзади.

Помедленнее? Он, должно быть, шутит. Мы пробежали три квартала от Кристофер-стрит, и я уверен, что, черт возьми, не остановимся. Я торможу на тротуаре и смотрю на внушительный особняк перед нами. Вот оно. Здесь живет она. Я считаю этажи. Это может быть окно в ее спальню. Нажимаю звонок.

Бзз.

Нет ответа.

Нажимаю снова.

Ответь, черт возьми.

И опять тишина.

— Не волнуйся, они, наверное, пошли купить котенка, — шутит Паркер. — Поехали.

Я поворачиваюсь.

— Паркер, большую часть прошлой неделе я провел взаперти, ухаживая за больным глазом и погубленным самолюбием. Я буду ждать вечность, если это означает, что я увижу ее. Даже если это будет лишь ее обнажённый силуэт в окне.

Паркер сует руку в карман.

— Извращенец.

Знаю. Знаю. Мне нужно с кем-нибудь переспать.

Пожилая леди с седыми развивающимися волосами шагает вдоль тротуара. Она останавливается у подножья каменных ступеней и подозрительно смотрит на нас.

Интересно.

Если она живет здесь, у нее есть ключ. Если у нее есть ключ, она мой лучший друг. Пришло время воспользоваться своим очарованием. Я смотрю на Паркера и киваю в сторону ее сумок с продуктами. Если мамочки и Пумы моя территория, то бабушки - территория Паркера. Я говорю о его улыбке. У него есть взгляд, который он приберегает для людей пожилого возраста. Это одновременно смесь обезоруживающей доброты и жалости, дополненная обворожительной улыбкой.

Просто посмотрите на него.

Паркер весело прыгает по ступеням вниз.

— Вот, позвольте мне помочь вам с ними.

Он пытается взять руку женщины, как порядочный гражданин, но ее это не устраивает.

— Убери от меня руки! Я счастлива в браке уже тридцать шесть лет.

Я прижимаю руку к раме, чтобы заблокировать ее движение.

Большая ошибка.

Она опускает голову, как бык перед матадором, и лезет в сумочку. Удивительно, но она поворачивается на пятках и Паркер падает на землю, как блок бетона. Теперь он катается по плитам, крича как банши, потому что старая ведьма брызнула ему в лицо перцовым баллончиком.

— Мои глаза! Я ничего не вижу!

Я отстраняюсь и пропускаю даму. Дверь захлопывается. Вход запрещен.

Черт.

Гулкий голос доносится сверху.

— Что, черт возьми, происходит?

Я смотрю вверх.

Это Керри и она с моей красавицей. Я прикладываю руки ко рту и кричу:

— Какая-то старая мышь брызнула перцовым баллончиком Паркеру в лицо. Ему нужна помощь.

Девочки ныряют обратно, затем через минуту дверь открывается, и выходит Керри с кусочком ткани.

Она наклоняется над Паркером.

— Ты спровоцировал миссис Ромирез?

— Черт, нет! — вздрагивает Паркер.

Керри скрипит зубами.

— Пошли, Спарки. Давай промоем глаз.

Вы это слышали?

Мы идем внутрь. Да благословит вас бог, миссис Ромирез, и вашу сумасшедшую паранойю.

Беря под руки Паркера, мы помогаем ему подняться наверх, где нас с каменным лицом встречает Элла. Она одета в черные штаны и мешковатую рубашку. Ее золотистые волосы убраны в хвост, а красивые глаза покраснели и припухли.

И все из-за меня и Придурка.

Она смотрит на синяк, и у неё на лице появляется сначала отвращение, а затем беспокойство. Керри и Элла обмениваются понимающим взглядом, как будто общаются на телепатическом уровне, который могут слышать и расшифровывать только женщины.

— Хорошо, ты тоже можешь войти, но предупреждаю, одно неверное решение, и я катапультирую твою задницу прямо в Бруклин.

Мы входим. Миссия выполнена. Почти.

Керри провожает ворчащего Паркера внутрь квартиры и усаживает его на диван.

Ух ты… Керри не шутила, когда сказала, что цветы были лишними. Это место похоже на траурный похоронный зал.

Я следую за Эллой на кухню. Она готовит кофе.

Она выглядит измученной, да?

Выражение ее лица нечитабельное и неприветливое. Я упираюсь рукой в стену и пытаюсь рассмешить ее.

