И. П. Калабин

Над входом в кафе-закусочную по Левашовскому спуску висела надпись: «Здесь подают ситро как шампанское, а барашка — как землянику». Кафе посещал простой люд, преимущественно матросы и рабочие порта. Местная знать и офицерство здесь почти не бывали. Не без участия владельцев соседних кафе и ресторанов распространялось мнение, что там, где «барашка подают как землянику», блюда сомнительного качества. Владелец кафе-закусочной Исай Марков не опровергал этих слухов и не особенно заботился о привлечении новых) посетителей. Кафе ведь было особенное. За большим буфетом, уставленным бутылками и графинчиками, имелась потайная дверь в маленькую подвальную комнатушку. Здесь подпольщик Николай Прокофьев мастерил «адские машины» — взрывные устройства с примитивными часовыми механизмами. Когда «адская машина» взрывалась, треска и грохота было много, но сила взрыва была незначительной. Это были как раз те «адские машины», которые требовались Морскому комитету. И кафе, и крошечная мастерская при нем — все это являлось предприятием Морского большевистского комитета, а «владельцем» кафе был член партии с 1916 года, бывший матрос Исай Марков.

Задача, поставленная перед Морским комитетом, была не из легких: выводить корабли из строя, но не губить экипажей. Вот и решено было организовать взрывы на кораблях при помощи марковских «адских машин».

Взрывное устройство ставилось чаще в туннеле гребного вала парохода, заводился часовой механизм на определенный час. Не раз подпольщики наблюдали с крутого берега за взрывами на пароходах. Но иногда взрывов не получалось. Так было с пароходом «Полимитис». Участник подполья боцман Антон Кривошеев установил в сочельник, 24 декабря, на «Полимитисе» «адскую машину». 25 декабря в 12 часов дня должен был раздаться взрыв, но ничего не произошло. На второй день «мина» была обнаружена. Антона Кривошеева и других матросов арестовали. Два дня продолжались поиски, среди экипажа распространился слух, что и вторая «мина» где-то заложена. Не разгрузившись, корабль ушел из Одессы в другой порт.

Готовился взрыв и на белогвардейском крейсере «Кагул». Когда крейсер стоял в порту, то в группе рабочих, производивших ремонтные работы, находился и коммунист Василий Зубков, бывший председатель судового комитета броненосца «Синоп». Он и вел подготовку к взрыву. Дело приближалось к концу. Назначили день доставки взрывного устройства на крейсер. Но накануне этого дня один из организаторов взрыва был арестован, замысел подпольщиков не осуществился.

Командование крейсера вынуждено было приостановить ремонт на две недели, пока из Севастополя не были привезены новые рабочие.

Вскоре удачно был взорван греческий пароход «Леополис», доставивший из Англии 300 тысяч пудов военных грузов. На его ремонт ушло более месяца, а выгрузка задержалась на две недели. Были подорваны также пароходы «Маргарита», «Тигр» и одно французское судно. Морской комитет напечатал воззвание к судовым командам, в котором призвал экипажи покидать корабли и сходить на берег, не помогать деникинцам использовать суда против Советской власти ^{51}.

Воззвание Морского комитета, подкрепленное взрывами на белогвардейских судах, сыграло большую роль в деморализации судовых команд. Секретарь Морского комитета Михаил Горев, ныне персональный пенсионер, пишет в своих воспоминаниях:

«Тревога была колоссальная. Некоторые члены команд воспользовались этим, чтобы уйти с судов, мотивируя уход боязнью за свою жизнь. Белогвардейцы объявили мобилизацию всех лиц, знающих морское дело, но это не помогло, суда не могли нормально уходить в море. Белогвардейцы не смогли полностью вывезти награбленное имущество, и некоторая часть флота стала впоследствии достоянием Советской власти» ^{52}.

У белогвардейцев было мало пароходов. Военные власти конфисковали почти все частные пароходы и моторно-парусные суда. Но многие команды враждебно относились к Деникину, часто помогали подпольщикам. Капитаны отдельных судов выполняли поручения Морского комитета партии. Капитан парохода «Возрождение» Алексей Зотов по заданию Морского комитета перевозил грузы конторы «Русь». В накладных указывалось, что из Одессы в Николаев отправляется 10 ящиков болтов для крестьянских телег, а в действительности отправлялись патроны для партизанско-повстанческих отрядов. Под видом соды отправлялся порох. На парусном судне «Мечта» шкипер Константин Лозинский отвозил в Николаев винтовки для партизан «Баштанской республики». Как-то поздней осенью военные власти отправили из Одессы в Ялту 300 мешков муки для Крымского полка. В пути у Тендровского маяка Лозинский выбросил 200 мешков и составил акт, что судно попало, в шторм, терпело бедствие и экипаж судна был вынужден выбросить часть груза.

Однажды, это было в октябре, в таможне порта меньшевик Сухов читал лекцию «Два лица большевизма». На лекции присутствовали члены французской военной миссии, консульства Франции, офицеры французского крейсера «Скарп». В это же время с французского транспорта происходила выгрузка военного обмундирования, точнее, солдатских ботинок для «Добровольческой» армии. Одновременно судно доставило ящики с патронами к пулеметам. Когда ящики с патронами были выгружены, белые офицеры, приемщики груза, установили, что в них вместо патронов — гвозди. Командир «Скарпа» капитан Мюзельс распорядился прервать лекцию Сухова, немедленно созвал всех офицеров, сообщил им о подмене груза и приказал создать патрульные отряды, чтобы любой ценой найти ящики с патронами. В розыски включились охрана порта — юнкера, английские моряки. Но пропавший груз как в воду канул. Три месяца спустя, уже при Советской власти, на дне моря (около стенки причала) были обнаружены ящики с патронами.

Среди архивных бумаг сохранился документ за подписью начальника американской военной миссии в Одессе полковника Талеса. Это было его второе письмо начальнику порта с настойчивым требованием разыскать груз, доставленный итальянским крейсером «Пиза» для нужд миссии. Все бумаги о доставке и приеме груза из 18 ящиков были в порядке, с надлежащими росписями и печатями, но кто получил груз и куда он делся, не было установлено. Полковник Талес даже виделся, как он выражается в письме, с «предводителями одесского малоинтеллигентного мира», т.е. с налетчиками, и они заверили его, что «не желая давать повод к международным конфликтам, работают только со своим буржуазным классом».

М. М. Горев

На пароходе «Афон» Морской комитет имел двух членов партии — Всеволода Степичева и Павла Курко. Они находили поддержку у большинства членов экипажа. Пароход совершал рейсы между портами Черного моря и ходил по маршруту Одесса—Константинополь. На этом и ряде других судов Морской комитет отправлял подпольщиков в другие порты. В конце декабря за границу были переправлены Елена Соколовская и Владимир Деготь, видный революционный деятель Румынии Михаил Бужор. В одесской больнице лежал больной Тенгиз Жгенти, делегат I конгресса Коминтерна, один из активных партийных и военных работников юга Украины. Морской комитет отправил его в Батуми.

Губком партии и Областной военно-повстанческий штаб не встречали трудностей с переброской работников подполья на судах белогвардейского флота. При необходимости проездные документы можно было получить и в контрольно-пропускном пункте, который был создан группой офицеров с целью наживы. Пункт этот находился на поставленном на прикол судне «Тургенев». Интересно, что этому пункту удалось просуществовать нераскрытым почти до дня бегства белых из Одессы. Только за три дня до оставления города деникинские власти узнали о фиктивном «контрольно-пропускном пункте», хотя он находился в каких-нибудь 200-х метрах от их официального контрольно-пропускного пункта.