– Это то, чего ты хочешь?

– Да, – я тяжело дышала, выгибая бедра к его руке. Черт, да.

Прижав мое тело к стене своим весом, Шейн отстранился достаточно, чтобы посмотреть на меня. Глазами, похожими на стакан бренди рядом с мерцающей свечой. Так много оттенков коричневого и золотого.

– Скучала по мне?

Я рвано вздохнула, ногти впились в его шею, когда я боролась, чтобы сформировать единственное слово, на которое была способна.

– Да, – это было похоже на шипение.

Шейн давил все сильнее и глубже, его губы изогнулись в ухмылке от моих хриплых стонов. Удовольствие зашкаливало, закручиваясь внутри меня, давление нарастало. Я закрыла глаза, сжимая ноги вокруг его бедер. Дрожь пробежала по моему позвоночнику, заставляя меня затаить дыхание. Бездыханная, но совершенно живая. Сердце колотилось, конечности покалывало, кровь закипала. О, Боже.

Шейн вернул меня к жизни. Своим телом и своими словами. Тем, как он смотрел на меня, как говорил со мной. Как он трахал меня.

Я кружилась.

Падала.

Летела.

Плавала в месте, освещенном фейерверками и падающими звездочками.

Шейн крепче обнял меня, когда сквозь меня пробежала дрожь.

Нежно поцеловал меня, когда я спустилась на землю.

Как будто по сигналу, у двери раздался резкий стук, и Линн просунула голову в гримерку, отпрянув, как испуганная черепаха, когда увидела нас.

– Сейчас ваш выход, Шейн. Остальные уже подошли.

С диким ревом Шейн разорвал наш поцелуй, его руки сжали мои плечи, отстраняясь.

– Через минуту, – прорычал он.

Я размотала ноги и неуверенно на них встала.

– Тебе пора, – мои слова были на полтона ниже.

Шейн прижал ладонь к моей шее, большой и остальные пальцы кисти сжали ровно настолько, чтобы в голове запульсировало.

– Ты подойдешь? – спросил он.

– Я... – я заколебалась, опуская платье вниз, – ...приду. Просто...

Шейн снова поцеловал меня и сделал шаг назад.

– Не торопись, сколько бы ни потребовалось времени, – и затем он ушел, оставив только жгучий отпечаток его прикосновения на моей коже.

Шейн

Через два дня после того, как Делэни встретилась со своим отцом, мы с ней должны дать интервью, анонсы которого будет транслироваться всю следующую неделю, его кульминацией станет час в прайм-тайм. Тревис твердо верил в то, что «любая реклама – хорошая реклама», и хотя в действительности я не был согласен с ним, но понимал, что чем раньше я подниму тему скандала, тем скорее все забудется как страшный сон.

К восьми гостиничный номер был хаосом из людей, света и проводов. Пайпер увела Делэни в одну из спален, чтобы подготовить ее к съемке. Насколько я мог судить, моя девочка прекрасна такая, как есть – с ненакрашенным лицом, темной рекой необузданных волос. Мне нравилось, что ее губы все еще были опухшими от моих поцелуев, нежная кожа ее шеи хранила розовый след от укуса. Она выглядела как и должна –великолепной девушкой, которую хорошо и основательно трахали. Часами. Я.

Вот только сейчас я находился в другой комнате, где слишком много людей прикасались ко мне, разговаривали со мной. Тревис стоял с человеком в наушниках, являющийся буфером обмена между ассистентом режиссера. За последние несколько недель Делэни доказала, что понимает меня. Я обнажил всех своих демонов и секреты, и она столкнулась с ними лицом к лицу, а я использовал их как предлог, чтобы сбежать. Побег. И вот в мою никчемную жизнь брошен еще один крученый мяч. Этот дурацкий контракт.

В первую ночь, когда Делэни приехала в мой пляжный домик, я поцеловал ее, желая сделать больше. Пока она не сказала то, что я пытался с тех пор опровергнуть. «Не делай меня своей шлюхой». Ну, теперь весь мир думает, что она именно такая. Моя шлюха.

Но это не про нее.

Делэни Фрейзер была для меня всем.

Собственнические чувства стучали в моих жилах вместе с кипящей яростью. Определенно не тот настрой, чтобы давать интервью. Мне стоило быть отчужденным, безличным. Но как я мог это сделать? Они говорили о моей девочке. Они причиняли боль моей девочке. У меня было только одно желание – уничтожить их.

Вероятно, то же самое почувствовала Делэни, увидев эту историю на своем телефоне. И мы использовали это. Направили всю эту ярость в горячий сексуальный марафон, который оставил нас полностью опустошенными. Это то, что мне было нужно сейчас. Нужно было потрахаться. А не давать гребаное интервью.

Администратор, наконец-то, ушел, не получив от меня ничего, кроме серии ворчаний и враждебных взглядов. Он был на взводе и встревоженным, мне хотелось разорвать его на куски.

– Послушай, – сказал Тревис, – я знаю, что ты злишься. Я все понимаю. Эта херня случилась под моим присмотром. Я тоже в бешенстве. Но у нас есть шанс разобраться с этим, Шейн. Тебе нужно сделать шаг вперед. Не только ради себя, но и ради «Nothing but Trouble». Парни зависят от тебя. Делэни зависит от тебя, – и вот гора слов, которую он на мне выговаривал, начала обретать смысл.

Я вдохнул поглубже, убрав руки со стула и жестким кивком попросил продолжать.

– Хорошо. Это не какой-то скользкий репортер из еженедельника «In Touch». Это центральное телевидение. Это Майк Льюис. Команда профи. Гарантирую, что они сделали свою домашнюю работу на «отлично». И у тебя, и у Делэни есть скелеты в шкафах. И мы должны предположить, что они нашли большинство, если не все, из них.

Мои глаза загорелись.

– Что ты пытаешься сказать?

– Шейн, это не шутки. Все не так плохо. Пусть все вылезет сразу, а не по крохам: немного в «People», часть в «TMZ», что-то в «Radar Online». Это не принесет нам никакой пользы. Нам нужна крупная телесеть, чтобы засветится так ярко, что не останется теней.

Я даже представить себе не мог жизнь без теней. Как только я сходил со сцены, то нырял в темноту, как крот в туннель. Бог знал, что тьма достаточна большая.

–Ты думаешь, они знают... – я даже не могу выговорить этого.

– Об аварии? Определенно, Делэни. И, наверняка, твоей. Мы официально изменили твое имя на Шейна Хоторна, но есть еще бумажный след, если копнуть достаточно глубоко.

– Твою мать, – Шон Саттер умер в ту же ночь, что и Калеб. И сегодня он восстанет из могилы и будет транслироваться в каждом доме в Америке. Я был шестнадцатилетним подростком, когда сбегал. К тому времени, когда Шейн Хоторн впервые вышел на большую сцену, мне было за двадцать — блестящий новый продукт известной студии, выпускающей мои альбомы. Я вырос еще на несколько сантиметров, прибавил мускулов к своему подростковому телосложению. Единственный, кто узнал меня, был Гэвин, но я был слишком пьян, чтобы запомнить хоть что-то.

Сейчас мне почти тридцать, и мне есть что терять.

И если я потеряю Делэни, все остальное для меня уже не будет иметь значения.

Глава Девятнадцатая

Делэни

Пайпер едва перевела дыхание за последний час, безостановочно болтая со мной и людьми, работающими над моей внешностью. Это было настоящим подвигом, так как потребовалось шесть смен одежды, чтобы выбрать простое белое платье-футляр, на спине которого при помощи булавок держалось микрофонное устройство, плюс два часа на макияж и прическу.

Разминая пальцы, чтобы не поцарапать щеку – по-видимому, телевидение требовало другого уровня косметического нанесения, чем журналы и веб-сайты, потому что макияж на моем лице должно быть был толщиной в пару сантиметров – я пересматривала свои заметки из ускоренного семинара по общению тет-а-тет с публицистом Шейна.

Не смотреть вверх, когда думаю о вопросе.

Не ерзать, не «эээ-кать», не повторять «короче».

Отвечать только на заданный вопрос, быть краткой и милой.

Постоянно бросать любящие взгляды на Шейна, но свести прикосновения к минимуму.

У меня также был список потенциальных вопросов, и я практиковалась в ответах, пока не смогла дать их во сне.