— Я не люблю молоко, помнишь?

Она сладко улыбается.

Затем целенаправленно идёт ко мне с кружкой в руке. Только я собираюсь поздравить себя за то, что заставил ее улыбаться… как она выливает горячее молоко прямо мне на промежность.

Иисус Христос. Это больно.

Я стискиваю зубы и прислоняюсь к стене.

Продолжай улыбаться, Слэйд. Прими это как мужчина.

Она дразнит меня.

— Ой, похоже, рука соскользнула. Я знаю! Почему бы нам не назвать это член-с-молоком? За счет заведения!

Я это заслужил, не так ли?

Давайте расшифруем язык тела. Посмотрите, ее руки скрещены на груди, нога нетерпеливо постукивает. Все просто: она хочет убить меня.

Я тяжело сглатываю:

— Элла, я знаю, что должен был рассказать тебе о Тайлере. Прости, хорошо?

Она молчит.

Я покажу, насколько мне жаль. Хватаю деревянную ложку со стойки на стене.

— Элла, я знаю, ты злишься. Позволь мне побыть твоей боксерской грушей?

И сую оружие ей в руку.

Она насмешливо поднимает бровь:

— В самом деле? Ты уверен? Потому что я очень зла, Алекс.

Я киваю. Она поднимает ложку.

Удар.

Правый бицепс покалывает от боли.

Представь себе что-нибудь хорошее, Слэйд. Просто представь, что она шлепает тебя, сидя верхом.

Теперь она прыгает с ноги на ногу как боксер, готовый нанести удар.

— Я ненавижу тебя!

Ещё удар.

— Ты высокомерный засранец!

И опять.

— Я ненавижу вас, ненавижу мужчин!

Стыдно признаться, но это возбуждает. Я бы сейчас как следует отделал ее. Но учитывая мою текущую ситуацию, не буду говорить это вслух.

Удар.

— Вы все одинаковые! Засранцы.

Ещё удар.

— И знаешь что, Алекс. Ты прав. Это смешно.

Она отступает и копается в ближайшем ящике, не сводя с меня глаз.

Элла достает чесночный пресс и щелкает ручкой вверх и вниз, издавая звенящий звук. Она держит его близко к моей промежности, слишком близко. С благосклонной улыбкой, она поднимает молоток для отбивки мяса и слегка постукивает им по ладони.

— Как насчет этого? Что-то заостренное?

Шлепки. Наручники. Воск. Шелковый шарф. Я авантюрный парень и пробовал все, но меня никогда не шлепали молотком для отбивных. Еще одно что-то новое с тех пор, как я встретил ее.

Я посылаю Элле ослепительную улыбку.

— Элла, может, начнем с затычек и колец для сосков, а потом уже перейдем к кухонным приборам?

Она изображает удушающее движение.

— Хорошо, хорошо, возьму мясорубку.

В любом случае мои яйца слишком опухли, чтобы влезть в пресс для чеснока. Она приближается и размахивает оружиями для пениса. Я облизываю губы в ожидании.

— Поскольку я пропустила занятия по хирургии в Корнеле, мне придется импровизировать.

Я умоляю ее:

— Если ты сделаешь это, через час у твоей двери соберется толпа разгневанных женщин. Подумай об этом.

Она проводит молотком по моему подбородку.

— Ты мог рассказать мне раньше! У тебя был шанс, но ты ничего не сказал.

Я вздрагиваю.

Женщина. Это горячо.

Она продолжает:

— Быть униженной таким образом перед всеми этими людьми.

Я качаю головой.

— Элла, если тебе станет легче, я хотел избить его, как только встретил. Прости, что не сказал тебе раньше, но у меня были на то причины... Как бы то ни было, ты выбрала не того парня.

От расправы меня спасает заходящая в комнату Керри. Которая тащит грустного Паркера за шкирку. Элла опускает молоток, в ее глазах все еще пляшут огоньки ярости. Не думаю, что она закончила со мной, не так ли?

Керри толкает Паркера на стол

— Продолжай моргать, Спарки. Вода не поможет. Ты должен поплакать.

Она сует руку под его футболку. Паркер хрипло стонет.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— Увидишь

— Ты сумасшедшая!

Вы видите. Она просто щипает его за соски. Керри подходит ко мне: